сын Ф. Рузвельта Эллиот Рузвельт (см. Эллиот Рузвельт. Его глазами. М. 1947. С. 46). О мнении американских военных кругов сообщает тогдашний американский военный министр Стимсон: „По оценке офицеров службы разведки военного министерства, – пишет он, – кампания могла продлиться лишь от одного до трех месяцев“ (H.L. Simson and Mc George Bandy. On Active Service in Peace and War. N.Y. 1947. p. 383). Американский историк Флеминг подчеркивает, что „подобное мнение было широко распространено среди военных должностных лиц как в Соединенных Штатах, так и в Англии. Все они были согласны в том, что немцы пройдут через Россию как нож через масло“ (D.F. Fleming. The Cold War and its Origins. 1917 – 1960. Vol. I. London. 1961. p. 137
). Американский историк Шуман пишет: „… Западные военные эксперты… считали, что у СССР нет шансов уйти от полного разгрома его фашистской Германией в течение шести недель (генерал Маршалл) или максимум трех месяцев (английский генеральный штаб)“ (F.L. Schuman. Russia since 1917. N.Y. 1957. p. 280
)»[390]
.
Наряду со скептицизмом, сквозившим буквально во всех высказываниях авторитетных западных политических и военных деятелей, имели место и прямые, ничем не замаскированные надежды кругов, заинтересованных в том, чтобы Советская Россия, а также Германия вели войну до своего полного изнеможения. Широко и печально известна идея, публично озвученная тогдашним сенатором, а после смерти Рузвельта ставшим президентом Г. Трумэном: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах»[391]
.
Конечно, тех, кто столь пессимистически оценивал перспективы войны между Советской Россией и Германией, нельзя обвинить в том, что они руководствовались при этом исключительно антисоветскими убеждениями и настроениями. Хотя к «поклонникам» коммунизма их также отнести нельзя. Видимо, скоротечные победы Гитлера, а главное – наши первоначальные неудачи, сыграли главную роль в таких оценках. Жизнь опрокинула прогнозы даже столь умудренных и проницательных деятелей, как Черчилль. В какой-то степени, не прямым, а косвенным ответом на эти прогнозы может служить мнение И. Дойчера, который подметил некую главную особенность созданной Сталиным системы власти и управления. Он писал: «Несмотря на все свои просчеты, Сталин отнюдь не был в состоянии неподготовленности, чтобы встретить развитие критической ситуации. Он солидно вооружил свою страну и реорганизовал ее вооруженные силы. Его практический ум не был связан преданностью какой-либо односторонней стратегической догме. Он не убаюкивал Красную Армию ложным чувством безопасности под защитой какой-либо разновидности линии Мажино, статическая система которой привела к уничтожению французской армии в 1940 году. Он мог полагаться на обширные российские пространства и суровый климат. Никто уже не мог теперь ставить под сомнение его лидерство. Он достиг абсолютного единства командования, что является желанной мечтой современных стратегов» [392].
Огромная, можно сказать, неограниченная власть Сталина давала ему возможность принимать и осуществлять в максимально короткие сроки решения, на реализацию которых в другое время потребовалось бы большое время. Одной из таких задач была эвакуация промышленных предприятий, населения и сырьевых ресурсов в восточные районы, введение в строй действующих предприятий, эвакуированных на Урал, в Сибирь, среднеазиатские республики и в другие места.
В первые полгода войны из западных районов вывезли на восток оборудование более 1360 крупных промышленных предприятий, имевших первостепенное значение для обороны страны. Это было невиданное в истории перемещение людских масс и техники. Местные органы власти (партийные и советские) западных районов и областей, которым угрожало нашествие врага, в короткий срок организовали демонтаж, погрузку и отправку оборудования, нередко под сильным обстрелом противника. В целом была проведена колоссальная работа, чтобы разместить эвакуированные предприятия на местах, наладить производство, обеспечить жильем десятки тысяч рабочих и служащих с семьями и т.д. Из прифронтовой зоны в предельно сжатые сроки во второй половине 1941 года на восток были перебазированы 2593 промышленных предприятия и более чем 10 миллионов человек. Одновременно в тыл перевозились запасы продовольствия, десятки тысяч тракторов и сельскохозяйственных машин, эвакуировались сотни научных институтов, лабораторий, библиотек, уникальные произведения искусства. Для перевозки были использованы около 1,5 млн. железнодорожных вагонов[393]
.
Безусловно, с согласия Сталина или по его прямому указанию 24 июня при СНК создается Совет по эвакуации (А.Н. Косыгин, Н.М. Шверник). Именно на их долю выпала работа по практической реализации задач эвакуации. Американский журналист А. Верт дает вполне объективную оценку мерам советского руководства по эвакуации промышленных предприятий и людских кадров на Восток: «Считало или нет Советское правительство в первые недели войны возможным, что немцы дойдут до Ленинграда, Москвы, Харькова или Донбасса, оно совершенно правильно решило не рисковать и приняло принципиальное постановление об эвакуации на восток всех важнейших предприятий, и особенно военной промышленности. Оно с самого начала знало, что это будет для СССР вопросом жизни или смерти в случае, если немцы захватят большие районы Европейской России.
Эту эвакуацию промышленности во второй половине 1941-го и начале 1942 г. и ее „расселение“ на востоке следует отнести к числу самых поразительных организаторских и человеческих подвигов Советского Союза во время войны»[394]
.
Столь быстрое и успешное решение задачи колоссальной трудности и важности, как перебазирование тысяч предприятий и миллионов кадров работников на Восток, явилось одной из важнейших предпосылок наших дальнейших успехов в Отечественной войне. Без решения этой задачи страна была бы неминуемо обречена на поражение, и это вряд ли можно серьезно оспорить. Особенно важно подчеркнуть следующий момент: по указанию Сталина в период первых пятилеток промышленные предприятия строились с таким расчетом, чтобы их в сравнительно короткие сроки можно было бы поставить на службу обороны страны, чтобы они выпускали военную технику, боеприпасы и т.д. Это был, вне всяких сомнений, дальновидный расчет Сталина, и этот расчет себя в полной мере оправдал.
Это обстоятельство вполне справедливо отметил сотрудник Военной академии тыла и транспорта П. Кнышевский в своей статье, опубликованной еще в середине 90-х годов. Он отметил, что Н.А. Вознесенский в своей книге о военной экономике выделял программу перестройки народного хозяйства. Основные мероприятия он свел к мобилизации по семи направлениям: производственных мощностей промышленности, рабочих и инженерно-технических кадров; материальных ресурсов сельского хозяйства и труда колхозного крестьянства; транспорта; строительных кадров и механизмов, рабочей силы (с переквалификацией) в промышленности; продовольственных резервов; средств населения и ресурсов народного хозяйства на финансирование войны; перестройки государственного аппарата. Но считать, что такая мобилизация началась именно с первого дня войны и продуктивно развивалась после создания ГКО и обращения Сталина к народу от 3 июля 1941 г. вряд ли верно.
Конструктивные детали этого механизма оттачивались с середины 20-годов, а перед войной они нашли выражение в указах Президиума Верховного Совета СССР: от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений»; от 17 июля 1940 г. «О запрещении самовольного ухода с работы трактористов и комбайнеров, работающих в машинно-тракторных станциях»; от 2 октября 1940 г. «О государственных трудовых резервах СССР»; от 19 октября 1940 г. «О порядке обязательного перевода инженеров, техников, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих с одних предприятий и учреждений в другие»[395]
.
Конечно, задача перебазирования предприятий и масс людей на новые необжитые места была сопряжена со многими трудностями, которые по плечу было решить лишь стране, которая имела всесторонне развитую централизованную и надежно функционирующую систему управления. Конечно, главный фактор – это был поистине взрыв патриотизма всего народа, который нес на своих плечах
