С 10 часов Богослужение, продолжающееся ровно до 1 часа по-полудни, несмотря на значительные сокращения в часах. Из города весьма мало было; почти одни учащиеся молились и пели. Отец Роман Циба служил. На величание по конце Литургии и я выходил.
Всенощная пред праздником была по облачениям великолепна, по молящимся бедна: из города христиан наших было мало. Русское семейство было вышеупомянутого Страшникова, да про-тестантских миссионеров слушать пение было много.
26 декабря 1903 (8 января 1904). Пятница.
2-й день Праздника Рождества Христова.
<...> С негодованием в душе вышел от юного секретаря Ар- сеньева, так любящего копировать Императора Вильгельма в фабрении своих усов: [1 нрзб] на главной стене в комнате высоко водружена буддийская божница; «я так люблю это», говорит.
— А иконы-то нет у вас? — спрашиваю, не видя нигде оной постенам.
— Нет, есть, — говорит, — вот она, — и указывает на входну- юстену; действительно, налево от порога в углу высоко едва видна какая-то крошечная иконка. Так и отпечатался во всем этом интеллигент последней формации, без религии и без здравого смысла, одиниз захиренных баранов Панургова стада. А еще с такой прямо русской фамилией! Гадко! Сколько он в свою жизнь наложит грязныхпятен на русское имя! Какое мерзкое воспитание ныне дают и какихнравственных калек выпускают в жизнь!
27 декабря 1903 (9 января 1904). Суббота
Усилившаяся боль в горле помешала идти к Обедне, которая была с 8 часов. Послал за доктором Како, чтоб начать лечение ушей, если можно их поправить, да, кстати, и горла. В 4-м часу Како прибыл, осмотрел, испробовал и промыл уши; улучшения, по-видимому, не обещает; говорит: «Косточки (молоток, на- ковальня, стремя) перестали правильно отправлять свои дейст-вия». Горло помазал йодом и прислал полоскательное. Наружу не велел выходить, так и сегодня во Всенощной не был, что довольно тягостно.
28 декабря 1903 (10 января 1904). Воскресенье
Опять Богослужение без моего участия, что решительно уд-ручает. Одна только выгода этого затворничества: над отчетами можно беспрепятственно работать, а работы еще много, — помо-гать некому.
Во 2-м часу опять был доктор Како, проделал с моими ушами то же, что вчера. Уши мои на этот случай моей жизни я признаю, нимало не колеблясь, ослиными, а обладателя их ослом. В начале девятого месяца, когда началась болезнь, призвать бы врача, и дело было бы упрощено, излечение быстро последовало бы, веро-ятно. Но я располагал на силы самого организма: исправится-де повреждение взаимным содействием других, здоровых, членов организма. <...> Тотчас бы продуть уши сквозь евстахиеву трубку, пропустив воздух, прочистить среднее ухо, и все бы прошло. Но я — по невежеству и упрямству, свойственным ослу, — предоставил натуре. Натурально и последовала малоподвижность слуховых косточек от склеенности их. Поди жди теперь, пока размягчится клейкая материя между ними! Да и размягчится ли? Во всяком случае, дело долгого лечения, а успех оного сомнителен. Вперед — и себе, и кому попадутся эти строки — завещаю при всякой болезни тотчас же стараться понять причину ее и последствия. Есть, конечно, пустячные болезни, которые, по узнании, предоставятся самой природе организма, но большая часть болезней требует искусства врача, к которому и Сам Бог велел нам прибегать, если не хотим казаться глупыми рабами, к каковым я причисляю себя. <...>
31 декабря 1903 (13 января 1904). Среда
<...> Ко Всенощной доктор меня не пустил, говорит: «Если простуда горла усилится, то и болезнь ушей сделается трудней». Завтра к Обедне тоже велел не ходить, а держаться безвыходно теплой комнаты. Плохое окончание года!
1904 г.
1 (14) января 1904. Четверг
Скучное начало нового года — нигде, кажется, более скучного и тяжелого не было. Кашель мучил ночью; встал с головною болью. Погода пасмурная; в церковь идти нельзя; уши заложены, кашель не перестает; расположение духа мрачное. Натужиться и прогнать его? Да как? Рычаг нужен, а его подчас никак не сыщешь. Терпеть уж, нечего делать! Эх, если бы сию минуту пришла телеграмма: «Едет, мол, миссионер, вновь назначенный на службу в Японию!» Вот бы рычаг. В момент все невзгоды рассеялись бы!..
Между сегодняшними посетителями были Rev. A. King, ан-глийский епископальный миссионер, с собратом из Кореи. Вот у них так миссионеров не оберешься, — куда хочешь и сколько запросишь, — с избытком! Должно быть, еще чрез тысячу лет и в Православной Церкви появится сколько-нибудь подобной жи-вости. А теперь она — птица об одном крыле.
2 (15) января 1904. Пятница
Учение в школах началось, а я с Накаем не мог засесть за пе-ревод: доктор запретил употреблять горло, чтоб не помешать ему скорее вылечиться. Впрочем, отчетами занимался, хотя и вяло, — как-то все не оправиться от хандры, кроме болезни.
С 8 (21) января 1904. Четверг, до 16 (29) января 1904. Пятница
<...> А сегодня Павел Накаи рассказал мне следующее. Обра-зовалось общество сорванцов разрушить Миссию и убить меня; десять человек из них схвачены и посажены в тюрьму за это; независимо от них еще один готовился убить меня, но его арес-товали и нашли сумасшедшим, потому отправили под конвоем на родину, где он посажен в домашнем аресте в клетку. На днях было большое собрание с воинственными речами, и один выступил с темой «Никорай» и начал было доказывать, что меня для блага Японии надо уничтожить, но полицейский остановил его. Что опасность для меня не шуточная, показывает следующее: два дня тому назад 30 полицейских охраняли Миссию ночью, так как враги собирались в эту ночь разгромить Миссию и убить меня. А что такой казус возможен, доказывается тем, что сутками раньше толпа в 40 человек напала на редакцию «Ниро- ку-симбун» за то, что будто бы в составе ее есть русский шпион, и разнесла ее — побила окна, внутри все переломала. Все эти приятные новости сообщены Акиле Кадзима знакомым ему полицейским, а Кадзима просил Павла Накаи передать мне в предосторожность. Спасибо полиции, что охраняет Миссию; без нее бы давно уже беды наделали японские ultra- патриоты.
22 января (4 февраля) 1904. Четверг
<...> Сегодня провели воду в Женскую школу из городского водопровода, то есть из трубы, которая идет из Семинарии в Миссию. До сих пор там употребляли колодезную воду и для питья, и для варки; теперь она будет только для ванной и стирки. Опасность для меня и Миссии от дурных людей увеличивается; сегодня из полиции сообщили: «Три полицейских ночью неусыпно будут охранять Миссию; но в случае нападения толпы заговорщи-ков их будет мало для защиты Миссии; в то же время они и отлу- читься не могут, чтоб призвать помощь; поэтому пусть, в случае нападения, люди Миссии немедленно побегут в три ближайшие полицейские дома позвать других полицейских». Вследствие этого даны приказания прислуге исполнить это. В то же время я велел узнать, сколько бы стоило устройство телефонного сообщения Миссии и как скоро оно может быть устроено.
Буддийские бонзы, прикрываясь воинским патриотизмом, воздвигли гонение на Православную Церковь — вот в чем главное; «Ямато-симбун» — буддийская газетка, возбуждающие речи в устрояемых для этого собраниях (как вчера) против меня и Миссии произносят бывшие или переодетые бонзы. Нужно заметить, впрочем, что ни хорошие, ни даже посредственные люди и газеты нисколько не участвуют в этой неприязненности к Миссии и Православной Церкви. Это — дело подонков японского общества.
Отец Алексей Савабе приходил сказать, что отец его, о. Павел Савабе, очень болен: половина тела в параличе, хотя не полном, ходить с трудом может, речь не свободна, лицо перекосило; кроме того, страдает от задержания мочи. Очень жаль бедного старика! Дал денег на лечение.
25 января (7 февраля) 1904. Воскресенье
Литургия совершена соборне, как и всегда; христиан в церкви было не меньше обыкновенно; нехристиан же, кажется, ни одного.
С половины 12-го часа, когда кончилась Обедня, до половины 3-го пополудни у служащих Церкви шло совещание. Всех участ-вующих было 45 человек. Когда составлены были решения, извес-тили меня, и я отправился на собрание во 2-й этаж в полукруглую комнату. Иван Акимович Сенума прочитал мне
