Данилов подошел к книжной полке, увидел том Аристотеля, открыл наугад:
«Если бы существовали люди, которые всегда жили бы под землей в хороших пышных покоях, украшенных изваяниями и картинами и снабженных всем тем, что находится в изобилии у людей, почитаемых счастливыми, и, однако, никогда не выходили бы на земную поверхность, они только понаслышке знали бы о существовании божества и божественной силы. Если бы... они могли вырваться и выйти из своих потаенных жилищ... и внезапно увидели землю, моря и небо, постигли величину облаков и силу ветров, узрели и постигли солнце, его величину и красоту и действенность, узнав, что оно порождает день, разливая свет по всему небу, а когда ночь омрачает землю, они созерцали бы небо, целиком усеянное и украшенное звездами, и переменчивость света луны, то возрастающей, то убывающей, и восход и закат всех светил, и вовеки размеренный бег их, если бы они все это увидели, то, конечно, признали бы, что существуют боги и что эти столь великие творения – дело богов»[29].
– Аристотель был великий путаник. – Доктор вошел неслышно и остановился у Данилова за спиной. – И до него, и после было великое множество философов и теологов, считавших людским богом гармонию... Все так бы и было, кабы не смерть.
– Смерть временна.
– Может быть, – улыбнулся Вернер, – но не в этой жизни. Впрочем... А что же, по-вашему, постоянно?
– Любовь.
– Любовь?! Вы только что видели совершенство камней и так ничего и не поняли?..
Доктор Вернер снял очки, близоруко посмотрел на Олега, произнес негромко, но очень четко:
– Этот беспорядочный и бездарный мир в гармонию приводит вовсе не любовь, но алгебраическая целесообразность.
Вернер снова улыбнулся, открыв безукоризненный ряд искусственных зубов. В улыбке этой не было ни сочувствия, ни усталости, только знание; может быть, оно и казалось старику истинным, но тайное уныние, затаенное в глубине тусклых глаз, делало и саму эту истину, и знание о ней скупым, сомнительным и смутным.
Глава 71
Впереди был океан. Моторный катер стремительно летел к острову, рассекая зеленую гладь. Остров находился в полутора милях от берега; он был высок и необитаем; обрывистые берега кончались узкими песчаными пляжами.
Причалом была отслужившая срок баржа, соединенная четырьмя стальными тросами с длинными штырями, вбитыми в скалы. Стоило их обрубить и пустить баржу на волю волн, как остров превращался в неприступную крепость: для надежной обороны хватило бы полуроты опытных бойцов с достаточным количеством не самого сложного оружия. Еще до поездки Данилов узнал, что на острове была и пресная вода, и небольшие рощицы, и даже несколько простеньких бунгало; как потом убедился Данилов, был там и небольшой запас продовольствия, скорее для предстоящего пикника или на случай какой-то непредвиденной задержки, если вдруг группа европейских специалистов, прибывшая на пикник или барбекю, будет застигнута внезапным штормом или шквалом, какие нет-нет да и случались в здешних краях.
Остров был мал и название имел самое прозаическое – Ближний, хотя ни средних, ни дальних островов более не было. Да и порт, что соединял столицу Гондваны Кидрасу с внешним миром, находился в сорока километрах южнее. Тем не менее более чем сто лет назад англичане по ведомой им причине затеяли строить на острове форт; с тех времен остались мощные капониры и система подземных коммуникаций: кропотливые английские инженеры и матросы возвели их с усердием и сноровкой.
Потом – то ли место было признано неудачным, то ли подрядчики уже поделили изрядный куш с чиновниками адмиралтейства, то ли дела империи на материке пошли неважно, но от дорогостоящего проекта отказались. Из местных остров так никто и не заселил: рыбацкий промысел был здесь неважный, и Ближний стоял необитаемо еще столетие.
При Джеймсе Хургаде остров решено было отвести под увеселения европейцев, работавших в Кидрасе, но идея тоже не прижилась: был он диковат и в иные дни и особенно ночи просто мрачен. Лишь жители поселка выезжали «пошалить на природу», но очень изредка.
Может быть, потому дочь доктора фон Вернера и облюбовала это место своим уединенным пристанищем: она не только каталась на катерке к острову каждый божий день, но и пропадала там сутками, изредка отзванивая папаше Вернеру. Было у того подозрение, что девчонка ночами мотается на джипе в Кидрасу; предположение было не беспочвенно, и, как верно заметил Сашка Зубров, пока девчонке просто везло, везло отчаянно. Сейчас Данилов шел к острову на катере, чтобы познакомиться со своей странной подопечной со сказочным именем Элли.
...Высказавшись об алгебраической гармонии, доктор Герберт фон Вернер очень быстро приобрел тот европейски холодный вид, какой и уместен был для делового разговора. Потом ему снова позвонили, он вышел ненадолго, а когда вернулся, вид у него был весьма озабоченный и чуть ли не похоронный.
– Утром у вас была стычка с людьми Даро Джамирро, – произнес он холодно. – Каким образом?
– Слово за слово... – попытался отшутиться Олег.
– Один из его людей убит.
– Человеком его можно считать с большой натяжкой. – Тон Данилова сделался ледяным. – Это первое. И второе. Я нанес ему блокирующий, но не смертельный удар.
– Люди Джамирро выбросили Конга – кажется, так его звали – в реку. Его разодрали крокодилы.
– Судьба, – бесстрастно отозвался Данилов.
– Вы понимаете, что это значит?
– Голодные зверушки были.
– Генерал Даро Джамирро – один из сильных в этой стране. Сила его зверская, но действенная. Мне совсем не нужно ссориться ни с ним, ни с кем-либо еще.
– Бросьте, Вернер. Ситуация была такова: если бы я не отключил Конга, то сам пошел бы на корм. Не крокодилам, правда, а псам или гиенам: по мне, это не многим лучше. В мои планы вовсе не входило познание тонкостей африканской экзотики с такой стороны. Да и... С сильными нужно говорить на их языке.
– Поживем – увидим, правильно ли вас понял Джамирро. – Он усмехнулся:
– Как бы то ни было, президенту Джеймсу Хургаде очень нравится, когда все враждуют со всеми. Больше скажу: он заботится об этом.
– Интриги мадридского двора?
– Как же без них. Интриг не бывает лишь там, где нечего Делить. А эта земля – богата и щедра. Вы встретили Джамирро случайно?
Вопрос повис в воздухе. Словно острая иголочка кольнула Данилова под сердце: Сашка Зубров? Но лицо его осталось Непроницаемым, как маска.
– Я подумаю над этим. На досуге.
– А почему вы не сказали мне, что были гостем Летней Луны?
– Видите ли, господин фон Вернер... – Данилов почувствовал раздражение, но сумел сдержаться. – Вы мне не опекун, не любимая теща и даже не отец-командир.
Я уже вполне большой мальчик, все решения принимаю сам, ответственность за все со мною происходящее возлагаю на себя и делиться с кем бы то ни было чем бы то ни было, кроме денег, не намерен.
– Чем вам так деньги не угодили? – смягчился Вернер.
– Деньги – это меньшее, что мы можем предложить ближнему, но притом чуть не единственное, что способно помочь по существу.
– Сформулировано витиевато. Но точно. Я тоже не люблю деньги. Они превратили мир в большой