на куче тюков. На коленях женщина держала клетку с надсадно орущим попугаем. – Крысы вот сбежали, и вообще… Дом вот оставили, хороший дом, и мастерскую. Растащат вот теперь…
– И пусть, – упрямо, словно продолжая спор, сказала женщина. – Перебьемся! Сил моих не было, монсеньор, ровно кол в горле стоял. Как отъехали, хоть дышать можно…
– Значит, это вы настояли?
– Я… Давно надо было, а мы все тянули.
– Как давно?
– Да с ночи Октавианской, будь она неладна, – подсказал муж. – Соседей жгли, чуть на нас не перекинулось, хорошо, ветер в другую сторону… Вот Марта и заладила, едем да едем, а третьего дня и вовсе уперлась. Ты, говорит, как хочешь, а я детей в охапку и к тетке. Насилу вот уговорил собраться как следует, а за Кольцо мы ни-ни! Знаем. Да и не к кому…
– Вы где жили?
– У Сливовой пристани.
Иноходец кивнул, будто это что-то объясняло, и полез за кошельком. Год назад он отдал бы все, но Проэмперадор, в отличие от Первого маршала мертвовозрожденной Талигойи, деньги считал. Получивший два полновесных старых талла мастер рассыпался в благодарностях, и Робер, чтобы не слушать, пустил Дракко в кентер. Они останавливались и заговаривали с уходящими еще дважды, и никто не смог внятно объяснить, почему именно сейчас сорвался с места.
– Кто его знает, Монсеньор, – подвел итог Никола. – Жизнь в Олларии не сахарная. Не толпой же валят, да и не первые они… Как мы мародерские шайки на дорогах прижали, так и потянулись. Сперва больше было.
– Сколько мы отъехали?
– Хорны три.
– Я ничего не чувствую, а вы?
– Ничего, но мы в любом случае вернемся, нас могут и не держать.
– И все равно доедем до Фрамбуа.
Никола не возражал, хоть и полагал затею бессмысленной тратой времени. Фрамбуа встретил Проэмперадора заколоченными трактирами и собачьим лаем, но пара заведений работала. На вывеске одного из них робко улыбалась девушка, неуловимо напоминавшая юную Катари. Робер покосился на спутника. Тот смотрел на картину, и лицо его было непривычно мягким, почти мечтательным.
– Знаете, Монсеньор, она очень похожа на икону, которую велел сжечь Окделл. Вы так ее и не видели.
– Я посмотрю, – внезапно пообещал Робер. – Все равно придется взять в особняке Алвы некоторые ценности.
Глава 3
Талиг. Оллария
400 год К. С. 5-й день Летних Молний
1
«Надорские» вепри местами подставляли солнцу отменную бронзу, а местами были заляпаны какой-то дрянью – караулившие опечатанный особняк южане и не думали их чистить. По-хорошему на ворота следовало вернуть воронов, но у Ро не доходили руки, а Росио, где бы и какие бы кошки его ни носили, меченные бывшим оруженосцем заборы тревожили вряд ли.
– Будьте свидетелями, – потребовал толстый мэтр Инголс, переводя взгляд с герцога Эпинэ на графиню Савиньяк и с графини Савиньяк на кучку чиновников тессории. – Я снимаю печати. К сожалению, мы не располагаем даже примерной описью находившихся в доме ценностей.
– У генерала Карваля не было времени, – напомнил Робер.
– Разумеется, – подтвердила графиня.
Мэтр аккуратно срезал печати и вытащил ключи. Скреплявшее их кольцо украшал оправленный в золото карас с накладным, тоже золотым, вепрем. Сбежавший молодой человек не сомневался ни в своем праве на дом, ни в своем праве на месть, ну и на жизнь после содеянного, само собой.
– Сударыня, прошу вас.
– Благодарю, мэтр Инголс.
В просторном вестибюле было прохладно и тихо, черный мрамор пола покрывал тонкий слой пыли, на коврах почти не видной. С высокого постамента пялился еще один вепрь, за его спиной багровело не знавшее побед знамя.
– Тут стояла обсидиановая ваза, – припомнила Арлетта. – Когда из Алвасете приезжала хозяйка, в вазу ставили цветы. Оставаясь одни, мужчины обходились кипарисовыми ветвями.
– Конечно, – спохватился Робер, – вы же знаете дом!
– Я здесь бывала, – уточнила графиня, разглядывая застланную золотистым ковром лестницу и светлые, явно новенькие, перила. У захватившего особняк юнца вкуса было больше, чем у обгальтарившего дворец анакса, и переделки вызывали не смешки, а ярость. Робер это если и не заметил, то почувствовал.
– Альдо добил мальчишку своим подарком. – Проэмперадор почти шептал, чтобы не слышали оставшиеся у двери чиновники. – Я должен был ему объяснить… Заставить, в конце концов!
Мэтр красноречиво, будто в зале суда, возвел глаза к опять-таки новому плафону, готовясь изречь нечто убийственное, но графиня оказалась проворней.
– Ты бы только отнял время у сна и города. – Арлетта уверенно подхватила Ро под руку и повлекла к лестнице. – Мальчик хотел таскать чужой жемчуг и чувствовать себя рыцарем, он таскал и чувствовал. Если благополучие имярек, в том числе и душевное, зависит от того, чтобы дым шел вниз, а дождь вверх, никто, никогда и никакими доводами не убедит его в обратном. – А теперь громко, четко и для всех. – Книги и шпалеры в Олларии сейчас не в цене. Я бы начала с утвари. Помнится, тут одних кубков хватало на полк…
Сын Жозины кивнул, только сын Мирабеллы оказался не промах. Хрусталь и фарфор он не тронул, но золото и серебро исчезли, как и жемчуг, и украшенное драгоценными камнями парадное оружие. Дом оставался богатым, только богатство это в полуразграбленной столице было мертвым. Личные комнаты «радовали» золотистыми и багряными драпировками, столы и бюро казались родными братьями дворцовых, и все это стоило денег. Как и повелительские цепи, линарцы, ливрейные слуги… В Надоре взять было нечего, и потомок святого Алана распродавал чужое, вряд ли представляя его истинную стоимость. А сколько вещей не имело цены, потому что помнило шаги, голоса, улыбки, песни…
Арлетта не видела сожженного Сэ и не так уж часто вспоминала сгинувшие в огне гобелены, но пожар был чище и честней. Сэц-Ариж не спал на простынях Арно и не лопал с тарелок Ли.
В кабинете, в старом кабинете соберано Алваро, ярость покинула берега. Женщина уставилась на очередной гербок, вцепившийся в стену между трофеями Арно… Ее Арно. Она прекрасно помнила эту охоту в горах Ноймаринен: Рудольф и Алваро переглянулись и вручили свои рогатины подросшим сыновьям, но Ли с Эмилем были в Лаик, и Арно с радостью тряхнул стариной… Позже граф Савиньяк обменялся добычей с маркизом Алвасете, а Рудольф поручил головы вепрей заботам чучельника. Кажется, его звали Кнуд.
– Прикажите убрать эти… скалы, – распорядилась графиня и, позабыв, что слуг в доме больше нет, рванула звонок – отвратительно желтый шнур с ослиной кистью на конце. – Ублюдок!
– Только не в юридическом смысле. – Мэтр Инголс оставался невозмутим. – Давайте взглянем на замену ковров и обивки с другой стороны. Могли ли подрядчики обнаружить во время работ тайники? Окделл жаловался на кэналлийцев, якобы разграбивших особняк. Самое ценное, без сомнения, слуги вывезли, и вряд ли это была посуда. Сударыня, вы согласны?
Арлетта подтвердила и нахмурилась. Не то Марсель, не то Росио перед самым отъездом сказал нечто важное. Кажется, все-таки сынок Бертрама… Вспомнить женщина не успела: отчего-то не перекрашенная дверь распахнулась, и взволнованный Сэц-Ариж сообщил о курьере от графа Ариго. Арлетта бездумно протянула руку, адъютант, само собой, не понял и уставился на Ро, тот кивнул.
Два из трех вложенных в знакомый футляр с ощерившимся котом писем в самом деле предназначались графине Савиньяк; на том, что толще, красовалась печать со спрутом. Придд. Приемыш Жермона и враг Арно. Неужели помирились? Любопытство требовало немедленного удовлетворения.
