знака равенства между партийной демагогией и практикой. Как это обычно случается с политиками, переходящими на позиции «нового реализма», деятели ПРД отличались крайним цинизмом, превосходя в этом отношении правых.
Чем более очевидным становилась бессилие ПРД перед лицом государственного аппарата, действовавшего в тесном взаимодействии с местными и иностранными монополиями и «большим братом» из Соединенных Штатов, тем больше были колебания лидеров. Очевидным фактом стала эрозия массовой поддержки карденизма, деморализация активистов и стремление парламентских лидеров договориться о компромиссе с властью, опирающейся на коррупцию, фальсификацию выборов, запугивание населения и манипуляции общественным мнением. Общая деморализация левых, наступившая после. 1989 года, не могла не сказаться и на мексиканской оппозиции. К середине 1990-х она находилась в явном стратегическом тупике. В то же время правящие круги, опираясь на якобы полученный от народа мандат доверия, начали политику неолиберальных реформ, получившую в Мексике название «салинастройки» (по аналогии с горбачевской перестройкой и со схожими социальными результатами Для большинства населения).
В конце 1990-х годов ПРД удалось отчасти взять реванш за украденную победу, когда Карденас был избран мэром столицы страны – Мехико. Левая администрация в крупнейшем городе Латинской Америки и одном из крупнейших городов мира оказалась вполне эффективной, подтверждением этого стал повторный успех левых на муниципальных выборах 2000 года. Однако политика демократических уступок по отношению к оппозиции, приведшая к приходу ПРД к власти в столичном муниципалитете, сочеталась с подавлением индейской культуры и репрессиями против противников режима в отдаленных штатах.
Сапатизм воплощает народное разочарование в парламентаризме, которое оборачивается твердым пониманием того, что рассчитывать можно только на собственную волю и силы. Отвергая политических посредников, сапатизм возвращает массам веру в себя, а вместе с этим и надежду. Но выступая с оружием в руках, сапатисты не были враждебны ни парламентским институтам как таковым, ни парламентским Левым. На первых порах Маркос и его единомышленники оценивали ПРД скорее положительно. «Карденизм и сапатизм в разной форме представляют стремление угнетенных и бедных слоев общества отстоять свое достоинство, – писал близкий к сапатистам журнал «Viento del Sur». – И все же ни карденизм, ни сапатизм сами по себе не могут считать себя единственной оппозицией против режима со стороны мексиканского народа. Эта оппозиция выражается во множестве различных форм. Объединить разные формы сопротивления на основе взаимного уважения и терпимости необходимо, чтобы мы могли успешно вести свою борьбу – как трудящиеся, как граждане, просто как люди, защищающие свое достоинство».[427]
К сожалению, парламентские левые, по крайней мере на публичном уровне, проявили гораздо меньше симпатии к сапатистам, чем те – парламентским левым. Объясняется это не только страхом потерять роль единственного представителя оппозиционных масс, но и моральными проблемами, которые и создает подобное движение для деятелей, работающих в рамках институтов и подчиняющихся их логике. Но именно такое давление придает работе в институтах какой-то реальный политический смысл, не дает ей превратиться в простую симуляцию, Карденас попытался предложить сапатистам назначить свою партию их официальным представителем, но получил закономерный отказ: движение в Чьяпасе возникло Именно потому, что люди, наконец, захотели говорить от собственного имени, действовать как самостоятельная политическая сила, не позволяющая собой манипулировать. В свою очередь, когда представители ПРД оказывались избранными на посты губернаторов и другие официальные должности, они продолжали бороться против сапатистов теми же грязными методами, что и функционеры правящей Институционно- революционной партии (ПРИ). Немало жертв оказалось и на счету «эскадронов смерти», подкармливавшихся «прогрессивными» губернаторами.»
Вполне понятно, что к концу 1990-х годов ПРД, несмотря на общий рост демократических ожиданий в обществе, утратила роль лидера демократической оппозиции. Ведущей оппозиционной партией стала праволиберальная Партия национального действия (ПАН). В 2000 году ее кандидат Висенте Фокс (Vicente Fox) впервые в истории Мексики одержал победу над кандидатом правившей на протяжении десятилетий ПРИ. Одним из политических козырей Фокса было обещание возобновить переговоры и достичь прочного мира в Чьяпасе на основе соглашения с сапатистами. В истории Мексики началась новая эпоха. Без выступления сапатистов в 1994 году ликвидация системы однопартийной власти, фактически существовавшей в стране, вряд ли была бы возможна. Но, пообещав демократические преобразования, ПАН одновременно решительно подчеркивала приверженность неолиберальному курсу, обострившему проблемы нищеты и социального угнетения в Мексике. Борьба сапатистов должна была продолжаться, но уже в новых формах.
На пресс-конференции, проведенной в Лакандонской сельве, Маркос обратился к новой власти с жестким предупреждением. «У вас не должно быть сомнений – мы ваши противники. Единственное, что под вопросом, – это каким образом будет развиваться наше противостояние: путем гражданским и мирным или же мы должны оставаться с оружием в руках и со скрытыми лицами, чтобы добиться того, к чему стремимся, что является, сеньор Фокс, не чем иным, как демократией, свободой и справедливостью для всех мексиканцев... За эти почти семь лет войны мы пережили двух глав государства (самопровозгласившихся «президентами»), двух секретарей министерства обороны, шесть государственных секретарей, пять уполномоченных «по мирному урегулированию», пять 'губернаторов Чьяпаса и множество чиновников рангом ниже... В течение этих почти семи лет мы все время настаивали на диалоге. Мы делали так потому, что это наша обязанность перед гражданским обществом, потребовавшим от нас заставить замолчать оружие и искать мирного решения... Если вы изберете путь честного, серьезного и уважительного диалога, то есть докажете на деле вашу готовность, не сомневайтесь, что со стороны сапатистов: ответ будет положительным. Так сможет возобновиться и начнет строиться настоящий мирный процесс...»[428]
Делегация, сапатистов прибыла в Мехико, выступала в Конгресе (сам Маркос в здание парламента не пошел, предпочитая общаться с народом на площади и в здании Антропологического университета). Власти обещали изменить политику в отношении Чьяпаса, индейцев и вообще энергично взяться за решение проблем, оставшихся от прежнего режима. Но ничего не было сделано. Маркос с товарищами вернулись в Лакандонскую сельву, Чьяпас продолжал балансировать на неустойчивой грани между войной и миром, а неолиберальная политика продолжала собирать урожай жертв.
В условиях, когда национальное государство все более становится инструментом транснационального капитала и бюрократии, а традиционная левая оппозиция, играя по правилам, демонстрирует полное бессилие, а зачастую – беспринципность и продажность, все более привлекательными становятся группы и лидеры, готовые эти правила нарушить. В 1970-е годы левые радикалы были одержимы романтическим культом вооруженной борьбы, в то время как большинство трудящихся все более возлагали надежды на институциональные реформы в рамках демократии. Напротив, в 1990-е годы бывшие радикалы дружно открещиваются от «терроризма», в то время как значительная часть общества, разочаровавшись в возможностях представительных органов и парламентской политики, испытывает все большую симпатию к людям, прибегающим к оружию. Речь не идет о террористах или «герильерос» традиционного типа, пытающихся захватить территорию, дезорганизовать власть, создать партизанский очаг и двинуться на столицу либо просто вымещающих на конкретных представителях власти свою ненависть к системе. Такая форма вооруженной борьбы представлен» в Латинской Америке начала XXI века в основном повстанческими силами в Кодумбдо.
Речь не идею о «слепом» терроризме, зародившемся в середине 1980-х годов, когда сторонники военизированных групп готовы были обратить свое оружие на ни в чем не повинных, случайных людей. Подобный «слепой» терроризм является детищем отчаяния, неслучайно первыми его носителями были палестинцы из движения «Черный сентябрь», подавленные не только невозможностью сражаться на равных с мощной израильской военной машиной, но и систематическим предательством других арабов. Позднее на той же почве среди палестинцев возникает движение подрывников-самоубийц (почему-то называемых в российской прессе «шахидами»), а в ходе второй Чеченской войны с подобными явлениями сталкивается и Россия. В Латинской Америке убийства безоружных людей и захват заложников практиковались боевиками из движения «Сендеро Луминосо» (Sendero Luminoso).
