хозяин предпочитал хомячков.
Данилов оказался перед дверью, сработанной из литого стекла и забранной такой же литой, под стать ограде, фигурной решеткой. Звонок гулко прозвучал в доме.
За стеклом показался силуэт. Человек двигался столь легко и привычно, что Олег счел за благо отступить в сторону. Дверь распахнулась, на пороге появился парень чуть выше среднего роста, подтянутый, стриженный «а-ля спецназ»; он тупо смотрел на ворота и, не обнаружив за ними посетителя, собрался было ретироваться и дверь захлопнуть, как Олег материализовался из-за приоткрытой створки и деликатно кашлянул.
Парень повернулся, голова его резко дернулась назад от неуловимо хлесткого удара, и он мешком свалился навзничь. Данилов успел подхватить незадачливого стража под мышки, пока тот не коснулся пола, затащил в прихожую и аккуратно уложил у стены, стянув руки сзади висевшим тут шнуром.
Из просторного холла прямо на Данилова таращился красноватыми стеклами-глазками кабан-секач; запечатлен таксидермистом он был в самой угрожающей позе и был, по-видимому, призван демонстрировать званым гостям дружелюбие и добросердечие хозяина со сладким именем Барбарис. Ну а поскольку Олег гостем не был, то и кабан произвел на него впечатление не большее, чем вешалка в углу: у англичан вообще, говорят, в каждом шкафу по скелету.
Данилов миновал холл, мельком заглянул в две прилегающие комнаты. Пусто.
Услышал: откуда-то сверху раздавались характерные щелчки: хозяин «гонял шары».
И пусть его: игра почти интеллектуальная, но результат немедлен. Если что и лучше успокаивает нервы, так только рубка дров или успешная стрельба по хаотичным мишеням. Разумеется, из знакомых пистолетов.
На верхний этаж вела витиеватая деревянная лестничка, наверняка скрипучая, как кровельное железо. Ну да выбирать не приходилось.
Лестницу Данилов одолел в четыре прыжка, открыл дверь в бильярдную.
– Ты чего, Бутик, как макака скачешь? – процедил сквозь зубы хозяин, нацеливаясь кием в очередной шар. Щелчок, шар с хрустом впечатался в лузу и повис в сетке-мошонке. – Кого там черти принесли... – начал он, повернулся к Данилову и замер озадаченно.
Олег улыбался хищным оскалом волка; глаза оставались спокойны и холодны.
– Извини, Барбарис, что без приглашения, но такой уж выпал расклад.
Боря Барбарис был худ, высок, поджар, жилист. Единым взглядом он окинул средненькую фигуру Данилова, успокоился, а если тревога и осталась – от даниловской недружелюбной ухмылки, то ее Борисов запрятал далекохонько, и лишь стилетный блеск крохотных, как у крысы, глаз выдавал его потаенное беспокойство.
– Ты кто такой? – спросил он неожиданно высоким голосом.
– Прохожий. Шел мимо, заглянул. Вопрос жизни и смерти.
– Вопрос смерти, говоришь? – Барбарис растянул губы в улыбке, обнажив длинные лошадиные зубы. – Чьей?
– Твоей.
– А-а-а...
Он аккуратно положил кий и теперь шел к Олегу, продолжая улыбаться и протягивая ладонь, как для рукопожатия.
От летящего бритвенного лезвия Данилов уклонился кивком, хотя бросок левой был сделан мастерски. Не мешкая Борисов ударил правой в голову; Олег ушел нырком, поймал руку нападавшего, слегка подвернул запястье и дернул чуть в сторону. Барбарис с маху рухнул на колени, получил кажущийся очень легким тычок в затылок и завалился на бок. Мир виделся ему теперь затянутым слезливою пеленою, боль пульсировала жарко, но дело даже было не в этом: его, Борю Борисова, шваркали по ковру в собственной бильярдной собственного особняка, как безродного сявку, и это в его же городе!
Он хотел вскочить, но, казалось, бетонная плита легла ему на руку, сковала болью, вывернула, притиснув лицо к полу.
– У нас мало времени, мой сладкий сахар. И у меня немного, а у тебя – так совсем нет.
Бориса душила злоба, но все бранные слова застывали в сведенной спазмом глотке; казалось, долговязое, жилистое тело его просто-напросто скрутило в замысловатый узел, и, стоит лишь пошевелиться, ткани и сухожилия начнут рваться с противным треском, а печень, селезенка, кишки просто полопаются от дикого напряжения.
– Ты понял, как будешь умирать, если что?
Борис промычал невнятное.
– Ну и ладушки. Отвечать быстро, коротко, внятно. Куда дели девчонку?
– Какую...
Данилов сделал неуловимое движение, зажав пленнику рот. Когда тот поднял лицо, оно было белым от боли.
– Повторить?
– Нет.
– Куда дели девчонку?
– В дурдом.
– В какой дурдом?
– В областной.
– Отделение?
– Шестое.
– Почему туда?
– А там их никто не ищет.
– Ну да. Кладбища мозгов. Ее кто-то охраняет?
– В отделении?
– Да.
– Нет. А зачем? Сонников ей доктор Вик вкатил, дрыхнет девка сейчас без задних ног и сны приятные смотрит. А как проснется – снова к папочке.
– Вообще никакой охраны?
– Ну, есть там двое пацанов, не в самом отделении, рядом, на поселке, в машине. Вроде как дежурят. Вдруг чего.
– Вооружены?
– Только у Матроса ствол. Они не для дела, скорее так, для порядку и душевного спокойствия.
– В смысле?
– Ну, чтобы девку никто не выдернул.
– У Матроса сотовый есть?
– А как же.
– Диктуй номер.
Данилов подобрал с ломберного столика мобильный, набрал номер. Семь гудков, восемь, десять.
– У него всегда телефон с собой?
– А то. «Поводок», положено.
– Что не отвечает?
– Пес его знает.
– А знание – сила, а?
– Чего?
– Ты знаешь, кто та девчонка?
– Подруга какого-то крутого.
– Какого?
– Мне зачем это?
– Тебе заказали ее похищение?
– Ну.
– Кто?
