проведении сталинского политического курса во время и после войны. Инициатором пополнения состава ПБ был, разумеется, сам Сталин. Весьма характерной выглядит его аргументация предложения на пленуме ЦК, утверждавшем решения конференции:
«СТАЛИН. Мы здесь совещались, члены Политбюро и некоторые члены ЦК, пришли к такому выводу, что хорошо было бы расширить состав хотя бы кандидатов в члены Политбюро. Теперь в Политбюро стариков немало набралось, людей уходящих, а надо, чтобы кто-либо другой помоложе был подобран, чтобы они подучились и были, в случае чего, готовы занять их место. Речь идет к тому, что надо расширить круг людей, работающих в Политбюро.
Конкретно это свелось к тому, что у нас сложилось такое мнение – хорошо было бы сейчас добавить. Сейчас 2 кандидата в Политбюро. Первый кандидат Берия и второй Шверник. Хорошо было бы довести до пяти, трех еще добавить, чтобы они помогали членам Политбюро работать. Скажем, неплохо было бы тов. Вознесенского в кандидаты в члены Политбюро ввести, заслуживает он это, Щербакова – первого секретаря Московской области и Маленкова – третьего. Я думаю, хорошо было бы их включить»[301].
Конечно, решающим мотивом являлось не так называемое омоложение ПБ, а прежде всего выдвижение людей, на которых вождь мог вполне положиться в выполнении задач, которые неизбежно будут вставать в связи с приближавшейся войной. Вознесенский проявил себя как одаренный организатор и руководитель промышленности, прекрасный знаток экономических вопросов. Маленков же был особенно полезен в качестве человека, который хорошо знал партийные кадры и мог в этом своем качестве быть чрезвычайно полезным для Сталина. Словом, некоторые кадровые перестановки в высшем партийном эшелоне власти носили достаточно скромный характер и не предвещали собой прелюдию каких-то кардинальных перемен. Так что слова вождя об «уходящих людях» в ПБ едва ли стоило принимать всерьез. К тому времени состав ПБ был достаточно стабилен и во всем послушен Сталину и для пересмотра существовавшего положения не имелось серьезных причин. В литературе о Сталине бытует мнение, согласно которому старые соратники вождя считались сталинистами, а новые, вроде Хрущева, Берии, Маленкова, Вознесенского и некоторых других, получили своеобразный титул неосталинистов. Думается, что подобная градация довольно условна.
Можно без всяких преувеличений констатировать, что к началу Великой Отечественной войны состав высшего партийного руководства был вполне стабильным. Другой вопрос в том, насколько он окажется дееспособным и эффективным в условиях войны. Но об этом речь пойдет в следующих главах.
5. Отсчет пошел на недели и дни
Сейчас, из глубины прошедших лет, последние предвоенные недели кому-то кажутся цепью сплошных просчетов и непоправимых ошибок, допущенных Сталиным и вообще всем советским государственным и партийным руководством. Мол, многое можно было сделать иначе и тогда события развивались бы совершенно в ином русле – не было бы столь тяжелых потерь в первоначальный период Великой Отечественной войны. Неоспоримая логика и определенный резон в такой постановке вопроса, безусловно, есть. Однако, если оценивать ситуацию в более широком контексте, то лично мне кажется, что за несколько оставшихся до войны недель радикально изменить что-либо едва ли было возможно. Конечно, войска встретили бы противника более организованно, не было бы столь колоссальных потерь в авиации, отступление осуществлялось бы более организованно и т.д. Однако в принципиальном плане удар немцев являлся столь мощным и хорошо подготовленным, что сдержать его тогда Советская Россия оказалась неспособной. Ошибки и просчеты сыграли свою роковую роль, но не они определяли ход войны на первом ее этапе. Данное утверждение, разумеется, не имеет ничего общего с попытками обелить Сталина и умалить степень его вины за неудачи начального периода.
Полагаю, что прав был Молотов, когда, касаясь просчетов в определении срока нашествия Германии на Советскую Россию, сказал следующее: «Да, просчет. Но июнь один уже прошел. Июнь 40-го прошел, и это настраивало на то, что пройдет и июнь 41-го. Тут был некоторый недоучет, я считаю. Готовились с колоссальным напряжением, больше готовиться, по-моему, невозможно. Ну, может быть, на пять процентов больше можно было сделать, но никак не больше пяти процентов. Из кожи лезли, чтоб подготовить страну к обороне, воодушевляли народ: если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы! Ведь не заставляли засыпать, а все время подбадривали, настраивали. Если у всех такое напряжение было, то какая-то нужна и передышка…»[302]
Сам Сталин, превосходно знавший русскую историю и историю нашествия Наполеона на Россию, также питал иллюзии, что Гитлер в связи с операциями на Балканах и в целом войной с Англией повременит с нападением на Советский Союз. С чисто климатических и географических соображений подобное нападение следовало производить не позже июня, поскольку в затянувшейся кампании свою роль начнут играть факторы географии и климата – огромные пространства, слабо развитая сеть дорог и коммуникаций, осенняя распутица, а затем и пресловутые русские морозы. Но Сталин не учел – да и не мог по природе вещей учесть – одно исключительно важное обстоятельство: фюрер планировал вести не обычную войну, а блицкриг. Видимо, Сталину и в голову не могла прийти такая шальная мысль, что германский фюрер намеревался разгромить Советский Союз в считанные месяцы, а то и недели, как это удалось ему в войне против западноевропейских стран. Опыт Франции вскружил лидеру третьего рейха голову, и он окончательно утратил способность мыслить трезво и реалистически. Что касается Сталина, то ему трудно поставить в вину самонадеянность Гитлера, хотя занимаемое им положение требовало учитывать не только возможное, но и невозможное. Здесь им была совершена крупная военно- политическая и стратегическая ошибка.
Конечно, советский вождь делал все, чтобы хотя бы еще на месяц оттянуть начало войны. А это было равнозначно тому, что начало неизбежной войны откладывается на год, если учесть сказанное выше. Но, увы, это было выше его сил и возможностей. Но нужно сказать, что им предпринимались все меры, чтобы добиться этого.
Явным и довольно симптоматичным в этом плане было назначение Сталина главой советского правительства – Председателем Совета Народных Комиссаров. Это решение Политбюро было принято 4 мая 1941 г. Оно называлось «Об усилении работы Советских центральных и местных органов». Текст его гласил:
«I. В целях полной координации работы советских и партийных организаций и безусловного обеспечения единства в их руководящей работе, а также для того, чтобы еще больше поднять авторитет советских органов в современной напряженной международной обстановке, требующей всемерного усиления работы советских органов в деле обороны страны, – ПБ ЦК ВКП(б) единогласно постановляет:
1. Назначить тов. Сталина И.В. Председателем Совета Народных Комиссаров СССР.
2. Тов. Молотова В.М. назначить заместителем Председателя СНК СССР и руководителем внешней политики СССР, с оставлением его на посту Народного Комиссара по иностранным делам.
3. Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию ПБ ЦК первым секретарем ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточного времени работе по Секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А.А. заместителем тов. Сталина по секретариату ЦК, с освобождением его от обязанности наблюдения за Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б).
4. Назначить тов. Щербакова А.С. секретарем ЦК ВКП(б) и руководителем Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), с сохранением за ним поста первого секретаря Московского обкома и горкома ВКП(б).
II. Настоящее решение Политбюро ЦК ВКП(б) внести на утверждение Пленума ЦК ВКП(б) опросом»[303]
.
