— Я никого не убивал, — смерив Кауэрта долгим взглядом, заявил Фергюсон. — И эту девочку я тоже не убивал. А я-то думал, что вы это наконец и сами поняли.
— Вы лжете!
— Нет! — с негодующим видом воскликнул Фергюсон.
— Вы изнасиловали ее, потом убили, бросили ее тело в болото и спрятали нож в дренажную трубу под дорогой. Дома вы заметили кровь на своей одежде и на ковровом покрытии в автомобиле, отрезали кусок покрытия, сняли одежду и сбросили все это в выгребную яму, потому что знали, что никто не захочет в ней рыться.
Фергюсон покачал головой.
— Вы отрицаете это? — спросил у него Кауэрт.
— Разумеется.
— Я нашел вашу одежду и кусок ковра из вашей машины.
Журналисту показалось, что по лицу Фергюсона промелькнула тень удивления, но потом тот лишь пожал плечами:
— И вы приехали сюда из самой Флориды только для того, чтобы сообщить мне об этом?
— За что вы ее убили?
— Я же уже сказал вам, что не убивал ее.
— Лжец! Вы лгали мне с самого начала!
Кауэрт рассчитывал разозлить Фергюсона таким заявлением, но тот, по крайней мере внешне, сохранял самообладание. Он снова улыбнулся, взял охотничий нож, взвесил его в руке и отрезал себе еще кусочек шоколадного торта.
— Салливан вам солгал, — сказал он журналисту. — А что еще он вам поведал?
— Он сказал, что это вы убили его мать и отчима в Исламораде.
— Я их не убивал, — покачал головой Фергюсон. — Но теперь я понимаю, почему ко мне приходила эта цыпочка с полицейским жетоном…
— За что вы убили Джоанну Шрайвер? — настаивал Кауэрт.
— Сколько раз вам повторять, что я ее не убивал?! — разозлился наконец Фергюсон.
— Откуда же у вас в выгребной яме одежда и ковер?
— Мы выбрасывали в туалет разный хлам — одежду, старые детали от автомобиля и все остальное. Я выбросил эту одежду потому, что она действительно была в крови. Но это была кровь соседской свиньи. Я помогал соседу ее зарезать. А потом по пути домой я повстречал в лесу скунса, который прыснул на меня своей вонючей жидкостью. Вонь скунса не отстираешь. А у меня как раз было немного денег, поэтому я просто выкинул старую одежду и купил новую.
— А ковер из машины?
— Ковер случайно оторвался. Я порезал его цепью бензопилы, когда положил ее в машину. Я как раз хотел заменить ковровое покрытие в машине, когда меня арестовали… Может, у вас есть результаты лабораторных анализов этой одежды, которые доказывают другое? — спросил Фергюсон.
Журналист собрался было покачать головой, но вовремя удержался, хотя и не знал, заметил ли что- нибудь Фергюсон.
— Неужели вы считаете меня набитым дураком, мистер Кауэрт?! — продолжал Фергюсон. — Если бы я был в чем-то виновен, то, выйдя из тюрьмы, я сразу откопал бы эти вещи и избавился бы от них раз и навсегда. Думаете, я ничему не научился в камере смертников? Думаете, я ничему не научился на занятиях по криминалистике в университете? Или вы все-таки считаете меня круглым идиотом, мистер Кауэрт?
— Нет, я не считаю вас идиотом, — ответил журналист, — и вижу, что вы многому научились.
Некоторое время они молча сверлили друг друга взглядом.
— Откуда же Салливану стало известно про туалет? — спросил наконец Кауэрт.
— Еще до того, как я захотел его прикончить, — пожал плечами Фергюсон, — Салливан рассказал мне о том, как однажды задушил одну женщину ее же собственными колготками и смыл их в унитаз. А потом он спросил, какие удобства у нас дома, а я сказал ему, что у нас старый деревянный сортир, куда мы тоже выбрасываем разный мусор. Вот Салливан и выдумал для вас эту историю. А вы вбили себе в голову, что должны найти в выгребной яме мою одежду, и действительно что-то там раскопали. Кто ищет, тот всегда найдет. Хотя, может, и совсем не то, на что рассчитывал.
— Ловко выдумали.
Фергюсон нахмурился:
— Это не я выдумал, а Блэр Салливан. Старина Салли был большой мастак выдумывать. Он мог пойти на любую ложь, лишь бы она принесла ему пользу.
— Это верно, — согласился Кауэрт.
— А вы собираетесь писать новую статью? — спросил Фергюсон, кивнув на магнитофон и блокнот с авторучкой. — Боюсь, что ничего нового вы от меня не услышите.
— Я в этом не уверен.
— У меня складывается впечатление, что вы слишком много общаетесь с Тэнни Брауном. Вижу, этот мерзавец никак не уймется!
— Это верно, — усмехнулся журналист, — он не уймется.
— Будь он проклят! — взорвался Фергюсон, но тут же взял себя в руки и спокойно проговорил: — Но я ему теперь не по зубам. У него руки коротки.
Кауэрт внезапно почувствовал себя совершенно беспомощным. Он пытался представить себе, какие вопросы стал бы задавать на его месте Тэнни Браун, чтобы с Фергюсона слетела шелуха мнимой невиновности. Журналисту наконец стало понятно, почему Браун позволил Уилкоксу избивать Фергюсона, чтобы тот сознался в убийстве, которое совершил.
— Скажите мне, Фергюсон, когда вы ездите на юг выступать в церквях, вы всегда говорите одно и то же или содержание ваших выступлений все-таки зависит от конкретной аудитории?
— В целом я говорю одно и то же. Но иногда я что-то меняю в своих выступлениях. Это зависит от того, кто меня слушает.
— Но основная мысль ваших выступлений всегда одинакова?
— Да.
— Какова же она?
— Я говорю людям о том, как Иисус Христос рассеял тьму в моей темнице, мистер Кауэрт. Я рассказываю о том, что только вера — надежный путь к спасению в самых безнадежных ситуациях. Я говорю о том, как слово Господа может тронуть душу самого закоренелого грешника и утешить его. Я говорю о том, что истина подобна огненному мечу, прорубающему путь сквозь мрак порока. И все со мной согласны, потому что мои слова утешают сердца и души людей.
— Я в этом не сомневаюсь. Вы регулярно посещаете церковь в Ньюарке?
— Нет, я здесь учусь, мне некогда.
— Сколько же раз вы выступали с такой речью?
— Восемь или девять раз.
— А вы помните, в каких церквях или общественных местах вы выступали?
— Желаете стать моим официальным летописцем?
— Нет, просто назовите мне эти места.
Смерив Кауэрта взглядом, Фергюсон пожал плечами с таким видом, словно не придал этому вопросу особого значения, и быстро перечислил несколько баптистских и унитарианских церквей, а также церквей баптистов-пятидесятников и общественных мест. Так же без запинки Фергюсон называл населенные пункты, где они находились. Журналист еле успевал все записывать. Закончив перечисление, Фергюсон замолчал. Кауэрт просмотрел свои записи: Перрин там не фигурировал.
— Это всего лишь семь мест, — заметил журналист.
— Возможно, я кое-что запамятовал.
Не в силах усидеть на месте, Кауэрт вскочил на ноги и подошел к книжной полке, где, точно так же как и детектив Шеффер, стал читать названия на корешках книг.
— Вы станете настоящим специалистом, прочитав все это, — пробормотал журналист.
— Эти книги входят в обязательный список литературы по курсу, который я слушаю в