— За несколько месяцев до поездки в Атланту я выступал на чемпионате Европы в Венгрии и порвал там грудную мышцу. Образовалась гематома в полтора килограмма. Именно Охапкин как главный врач команды должен был решить, где меня оперировать: в Центральном госпитале Будапешта или дома, в России. Учитывая сложность ситуации, он взвалил на себя огромную ответственность и отдал предпочтение хирургическому вмешательству на месте. Потом, знаю, ему пришлось выслушать огромное количество упреков, потратить массу нервов из-за этого. Валерий Сергеевич нянчился со мной, как с младенцем: рука у меня не поднималась, не отходила даже на десять сантиметров от тела. Сложно было убедить себя, что ей можно просто ворочать. Что уж там про выступления на Олимпиаде говорить... Тем более времени оставалось катастрофически мало — всего полтора месяца. С другой стороны, на тот момент я был фактически единственным претендентом на место в сборной в супертяжелой весовой категории. Ребята, которые шли за мной, не очень верили, что смогут пробиться в состав, и в нужный момент оказались не готовы. Надо было защищать честь команды, вопрос об отказе от поездки даже не стоял.
Венгерские врачи после операции сразу сказали: максимум, что тебе гарантируем, — через 9 месяцев сможешь манипулировать вилкой за обеденным столом. Кстати, это тоже удивительные люди. Оперирующий хирург Иштван Беркеш работал с венгерскими борцами, для которых мы были конкурентами. Ему помогал Атилла Павлик, проводивший послеоперационное восстановление. У меня с ними был договор: я пытаюсь поехать на Олимпиаду, они включают в справочник описание моей операции. В итоге вышло то и другое. И первая поздравительная телеграмма, которая пришла в Атланту после моей победы, была именно от венгерских врачей.
— Не могу сказать, что до сих пор просыпаюсь в холодном поту. Хотя по-прежнему отношусь к тому поражению очень сложно. Никак не смирюсь с ним. С Гарднером мы периодически встречаемся, общаемся совершенно нормально. Та победа изменила всю его жизнь: Гарднер стал знаменитостью, олимпийским чемпионом. Что я могу сказать, молодец...
— Встреча с ним произошла в аэропорту Домодедово — знаете, это такие записки из дорожного саквояжа... Была нелетная погода, мы репетировали посадку и высадку из самолета. Загрузимся на борт, посидим немного, потом следует команда: «Отбой!» И снова направляемся в зал ожидания. Когда я в очередной раз зашел в автобус, который отвозит пассажиров к самолету, за спиной раздался голос: «Да ты кепку низко не надвигай! Я тебе свой инфаркт уже простил». Гляжу, какой-то мужик стоит. «В смысле?» — интересуюсь. «Когда смотрел финальную схватку, очень болел за тебя, — продолжает он. — Ты проиграл, а меня из-за этого тряхануло до инфаркта». Что мне оставалось? Только извиниться... И я понимаю, что этот человек не одинок. Лучше всех на эту тему высказался один мой близкий друг. «Сашенька, — заметил он, — из известного борца по ходу финальной встречи в Сиднее ты превратился в серьезного драматурга: заставил плакать полстраны».
— Все вместе — ни разу не надевал. Стараюсь своей олимпийской коллекцией особенно не хвастаться. Несколько лет назад брал ее на встречу с учащимися кадетского корпуса, который патронирует Западно- Сибирская железная дорога. Есть у нас в Сибири такая программа: знаменитые спортсмены встречаются с людьми, делятся воспоминаниями. Меня пригласили принять участие и убедили, что медали нужно надеть обязательно — показать ребятам... Это было лишь однажды, можно сказать — исключительный случай.
Что же касается Тихонова, среди всех его титулов вы забыли упомянуть одну немаловажную деталь — он тоже из Новосибирска. Помню, нас — юниоров — в качестве знака большого доверия пригласили на городской День физкультурника. Мы переодевались в здании оперного театра, готовились к параду, и тут пришел Александр Иванович. Снял пиджак, положил его в пластиковый чемоданчик, а оттуда вытащил свои доспехи — ленту с пришитыми орденами и медалями. Это было что-то неимоверное: мы стояли и в ошеломлении смотрели на него, разинув рты. Памятуя, с каким трудом Тихонов надевал эту ленту, я не пытался повторять эту операцию. Хотя, конечно, комплекция у нас с ним разная, я намного крупнее.
— Все было очень банально: американцы вышли на меня через общих знакомых, позвонили и пригласили на собеседование. Я съездил в Штаты, встретился с одним из продюсеров фильма. Прошел фотографирование, пробы, все было очень интересно. Вот только история развития не получила. Что за роль? Бородавка на морде динозавра. Да какая там может быть роль... Очередной русский бандит, который крушит все и вся. Какие, глядя на меня, могут быть еще ассоциации?! Ту же самую роль мне предлагали не только заокеанские создатели фильмов, но и наши. Помню, сборная готовилась к каким-то соревнованиям, в расположение команды пришла ассистентка режиссера с киностудии: «Снимаем эпизод про офицеров КГБ, которые отбывают в тюрьме срок, ведут разговоры на нарах. Нужны подходящие типажи». Я поинтересовался: «Девушка, почему к нам?» «Хорошие лица, — объяснила она. — Весовые категории разные, но все коротко стриженные и крепкие физически». «Спасибо большое, — отвечаю, — мы, видимо, пропустим этот праздник жизни».
— Ну вот, опять вы за свое. Сначала — «постамент», «пьедестал», теперь — «курируете»... Да ничего я не курирую. Знаете, на сколько категорий делятся борцы? На две — действующие и просто борцы. Понимаете, борьба — это на всю жизнь. Года два назад в сочинском пансионате «Весна», на базе которого функционирует одноименный с вашим собеседником спорткомплекс, я встретился с ребятами, поговорил.
