Крах СССР

при всех колебаниях цен на нефть, надежно оплачивал импорт с положительным сальдо в 3-7 млрд. руб. — что еще надо? При этом внутри страны стабильно росли инвестиции и уровень потребления материальных благ населением. Как тезис об автаркии советской экономики совмещается в одной голове с тезисом об «унизительной сырьевой зависимости»? Ведь это два взаимоисключающих суждения.

Из этой истории мифотворчества следует тяжелый вывод. Из сознания политиков и экономистов в ходе перестройки была вытеснена методологическая компонента. Но и до сих пор в восприятии идущих в народном хозяйстве процессов рациональные оценки заменены идеологическими. Образованные люди выслушивают важнейшие, чреватые необратимыми последствиями утверждения политиков, но не требуют и не ожидают рациональной аргументации этих утверждений. Они принимают или отвергают их в зависимости от политических установок момента, а принятые оценки становятся у них стереотипами мышления. В годы перестройки поверили М.С. Горбачеву и А.Н. Яковлеву, и в сознании запечатлен устойчивый штамп: СССР рухнул из-за смертельного экономического кризиса 70-80-х годов XX в. За 20 лет все эти люди, обладай они минимальной способностью к рефлексии, могли убедиться в ложности этого штампа, но этого не произошло. Навыки критического анализа и рефлексии в отношении экономических процессов утрачены.

Глава 19 ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ ОБВИНЕНИЯ В АДРЕС СОВЕТСКОГО ХОЗЯЙСТВА. ЕГО УНИЧТОЖЕНИЕ

Миф о кризисе (и даже коллапсе) советской экономики накануне перестройки был обращен к прагматическому здравому смыслу доверчивых людей. Он следовал важному положению учения А. Грамши о подрыве культурной гегемонии: не ставить принципиальных вопросов, не отрицать существующую систему как неприемлемую, а воздействовать на обыденные мысли обычного человека. Да, наверное, плановое советское хозяйство — вещь хорошая, но смотрите: на полках магазинов шаром покати. По какой-то причине плановое хозяйство парализовано, но причины пусть изучают ученые, а нам надо срочно принять меры, используя опыт западной экономики. Вы же видите, как исправно она работает. Конечно, мы возьмем у Запада только механизм, как взяли у него паровоз или самолет. Ужасная несправедливость, которой прославился капитализм, — это нам ни к чему, у нас другая культура. Неважно, какого цвета кошка, лишь бы ловила мышей!

М. Горбачев даже пожурил неизвестных соблазнителей, желающих вместе с объективным рыночным механизмом привнести в СССР чуточку капитализма: «Правда, на страницах печати были и предложения, выходящие за пределы нашей системы, в частности, высказывалось мнение, что вообще надо бы отказаться от плановой экономики, санкционировать безработицу. Но мы не можем допустить этого, так как собираемся социализм укреплять, а не заменять его другим строем. То, что подбрасывается нам с Запада, из другой экономики, для нас неприемлемо… Среди ныне живущих в СССР каждые четырнадцать из пятнадцати родились после революции. А нас продолжают призывать отказаться от социализма. Спрашивается, почему это вдруг советские люди, выросшие и окрепшие при социализме, должны от своего строя отказаться? Мы будем всемерно социализм развивать и укреплять. Думаю, раскрыты еще только самые минимальные возможности нового строя.

Вот почему странно для нас звучит, когда нам предлагают — некоторые даже искренне — изменить общественную систему, обратиться к методам и формам, характерным для другого социального строя. Этим людям невдомек, что такое просто невозможно, даже если бы кто и захотел повернуть Советский Союз к капитализму» [40, с. 38-39, 84].

Таковы были речи Генерального секретаря ЦК КПСС. А параллельно с ними на головы людей лился поток выступлений команды экономистов, которые содержали отрицание советского хозяйства в целом. Рассмотрим главные тезисы.

Отрицание советского хозяйства как неэффективного. Ключевым постулатом этой идеологической кампании было утверждение, что рыночная экономика западного типа эффективнее советской. Более того, «теоретики» реформы даже считали, что советская экономика не является нормальной. Строго говоря, этот тезис относился не только к советскому социализму, а имел цивилизационное измерение (например, распространялся и на Российскую империю).

Экономист В.А. Найшуль, который тоже участвовал в разработке доктрины перестройки, даже опубликовал в журнале «Огонек» статью под красноречивым названием «Ни в одной православной стране нет нормальной экономики» [118]. И это нелепое утверждение значительная часть интеллигенции «глотала»! Православные страны существуют, иные по полторы тысячи лет, — почему же их экономику нельзя считать нормальной? Странно как раз то, что экономисты перестройки вдруг стали считать нормальной экономику Запада — недавно возникший тип хозяйства небольшой по населению части человечества. Если США, где проживает 5% населения Земли, потребляют 40% минеральных ресурсов, то любому овладевшему арифметикой человеку должно быть очевидно, что хозяйство США никак не может служить нормой для человечества.

В официальной идеологии перестройки стало общепринятым утверждение, будто рыночная экономика (капитализм) является «естественным» типом хозяйства в отличие от советского, «неестественного». Г.Х. Попов заявил в своей книжке «Что делать»: «Социализм пришел, как нечто искусственное, а рынок должен вернуться, как нечто естественное».

Рыночная экономика — недавняя социальная конструкция, возникшая как глубокая мутация в очень специфической культуре Запада. Она тем более не является чем-то естественным и универсальным. Уж если на то пошло, естественным всегда считалось именно нерыночное хозяйство, хозяйство ради удовлетворения потребностей, потому-то оно и обозначается понятием натуральное хозяйство. Только равнодушием нашей гуманитарной интеллигенции к фундаментальным категориям можно объяснить тот факт, что в массе своей она даже не попыталась вникнуть, какого типа жизнеустройство команда Горбачева-Ельцина пытается навязать СССР и России.

Эта кампания могла быть успешной только в условиях полной монополии номенклатуры КПСС на СМИ. Из мышления и языка перестройки была исключена сама проблема выбора, а вся политика опущена с уровня бытия до уровня быта. Дебаты шли только по поводу решений, как будто исторический выбор был задан стране откуда-то сверху и обсуждению не подлежал. Силами СМИ заставили людей принять абсурдную установку: «иного не дано» (или «альтернативы нет…»). Дальше в формулу подставлялись разные объекты: нет альтернативы перестройке, курсу реформ, рынку и т.д. При этом широко использовался прием внушения, который выражается поговоркой «поезд уже ушел». Мол, назад пути нет, слишком многое уже разрушено, и теперь уж, делать нечего, надо продолжать реформы.

В прессу и на телевидение не мог просочиться никакой голос, который изложил бы целостное рациональное умозаключение относительно этого тезиса. Мы сравниваем капитализм («рынок») и советский строй («план»). Какой строй эффективнее? Абстрактного ответа быть не может, надо задать условия. Правильный вопрос звучит так: какой строй эффективнее в тех условиях, в которых реально находился СССР? При этом прежде надо было зафиксировать оценку по самому жесткому ограничению — выживанию.

Принимаем во внимание жесткий факт, который историк капитализма Ф. Бродель, поднятый на щит именно во время перестройки, сформулировал таким образом: «Капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему необходимо содействие международной экономики… Капитализм вовсе не мог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда». В контексте Ф. Броделя, который делает этот вывод после подсчета притока ресурсов из колоний в Англию в XVIII в., слово «развиваться» равноценно понятию «существовать»,81 т.е. «услужливая помощь чужого труда» есть условие выживания капитализма — мысль довольно банальная, которой, однако, наша интеллигенция и знать не хотела.

Вот к этому-то факту и прилагаем для сравнения столь же очевидный факт: «Советский строй мог развиваться и развивался без услужливой помощи чужого труда». Согласно самому абсолютному критерию — выживаемости, следовал вывод: в условиях, когда страна не