торговли с состоянием мира. «Что смогла коммерция, кроме того, что изменила цели войны? Разве любовь к богатству не такая же всепоглощающая страсть, как страсть к власти и славе?» С пессимистическими доводами Гамильтона согласился и Джей, заметив в той же серии очерков, что «действительно, каким бы позорным для человечества ни являлся данный факт, государства затевают войны всякий раз, когда появляется возможность с их помощью достичь своих целей».[218] Америка, считали Гамильтон и Джей, должна управляться с выгодой для себя самой, как любая другая страна.
Несмотря на столь глубокие философские разногласия, взгляды отцов-основателей все-таки совпадали в одном весьма важном вопросе: Соединенные Штаты в состоянии эффективно обеспечить собственную безопасность, изолировав себя от европейского геополитического соперничества. Идеалисты и реалисты соглашались с тем, что безопасность Соединенных Штатов обеспечивается в силу естественных причин, а именно в силу удаленности страны от Европы. Президент Джордж Вашингтон кратко отметил этот факт в своем обращении к нации в 1796 году: «Наша обособленность и удаленность побуждают нас следовать иным курсом… Почему мы должны отказываться от преимуществ такого положения? Почему должны оглядываться на других? Почему наша судьба и благополучие должны зависеть от европейских амбиций?..»
Первоначально Вашингтон намеревался настаивать на том, чтобы Америка оградила себя от Европы лишь на несколько десятилетий, пока не окрепнет экономика и не сформируются американские вооруженные силы. Однако Гамильтон указал президенту на то, что уклонение от связывающих обязательствами союзов — догма, основанная на неизменности геополитических реалий, «общий принцип политики», — не может противостоять современным угрозам. Поэтому в обращении к нации Вашингтон окончательно охарактеризовал стратегию изоляции как «великое правило нашего поведения с другими государствами».[219]
Отцы-основатели были озабочены не только тем, как уберечь Америку от «пагубных европейских войн и лабиринтов ее политики», но также и тем, как ограничить влияние Европы на политику Соединенных Штатов.[220] Джон Адаме предупреждал, что, если США вступят в альянс с государствами Европы, «там найдут способы коррумпировать наших людей и влиять на процесс принятия нами решений, в результате чего мы окажемся лишь послушными марионетками в руках обитателей европейских кабинетов власти. Мы окажемся в центре политических интриг».[221] Поэтому Соединенным Штатам следует ограничиться собственным регионом и стремиться, как выразился Гамильтон, «стать арбитром Европы в Америке и научиться использовать притязания Старого Света в этой части мира в собственных интересах». Конечно, Европа в конце концов поймет, что теряет рычаги влияния на партнеров по другую сторону Атлантики. Но «агрессивные государства, — как заявил президент Вашингтон, — из-за невозможности осуществления своих претензий к нам едва ли отважатся на враждебные действия».[222] Таким образом, Соединенным Штатам останется лишь занять доминирующие позиции в новом мире. Гамильтон заключил: «Ситуация, в которой мы оказались, и наши интересы подсказывают нам стремиться к лидерству в решении вопросов американской политики».[223]
Такой внешнеполитический курс устраивал как идеалистов, так и реалистов. И те и другие считали, что Соединенные Штаты смогут достичь желанной цели — развития торговли, — не прибегая к необходимости брать на себя обременительные политические или военные обязательства перед другими государствами. Республика сможет свободно торговать со всеми, не становясь на чью-либо сторону, по Джефферсону — «мир, коммерция и искренняя дружба со всеми народами без всяких обязывающих альянсов».[224] Пэйн полностью с ним соглашался: «Поскольку вся Европа является рынком наших товаров, нам не следует налаживать особые контакты с какой-либо ее частью».[225] Доктрина, сочетающая развитие экономических и отказ от стратегических связей, совпадала со стремлением Джефферсона ограничить власть федерального правительства и защитить права отдельных штатов и отдельных граждан. Поскольку масштабная война потребовала бы значительных вооруженных сил и большей централизации власти, она угрожала не только американским внешним отношениям, но и внутренним институтам и свободам.
Отцы-основатели были людьми неповторимой индивидуальности, располагали уникальным опытом и проповедовали различную идеологию. Их разногласия по поводу фундаментальных вопросов государственного устройства были многочисленными и постоянно углублялись. Однако их мнение относительно нового внешнеполитического курса страны совпадало. Как заявил Вашингтон в своем обращении к нации, Соединенными Штатами необходимо управлять так, чтобы достигнуть «расширения наших торговых отношений [с другими государствами] при минимальных политических контактах».[226]
Выстраивание внешней политики в интересах новой республики повлекло за собой примирение не только идеалистов и реалистов, но и конкурировавших друг с другом регионов страны. С начала своего образования северные и южные колонии расходились в вопросах культуры и торговли. Более религиозно настроенные поселенцы тяготели к Северу. Конечно, они надеялись разбогатеть, но общественные интересы для них были важнее коммерческих. В условиях свободы культура Севера подверглась сильному влиянию кальвинистов, пуритан и квакеров. Ценностями северного общества стали упорядоченная свобода, взаимодействие, нравственность, прогресс. Кроме того, северяне были заинтересованы в развитии производственной экономики и поэтому выступали за протекционистские тарифы для своих зарождающихся промышленных предприятий. Благодаря этим ценностям и стремлениям и сформировался пацифистский подход к внешней политике, декларировавший принципы ненападения и отказа от использования военной силы.[227]
Юг привлекал поселенцев разного сорта: одни искали убежища от давления религиозных властей, другие — от моральных обязательств. Южные плантации были исключительно коммерческими предприятиями, не отягощавшими себя составлением социальных программ. Поселенцы избегали создания социальных институтов, которые могли бы вмешиваться в их повседневную жизнь. Индивидуальные свободы и привилегии превалировали над порядком и нравственным прогрессом. Кроме того, южане сильно зависели от экспорта хлопка и другой продукции своих плантаций. Поэтому они старались противостоять коммерческому протекционизму, навязываемому северянами.[228] Южная культура сформировалась вокруг либеральных ценностей. В прибрежных штатах она получила название «роялистской», а в континентальных — «шотландско-ирландской».[229] На этой основе возник более активный подход к внешней политике. Южане не придерживались позиции ненападения и, в отличие от своих северных соотечественников, спокойнее относились к идее применения военной силы. В то же время они ревниво охраняли права штатов и их жителей и, таким образом, выступали против чрезмерных внешнеполитических амбиций, способных привести к централизации власти и усилению федерального правительства. По мере того как аппетиты Америки в вопросах вмешательства в международные дела росли, упомянутые либеральные традиции эволюционировали в четкое осознание необходимости односторонних действий, подразумевающей ревностную защиту автономии страны именно тогда, когда благосостояние последней растет.
Культурные и политические различия между Севером и Югом едва ли повлияли на решение активно дебатировавшегося вопроса о взаимоотношениях республики с Европой. Было достигнуто соглашение, согласно которому Соединенные Штаты должны держаться подальше от Европы в геополитических спорах и сосредоточить свое внимание на Северной Америке. Однако по вопросам внутренней политики все-таки существовали сильные разногласия. Южане в основном поддерживали расширение Соединенных Штатов на запад, тогда как северяне, если и не выступали против, то испытывали относительно этого расширения двойственные чувства. Кроме того, находясь в большой зависимости от морских торговых связей, Юг выступал против усиления военного присутствия Британии в Канаде и вдоль побережья Северной Америки. Такая позиция сыграла важную роль в начале войны 1812 года.
Культурные и политические различия между Севером и Югом и их влияние на внешнюю политику усилились настолько, что стали предметом подковерной политической борьбы. Как заметил Александр Де Конде, историк, изучающий годы становления американского государства, споры вокруг внешней политики «доминировали над обсуждением внутренних проблем и жизни американцев как никогда впоследствии».[230] Одна из основных причин того, почему международные дела столь
