концу акта прибыл о. Павел Савабе, в нынешнем году более бодрый, чем как был в это время в прошлом. По окончании все угощены были чаем и печеньем, и я в том числе. На «сообецуквай»* дал всем ученикам 6 ен.
На акте был и о. Борис Ямамура, утром прибывший в Токио; он первым из иереев прибыл. Ждал я в этом году на Соборе о. Якова Такая из Кагосима, много лет не бывшего в Токио; и он сам известил, что будет. Но письмо получилось от катехизатора Николая Иосида, что с о. Яковом приключился паралич — половина тела поражена. Весьма жаль! Дай Бог поправиться! Не очень он стар; а какая добрая, кроткая душа у него! <...>
25 июня (8 июля) 1905. Суббота
Целый день писал письма к военнопленным и священникам у них и рассылал разное по их требованиям.
В 3 часа пришли 12 выпускных воспитанниц, снабдил их иконами, видами Собора, наставлениями и угостил чаем.
29 июня (12 ИЮЛЯ) 1905. Среда.
Праздник Святых Апостолов Петра и Павла
Литургию и после нее молебен я совершал соборно с 6 иереями.
Между тенорами в правом хоре был и Rev. Jefferys, американский епископальный миссионер, всегда аккуратно приходящий петь Всенощную, а сегодня певший и Обедню. После службы он зашел ко мне, чтобы презентовать картину нашего Собора, обделанную, как японское «какемоно»*, и несколько номеров «Living Church» с интересными статьями. Тут же заговорил о том, что недавно писал в письме ко мне:
— Не позабочусь ли я о просвещении христианством китайских студентов, которых теперь множество в Токио и о религиозном образовании которых никто не заботится?
— Но у нас для этого людей нет, нам и для теперешних наших потребностей катехизаторов и священников мало, где же еще брать насебя новые обязанности?
— Я хотел бы заняться этим делом под вашим руководством.
— Пожалуйста, займитесь. Разве вы находите у китайских студентов благоприятную почву для сеяния Слова Божия?
— Нет. Сколько я знаю, они совсем не думают и не склонны думать о религиозных предметах.
— Так что же вам так хочется заняться ими?
— Никто не занимается ими, а мне хотелось бы под вашим ру-ководством (опять повторяет!). Не найдется ли у вас места для этого?
— То есть комнаты в доме для катехизации китайцам? Конечно,найдется, даже и людей можно найти для катехизации им, если они будут приходить сюда: П. Исикава, А. Кадзима, о. Роман Циба...
— Вот и отлично. Я попытаюсь.
Но, разумеется, ничего не выйдет. «Под вашим руководством». Кто-нибудь молодой на моем месте уши бы развесил. Чуть не в Православие просится. Но тщетны надежды на принятие истины всеми такими. На дешевое сочувствие у них душевных сил хватает, а смело и решительно переступить порог, отделяющий их от сознаваемой ими истины, нога не поднимается, гордости еще много у них, епископалов, мешающей им стряхнуть неправду и покориться истине.
Часа в три пришел Mr. Andre сдать три ящика с пожертвованиями Александро-Невской Лавры для военнопленных: книги и священные предметы. <...>
30 июня (13 июля) 1905. Четверг
Приведение в порядок статистических листов (кейкёохёо*) и выписка из них для Собора; чтение писем и прошений к Собору, которых ныне больше, чем было в прошлом году.
Между сим делом осмотр покрова и ящика, посылаемых купцом Минамидани Сеибеи губернатору Санкт-Петербурга господину Зиновьеву в память сына его Александра, убитого сыном Сеибеи'я в мае прошедшего года. Покров превосходно вышитый золотом: на белом поле два свирепых льва, кругом цветы. Ящик, в котором помещается покров, и во всю величину его, превосходно лакированный. На покрове надпись, шитая золотом, что он «в память Александра Зиновьева». При этом ящике с покровом — небольшой ящик с «макимоно»*, в котором должно быть описание обстоятельств. Приносил показать Минамидани-сын, убивший, но и сам имеющий рану от Зиновьева; пуля от его револьвера до сих пор в теле Минамидани и мешает ему ходить и двигаться скоро, больно тогда; она где-то в груди. Я советовал попросить кого-нибудь из наших перевести «макимоно», а я поправлю; все же послать к Зиновьеву-отцу чрез Французского Посланника. <...>
1 (14) июля 1905. Пятница
Утром в 7 часу Женская школа приходила прощаться: отправляются в Тоносава на каникулы, человек 25 учениц и учительниц.
Целый день выслушивание отчетов священников, пришедших на Собор. Выслушал только 6 человек. Батюшки с развитым красноречием плодят речи до пресыщения. Нового, однако, почти ничего не узнал <...>
2 (15) июля 1905. Суббота
Выслушивание остальных священников. Всех из провинции собралось ныне только 9 доселе, почти все — старики.
Военнопленные 5-го двора в Хаматера, порт-артурцы, прислали 110 ен пожертвования на Церковь. Бедные! Столько жертвуют для Бога, забывая свои нужды! Даже стеснительно принимать, жаль их, но как же и отказать? Вознагради их, Господи, душевным утешением!
После Всенощной была исповедь священников.
3 (16) июля 1905. Воскресенье
<...> Наказывает Бог Россию, то есть отступил от нее, потому что она отступила от Него. Что за дикое неистовство атеизма, злей^пей вражды на Православие и всякой умственной и нравственной мерзости теперь в русской литературе и в русской жизни! Адский мрак окутал Россию, и отчаяние берет, настанет ли когда просвет? Способны ли мы к исторической жизни? Без Бога, без нравственности, без патриотизма народ не может самостоятельно существовать. А в России, судя по ее мерзкой не только светской, но и духовной литературе, совсем гаснет вера в личного Бога, в бессмертие души; гнилой труп она по нравствен-ности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяким напоминанием о нем издевается.
Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся, озверевшая интеллигенция в ад тянет и простой, грубый и невежественный народ. Бичуется ныне Россия. Опозорена, обесславлена, ограблена; но разве же это отрезвляет ее? Сатанический хохот радости этому из конца в конец раздается по ней. Коли собственному позору и гибели смеется, то уже не в когтях ли злого демона она вся? Неистовое безумие обуяло ее, и нет помогающего ей, потому что самое злое неистовство ее — против Бога, самое имя которого она топчет в грязь, богохульством дышат уста ее. Конечно, есть малый остаток добра, но он, видно, до того мал, что не о нем сказано: «Семя свято стояние ее...»[Ис. 6:13. Так святое семя будет корнем ее (Земли)...] Душа стонет, сердце разорваться готово. Единственное утешение, что смерть не за горами, не долго еще мытариться видом всех мерзостей, неистового безбожия и падения в пропасть проклятия Божия навлекаемого на себя моего Отечества.
4 (17) июля 1905. Понедельник
Ночью помер в университетском госпитале катехизатор Николай Явата, давно уже заболевший ужасною болезнью — суживанием глотки, почти совсем лишившей его возможности питаться.
Священники сегодня держат свой «найквай»*, предварительное пред Собором частное совещание.
Послал в Мацуяма одну тысячу ен из двух, пожертвованных американским благотворительным обществом; на белье, платье и прочие нужды наших больных в госпитале будет употреблена.
5 (18 июля) 1905. Вторник
С 8 часов было в Соборе отпевание катехизатора Николая Явата; четыре иерея со мной отпели его.
С 10 часов начался Собор наш. Всего 15 человек на нем заседало: 9 священников, собравшихся из провинции, 5 здешних и я. До 12 часов в Крестовой церкви ценили состояние Церкви, число служащих, решили кое-что о священниках. С 2 часов делали распределение катехизаторов, заседая в большой красной
