Зной

лесоматериалов. Там мужчины, орудуя топорами, ножовками и одной-единственной радиальной пилой, резали деревянные брусья на куски равной длины и сооружали из одних ступенчатые пирамиды, а другие укладывали на низкий грузовой прицеп.

Неожиданно все они, словно услышав флейту Крысолова, побросали инструменты и ушли под навес.

Заинтересованная их поведением Глория пошла налево, к бетонному пандусу, надеясь получить, забравшись на него, лучший обзор поля. И, повернув за угол, к задней стене клиники, услышала отрывистый кашель.

Кашляла женщина-врач, которую Глория видела в прошлый раз, — худенькая азиатка. Она сидела на корточках, прислонившись спиной к стене, и досасывала сигарету, уже обратившуюся в длинный столбик пепла. Локтем свободной руки доктор удерживала открытой заднюю дверь клиники. Кашлянув еще раз, она повернулась к Глории.

— Черт! — сказала доктор, поднимаясь на ноги.

Локоть ее соскользнул с двери, и та захлопнулась.

— Мерзавка, — сказала ей доктор. А затем Глории, по-испански: — Я вас что-то раньше не видела.

— Я говорю по-английски.

Глаза доктора расширились:

— Правда?

— С малых лет, — подтвердила Глория.

— Вот спасибо. — Доктор прижала руку с сигаретой ко лбу, походя на дымящегося единорога. Седины в ее волосах стало больше, чем было летом. — Вы не представляете, как приятно это звучит. Мне временами кажется, что я забываю английский язык. Правда, когда не удается придумать, как сказать что- то по-испански, все равно приходится переходить на него.

Она быстро окинула Глорию взглядом:

— Так вы говорите по-английски…

Глория улыбнулась:

— Вам следует почаще звонить домой.

— Когда? Я с утра до вечера здесь торчу. Шесть часов на сон и несколько минут на переодевание. — Доктор фыркнула. — Ладно, забудьте. Когда закончится мой срок здесь, я проведу с родными целых две недели. Хотя — нет, навряд ли. Никого я из них не увижу, потому что, как только вернусь, мне придется заканчивать ординатуру, а это наверняка потребует никак не меньших затрат времени. А потом получу настоящий докторский диплом и все начнется сначала, и времени на разговоры у меня опять не останется. Очень может быть, что сейчас происходит последний в моей жизни нормальный человеческий разговор.

— Я постараюсь, чтобы он получился приятным, — сказала Глория.

— Не напрягайтесь, запросы у меня самые скромные.

— Почему вы приехали сюда, если вам здесь так плохо?

Доктор затянулась и покашляла.

— Мне не было здесь так уж плохо. Только в последнее время стало. Я думала, что, поработав здесь, получу хорошую возможность карьерного роста, и потом, дело-то я тут делаю нужное, понимаете? Я знаю множество людей, которые поработали в этой программе и считают, что она дала им очень многое. Она и мне многое дает, но, знаете, я никак не могу отделаться от мысли: из всех мест на свете… У программы есть отделение в Кении, но одному только богу известно, попаду ли я туда хоть когда-нибудь. В колледже я учила испанский, и потому казалось — как бы это выразиться — логичным отправиться сюда. Однако работа здесь — это тихий ужас. У больницы нет никакого персонала, кроме меня и двух терапевтов, а те, как только я приехала, ополовинили, так сказать, свои часы приема, — сами понимаете, во что мне это обошлось. И денег у нее тоже нет. Люди приходят ко мне с серьезными заболеваниями, да еще и сильно запущенными, и почему-то думают, что я способна вылечить их не сходя с места. Я отправляю их в Техакес, там находится единственное на девять примерно световых лет в округе подобие настоящей больницы. Но многие просто отказываются уходить от меня, пока я не дам им чего-нибудь, каких-нибудь таблеток. — Она усмехнулась, отбросила окурок. — Вот я и лечу рак печени аспирином, господи боже ты мой…

Доктор подскочила к окурку, чтобы затоптать его.

— А где же ваша медицинская сестра? — спросила Глория.

— У меня уж три месяца как нет сестры.

— Когда я была здесь в последний раз, я ее видела.

— Лолу? Она уволилась и открыла собственное дело — исцеляет людей молитвой. Вы когда здесь были?

— Я…

— Лечились у нас?

— Да нет. — Теперь слова следовало подбирать с осторожностью. Тема деликатная, необходимо как- то расположить к себе доктора. — Я ведь тоже медицинская сестра и хорошо вас понимаю.

— Да? Медсестра с двумя языками? — Смех у доктора был совсем мужской. Она похлопала себя по карманам в поисках сигарет — не нашла. — А работа вам не нужна?

Глория улыбнулась:

— Может быть. На самом деле у меня есть к вам один чисто технический вопрос.

— Вообще-то, у меня нет времени. Пора идти дурачить пациентов. — Доктор посмотрела на часы, подергала заднюю дверь, та оказалась запертой. — А, дьявол.

— Много времени это не займет.

Доктор вздохнула:

— Ладно, пойдемте. Только держитесь вплотную ко мне.

Они обогнули здание клиники, чтобы войти в нее через парадную дверь. И едва оказались в вестибюле, как их окружили воинственно настроенные пациенты. Доктор, мягко растолкав их, направилась к задней двери, выкрикивая по-испански: «Встаньте в очередь, в очередь, прием начнется через минуту». Глория выступала за ней, ощущая себя подругой кинозвезды, пригласившей ее на церемонию вручения «Оскаров». Впрочем, благодаря ее близости к доктору Глория тоже получила свою порцию тычков и толчков. Когда она уже проскальзывала за двойную дверь, багроволицая женщина завопила ей вслед: «Погоди! Таки надула, сучка!»

Они вошли в узкий, наполовину перегороженный каталкой коридор. На каталке лежала груда зловонного постельного белья. Запах Глория узнала — недержание, болезнь ее матери.

Доктор зацепила ногой стоявшую у стены пару костылей, и те загромыхали по полу. На миг Глории показалось, что пол давно не мыли, однако, вглядевшись в него, она поняла, что перед ней голый, неимоверно грязный бетон.

В коридор выходило несколько никак не помеченных дверей, только на одной имелась почти стершаяся, но еще различимая надпись: OFICINA DEL DOCTOR[69]. Доктор пояснила, что ей приходится делить это помещение с другими врачами, — но это неважно, поскольку показываться в больнице они почти не удосуживаются.

Помещение оказалось шестиугольным, с кафельными стенами, из которых торчали через правильные промежутки душевые лейки. Пол был наклонным, с заделанным стоком посередке.

— Раньше в этом здании находились корты для игры в сквош, — сказала доктор.

Зачем кто-то соорудил посреди пустыни корты для сквоша, Глория спрашивать не стала. Она уже начала привыкать к причудливости здешних перемен.

— Мне нужно как можно скорее выйти к больным, — сказала доктор. — Пока мы разговариваем, там может произойти все что угодно.

Комната эта представляла собой пародию на поликлинику третьего мира. Покрытый пятнами