сигнализируя о приближении чужаков, чем пытаясь угрожать путникам. То есть они никого не пугают, но службу свою несут. Люди стали выходить из жилищ. Справа показался верховой, видимо объезжавший овечью отару, и расслышавший шум.
Муус, попал в крепкие руки деда, который обнимал его, и что-то ласково говорил, тут подоспела и бабушка. А вот она особо миндальничать с внуком не стала. Просто потрепала по макушке и улыбнулась. Мальчик говорил настолько быстро, что Ника улавливала с пятого на десятое. Основная часть повествования была посвящена, конечно, удиранию от волков. И вот тут-то как раз возникло наибольшее количество вопросов. Звучали названия возвышенностей и речушек. Про волков-то пастухам всегда интересно знать. Чем живут, о чём мечтают.
Тем временем подростки отобрали у приехавших поводья лошадей и привязали их горизонтальному бревну, установленному на двух коротких вкопанных в землю столбиках. Сашка с удивлением отметил, что Ника обращает пристальное внимание на мельчайшие детали встречающихся им предметов. Вот тут её заинтересовало ремённое скрепление деревянных деталей.
Или, скажем, если Муус был одет в тканую одежду, покроем и пошивом знакомую, утеплённую стёганными элементами и подкладкой, то в нарядах обитателей стойбища преобладало то ли толстое сукно, то ли тонкий войлок, отчего покрой одеяний напоминал картонные доспехи, сшитые суровыми нитками с таким расчетом, чтобы материал не изламывался при движениях. В местах таких соединений использовались полоски ткани или кожи.
Эпизод своего спасения Муус изложил кратко, оснастив описание массой незнакомых Нике терминов, вероятно, означающих восхищение произошедшим чудом. Позабавила рекомендация, которую мальчик дал своим спутником. Что-то вроде того, что они служат духам или богам. Как всегда, когда имеешь дело с иной культурой, затрудняешься точно перевести все оттенки понятий, связанных с верованиями.
Потом последовала демонстрация заживающей раны. Яркий рубец, перечёркнутый следами стежков — да уж, наштопала Нюта. Крупная работа, выразительная. На зрителей она произвела сильное впечатление.
За этим последовала церемония представления гостей и хозяев. Спокойный неторопливый ритуал, который мальчик исполнил, придерживаясь, вероятно, давно выверенного традицией сценария и вставляя пояснения по-русски.
— Это бабушка Ызырга, что переводится как «сережка», а это дед, Пычахтай, что значит — «имеющий нож».
Ника убедилась, что диктофон работает, и выслушала имена остальных родственников, каждый раз исполняя жест вежливости — прикладывая к груди правую руку. Сашка просто повторял всё за ней, и внешне это выглядело учтиво.
Гостей пригласили в юрту.
Впервые попав в жилище древних хакасов, Ника глаз не могла отвести от убранства жилья. Кожаные сундучки, вероятно с одеждой или утварью. На решётчатом каркасе стен — мешки и сумки. С каким наслаждением она бы во всём этом поковырялась! Ведь то, что удаётся накопать археологам — лишь бледная тень этого огромного богатства!
Всё ей интересно. Очень хотелось запечатлеть интерьер на фотокамеру, но боялась, что вспышка может напугать людей. Девушка решила выждать. В это время, Пычахтай пригласил Сашу на улицу и стал осматривать лошадок. Разглядывая седло и уздечку, стремена и подковы, он что-то толковал и, ничего не понявший Сашка поклялся себе что, как следует, поднажмёт на «древнехакасский». Ясно ведь, что дед обсуждает с ним какие-то особенности монгольского лошадиного снаряжения, вероятно, сравнивая их с местным вариантом, но точно также он мог бы разговаривать об этом с самой лошадью.
Кстати! Подковы! Ведь их же, кажется, ещё нет. Или есть? У монголов — точно есть. А у хакасов?
Подошёл к лошадкам, что стояли у этой же коновязи и также внимательно осмотрел убранство нерассёдланой кобылки, на которой только что приехал брат матери Мууса. Точно, масса отличий. И, кроме языка он обязательно выучит названия всех этих ремешков, колечек и карабинчиков. И подковы тоже имеются, хотя и выглядят иначе. Наверное, в той книжке, которую он читал, писали о другом месте, или времени.
Дедок одобрительно закивал, видимо решив, что они прекрасно поняли друг друга. В том смысле, что да — отмечаются во всей этой сбруе важные отличия.
А жизнь в маленьком стойбище била ключом. Хлопотали женщины, внося в жилища прямоугольные брусочки кизяка и сосуды с водой, подростки, к которым присоединился и их спасённый, обсуждали ремённую плеть, по очереди выполняя ей удары по воздуху. В недавно пустынном и сонном селении все двигались и не позволяли Сашке себя пересчитать. А ведь их тут всего-то с десяток человек.
Справа сквозь войлочное покрытие юрты донёсся детский плач. Ребёнок заходится — вот как это определяет его мама. Одна из женщин заторопилась на призыв чада и скрылась из виду.
Он постарался переключить внимание на собак. Стал расспрашивать о них, ведь он вырос в доме, где на правах домашнего любимца жила мудрая овчарка. Жаль, что уже умерла от старости. Собачий век короче человеческого. Сашка с удовольствием наблюдал за вознёй толстолапых хвостатых подростков, треплющих друг друга за уши и бесстрашно подкатывающихся к нему под ноги.
Месяца четыре на вид собачатам. Уже не сосунки, но до обретения мудрости взрослых псов, держащихся поодаль от людей, им пока далеко. Впрочем, их матушка приблизилась и не спускала глаз с незнакомца. Понятно. Ещё опекает юную поросль.
Пычахтай бросил в свалку мясной обрезок, и вся толпа разом сменила приоритеты. Особенно выделялся один щенок, отталкивающий остальных, рычащий и кусающийся. Дед взял его за шкирку и протянул Сашке.
Жест благодарности.
Жест отказа.
И Сашка сам взял из кучи другой экземпляр. Явный флегматик, умудрившийся, тем не менее, просунуться сквозь сутолоку голов и лап и урвать себе часть угощения. Пыхчатай выглядел озадаченно, но выбору гостя не перечил.
Жест благодарности.
Ответный жест благодарности.
В юрте Ника осталась одна буквально на пару минут. Двустворчатая дверь сама собой затворилась, и цифровой фотик был приведён в действие быстрее, чем ковбои в вестернах выхватывают Кольт.
Через отверстие в середине крыши проникали лучи бледного, затянутого дымкой солнца, что позволяло не только перемещаться, не натыкаясь на предметы, но даже кое-что разглядеть. Разгоревшийся в прямоугольной яме, обложенной низким кирпичным барьером, кизяк выпускал короткие редкие язычки пламени, больше похожие на искры. Только не роящиеся в воздухе, а перебегающие по поверхности искусно сложенного маленького штабеля. Его вклад в освещённость визуально не фиксировался. Поэтому фотовспышка заметно резала глаз, да и наведение на объёкт производилось почти наугад. А ещё и спешка.
Всё! Успела! А вот и угощение.
То, что готовится мясо, причём жареное на каком-то добротном пищевом жире, Сашка унюхал давно. Потом манипуляции с котлом тоже не утаились от взоров разведчика. В общем, он рассчитывал на плов и буквально захлёбывался слюной от вожделения.
А это оказалась просто пшённая каша и просто жареное мясо. Скорее всего — баранина, он не был готов к тому, чтобы на основании органолептических данных сделать квалифицированное заключение. Кушать хотелось сильнее, чем знать правду. Беседа за едой не велась — таков обычай. Деловито поели, вежливо рыгнули — Муус предупредил, что так надо — и засобирались. Гостей никто не удерживал, не уговаривал погостить или хотя бы переночевать и дождаться утра, чтобы ночь не застигла их в дороге.
Нике подарили плащ из войлока. Жёсткий и неудобный, он совершенно не годился для того, чтобы скатать его и уложить в седельную суму. Щенка для Сашки уже держали, чтобы подать, когда он взгромоздится в седло, и на сворке три замечательных барана, предназначенных в подарок Нюте, готовы в
