– Ну да, сколько личин у проходимца. Сейчас, поди, в деньгах купается.
– Отчасти.
– Ваш э-э-э... Александр Александрович сообщил, что он у блатных вроде за пахана.
– Не вполне так. Но, по нашим предположениям, он является разработчиком нескольких акций, которые вполне можно отнести к преступлениям, – тихо, словно делясь служебной информацией, произнес Гриф. Добавил веско:
– К государственным преступлениям.
– Я бы таких вешал! За ноги! Наживаются на народной беде! Если что, вы не сомневайтесь, я – могила.
– А мы и не сомневаемся. Не могли бы вы повторить свой рассказ о Данилове?
– А чего тут повторять? Прислали его где-то в восьмидесятых... Не, точно не вспомню. Молодехонького, только что не с иголочки, но высокомерный был.
– Кто прислал?
– Известно кто: Комитет.
– Москва?
– Ну. Москва. Раньше в Гвардейскую бухту только Москва и присылала. А потом... – Диденко махнул в сердцах рукой.
– Из какого управления?
– Да разве нам кто говорил? Пахали на них, как Карлы, а они, вишь ты, «белая кость», элита... драная!
– По существу, пожалуйста.
– Да у нас все больше люди из Первого главного [16]стажировались. Но ни в каких сопроводиловках этого не было. Так, в/ч, номер такой-то, курсант такой-то, и все. И не Данилов он был тогда, я уже говорил Александру Александровичу, а Петров.
– Петров?
– Ну. Под своими фамилиями никого не было. Вспомнить, так все – Ивановы, Петровы, Смирновы, Егоровы, Беловы, и в том же духе. Смех, как-то одного прислали – чернее грязи, носастый, а фамилия – Белов. Так что ваш Данилов тогда Петровым был. Правда, кликали его Данила-мастер, или просто – Мастер, а то – Альтист.
– Почему?
– Ну это я не знаю. Прозвали. Альтист и Альтист, мое какое дело.
– Значит, думаешь, из Первого главного Петров-Данилов был?
– Нет. Думаю, из «девятки»[17].
– Отчего так решил?
– Да по повадке видать. Все «девяточники» – странные вроде как отрешенные.
Взгляд стылый. Потом отмякают, а спервоначалу смотрит на тебя, будто ты генсека завалить спроворился. И не зло смотрит, пусто.
– А с чего это Данилова к вам на переподготовку прислали?
– Ну? И я думаю – с чего? «Девятка» – у них своя специализация, задачи, а у нас? Диверсии и антитеррор. Думаю, турнули его из «девятки». В смысле – отчислили.
– Почему?
– Сильно умный.
– В «девятке» только глупые нужны?
– Да нет, я не то сказал. Видно, паря тот в «девятку» сразу после армии и спецучебки попал, а как начал конкретно работать... Задумчивый он был шибко. А когда на ближней охране пашешь, не до зауми! Да и... На язык был невоздержанный крепко. И на руку. Гонорливый.
– Черненко ругал?
– Не, вспомнил. При Горбачеве это было. Вот он Мишку и костерил.
– Мишку только ленивый не костерил.
– По-огодь! Это после. А спервоначалу все еще приструненные ходили! А этот – умничал. И крепко так нашего генсека трезвого раскладывал, и не за водку конкретно, а дескать, вся эта компания приведет к созданию высокоорганизованных преступных групп. Так и вышло, чего... А сам, видать, не стерпел, замазался теперь. Денег ему захотелось. Сейчас все до денег – хваты, вот мы работали...
– Значит, умничал? – прервал его Гриф.
– Ну. У нас особо не поумничаешь: нагрузки такие давали что боже ж мой!
Упасть в койку и до подъема! Вот и доумничался. Одно дело в чистом костюмчике ходить да нашим партаигеноссе холки платочком промакивать, другое – в комби по дерьму елозить.
– Что-то невзлюбили вы, Иван Павлович, Данилова.
– А то. Мастер, мать его разбери! Схлестнулись мы с ним. Скотиной он оказался. Я как-то катер погнал по рыбу, ну надо было, на мне ж все хозяйство...
– Бойцов плохо снабжали?
– Да хоть и хорошо! Начальство симферопольское наедет, выставиться хозупр должен? Должен. А они тогда что ни попадя не пили: коньячок армянский сильно уважали, икорку. Вот я матросиков и заряжал по кефаль, по лобана, по пелингаса: а чего, им в охотку. А как прикоптим, сдавали через Одессу... – Рассказчик осекся, прокашлялся. – Да вам это неинтересно.
– Отчего же. За наличные сдавали?
– А то. – Диденко вздохнул. – Всем жить надо.
– Ив чем был конфликт с Даниловым?
– Да матросика я одного чуть-чуть поучил. Он, дура, лебедку посмотреть поленился, и сеть – в клочья. И рыба вся – снова в море. Убытков – на полную тысячу, теми еще деньгами! Мне что его, отпуском награждать? Я ему и насувал.
Может, перестарался трохи, сотрясение, поломал чуток, то-се... Ну да чего не бывает? Зато матросы у меня всегда при рыбе были...
– ...а вы при деньгах.
– Осуждаете? – насупился Диденко.
– Да нет, – слукавил Гриф. – Хорошо помню то время.
– Во-о-от. Время такое было: никто мимо своего рта не проносил. А тот Данилов-Петров за матросика – просто вызверился. – Диденко вздохнул. – И нет бы где втихую потолковать... Он, как узнал, от строя меня отозвал и – пошел махать. И ладно бы в морду заехал, а то – по щекам отхлестал, как холопа какого, да так, что три зуба выкрошилось! Ну а в драку с ним лезть – куда там!
«Девятошник», он пальцем ткнет, и – отнесут остывать на погреб. Мне оно надо? А ему – запишут «убийство по неосторожности» да «неполное служебное». Чего ему, дальше фронта не пошлют! В Афган, в Анголу или еще каких гамадрилов угомонять.
Нет, если бы он у нас на постоянку остался, я бы не спустил. А так – он побыл у нас еще пару недель и исчез.
– Куда?
– Я надеялся, где-то догнивает уже. А он, вишь, объявился!
– Почему вы не стали разбираться с этим инцидентом через военного коменданта?
– Я подумал...
– Побоялись огласки своих гешефтов? И Петров-Данилов просчитал это загодя?
Диденко насупился, лицо пожелтело.
– Вы меня еще и обвиняете?
– Хочу понять, что заставило Данилова вступить с вами в конфликт. Это нам поможет его задержать. И – обезвредить.
При слове «обезвредить» Диденко вздрогнул, щеки зарозовели от удовольствия.
– Ну если это надо в государственных интересах...
– Вот именно. Ваши междусобойчики с казенным имуществом семнадцать лет назад никого теперь не
