всегда вовремя сможем уберечься от воздушного нападения.
Хо Ши Мин немного помолчал и ответил:
— Ни в коем случае, товарищи. Мы потеряли много лучших людей нашей партии от бомбежек, от воздушных атак. Понимаю ваши затруднения, но подвергать вас риску не можем, и, если вам необходимо будет передвигаться днем, придется это делать пешком, на лошадях или на велосипедах. Запрещение дневного движения машин на дорогах является законом в нашей стране.
Взглянув на наши разочарованные лица, он с веселым смехом пожал нам руки и сказал:
— Ну, вот и договорились, все ясно!..
Мы распрощались.
Кинокамера всегда в руках
Наутро ливень, продолжавшийся без перерыва целые сутки, прекратился. Но тронулись в путь мы лишь в три часа после обеда на следующий день. К нашей хижине подвели несколько оседланных лошадей. Нас тепло провожали работники ЦК, со многими из которых мы уже успели познакомиться.
Тропинка идет по берегу бурной широкой реки, бегущей вдоль ущелья, стиснутого высокими горами. Часто мы переправляемся через небольшие, впадающие в реку стремительные потоки. Приходится слезать с лошади. Грязь по щиколотку, ноги в резиновых сандалиях скользят по земле, между подошвой ноги и сандалией тоже скользкий слой грязи, сандалии сползают с ноги. На спусках к ручейкам хватаемся за лианы, стволы бамбука, диких бананов.
В сгущающихся сумерках идем между двумя стенами гигантского тростника. Конь Мухина, испугавшись чего-то, рванулся в сторону, и Женя смущенно поднялся из грязи, которая облепила его с ног до головы.
Кхоа бросает через плечо реплику:
— В таких местах водятся тигры!..
О тиграх мы уже слышали много рассказов. Страшных, фантастических, иногда смешных. Впоследствии не раз нам говорили в деревнях: «Если бы вы пришли вчера, увидели бы своими глазами тигра. Он пробежал по деревне, схватил вон около того дома теленка буйвола и скрылся в джунглях…»
Нам рассказали и такой эпизод. В одном уезде шло собрание. Собрание затянулось, и вдруг ночью в хижину прыгнул тигр, схватил докладчика и также молниеносно скрылся. Больше не видели ни тигра, ни докладчика. История печальна, однако, услышав ее, мы высказали мысль, что тигр может явиться неплохим средством для поддержания регламента на собраниях.
Поздно вечером, усталые, измученные, мы добрались до молодежной базы добровольцев, строителей дорог. Еще издали увидели свет костров, услышали песни ребят. На полянке, окруженной со всех сторон джунглями, — несколько длинных навесов из пальмовых листьев. Свет бамбуковых факелов выхватывал из темноты юные, живые лица восторженно встретивших нас ребят.
В семь часов утра отправились дальше.
Большую часть пути совершаем пешком. Так меньше утомляешься, чем на лошади, когда тебя мотает в неудобном седле. В руках аппарат. Часто останавливаемся, чтобы запечатлеть один из чудесных горных пейзажей Северного Вьетнама.
Главнейший принцип создания документального фильма — зорко смотреть в окружающую жизнь, находить в тысячах явлений именно те, которые подтверждают, подкрепляют творческий замысел. Документальный фильм немыслим без репортажных зарисовок, без живых эпизодов, которые могут возникнуть на каждом шагу нашего путешествия. Если видишь что-то интересное в пути — обязательно снимай! Ни в коем случае не поддавайся мысли: «Увидим это еще много раз, успеется…» Поэтому кинокамера не лежит в футляре, она всегда со мной, всегда в руках.
Много снимаю на ходу. Иногда это пейзаж, в котором зелень горной долины, синева далеких горных вершин сочетается с неповторимым нагромождением клубящихся облаков.
Проходим мимо рисового поля, где девушки высаживают ростки молодого риса. Девушки красивы. За их спиной на фоне рисового поля раскинулась живописная пальмовая роща, отраженная, как в зеркале, в воде рисового озера. Много раз будут на нашем пути рисовые поля, девушки и пальмовые рощи! Однако снимаю. На этот раз не просто один кадр, а целый эпизод. Крупными планами — лица девушек, умелые их руки, колеблющиеся под ветерком над золотой рябью озера тонкие зеленые ростки.
Кончается кассета с пленкой, перезаряжаю.
Снят небольшой эпизод — сорок метров. Ушло на это полчаса.
В другом месте снимаю группу крестьян, вспахивающих рисовое поле. Медленно шагает буйвол. Вода доходит ему до живота. Буйвол задумчиво поводит головой, иногда погружая морду до ушей в воду. Его понукает крестьянин, с большим усилием вытаскивая из засасывающей жижи худые ноги. Человек, идущий за буйволом, — скелет, обтянутый коричневой пергаментной кожей. Его одежда рваная, своими серыми клочьями едва покрывающая спину и бедра.
Эти небольшие, казалось бы, снятые во время ходьбы эпизоды заполняют наш рабочий день. После каждой съемки подробно записываю в путевой дневник содержание эпизода, фамилии снятых людей, метраж пленки. Впоследствии эти путевые зарисовки оживут на экране, станут частичкой будущего фильма.
Иногда делаем короткие привалы. Стелем на траву пятнистое шелковое полотнище трофейного парашюта. На нем появляется янтарная гроздь бананов, ловко орудуя ножом, один из наших спутников- вьетнамцев очищает ананас. Нет более благородного, ароматного и сочного плода на земле! Золотые ломтики ананаса тают во рту, освежают, восстанавливают силы.
Темнеет. Нам осталось до места ночлега не более шести километров. Сегодня у нас, в общем, большой день. Сняли много небольших эпизодов в пути. Заглядываю в блокнот. Сто сорок метров.
Теперь, когда стемнело, аппарат можно уложить в футляр. Съемка на сегодня закончена. Теперь будем идти без остановок до места ночлега.
Все выше и выше поднимается в небе огромная луна, бледным, жемчужным светом освещая долины, зеркала рисовых озер, серебряными нитями проникая сквозь листву в черные провалы густого тропического леса, где порхают электрическими искорками светлячки, где шагаем мы, отмеривая последние «каучуковые» километры оставшегося нам пути.
Я говорил генералу Наварру: «если проиграете Дьен Бьен Фу — проиграете войну в Индокитае!»
Два дня я снимал в лагере военнопленных. Остается снять генерала де Кастри, находящегося в нескольких километрах отсюда. Командование лагеря сочло нужным получить согласие генерала. Сегодня мне сообщили, что он не возражает, но предварительно хотел бы встретиться со мной, поговорить о предстоящей съемке.
До деревни, где живет де Кастри, мы шли около трех часов. Наступил уже вечер, когда мы расположились в хижине, где произойдет наша встреча с бывшим командиром крепости Дьен Бьен Фу.
Он вошел, высокий, худой, с трубкой в зубах, с бамбуковой тростью. С сотен фотографий, со страниц иллюстрированных французских журналов смотрели на меня эти холодные, цвета морских водорослей глаза. Худая шея, тонкие породистые пальцы аристократа.
На фотографиях, доставленных последними самолетами из Дьен Бьен Фу и напечатанных в журналах, де Кастри выглядел плохо: исхудавшее, обросшее густой щетиной лицо, ввалившиеся глаза. Особенно трагичной была фотография его прощания по радио с женой в последние минуты перед капитуляцией. Рядом было помещено фото истерически рыдающей перед микрофоном дамы, снятое в Ханое.
Ле Хоа представил генералу до Кастри советского кинооператора. Мы поздоровались, он пристально разглядывал меня.
