случае — против отделения Бангладеш в 1971 году, во втором — против анимистов и христиан юга Судана. Наконец, установление исламистской военной диктатуры в первые годы сопровождалось безжалостным подавлением секуляризованных средних классов, символом которого в Пакистане стала казнь Али Бхутто в 1979 году. В Судане, где политические нравы традиционно были мягкими, а браки и межплеменные союзы между правящими элитами обеспечивали защиту опальных фигур, режим, пришедший к власти в 1989 году продемонстрировал невиданную жестокость. Чистки и казни затронули прежде всего офицерский корпус, тогда как гражданские и военные чиновники направлялись на «перевоспитание» с целью заставить их принять исламистское мировоззрение. Пытки арестованных, которых доставляли в «дома-призраки»
«Революционная» жестокость первых лет существования режима позволила ИНФ полностью взять в свои руки контроль над государством путем назначения своих людей, представителей исламистской интеллигенции и набожных средних классов, во все властные структуры. [201] Цель этой жестокости заключалась в том, чтобы покончить с засилием традиционных господствовавших групп — представителей крупных политических партий, связанных с братствами, — и заменить их новой «современной» элитой. В то же время режим с еще большей жестокостью подавлял интеллигенцию и неисламистов из числа представителей средних классов — вынуждая многих из них бежать из страны, — лишь бы не допустить их превращения в альтернативу существующей власти. Наконец, ИНФ пытался компенсировать свою недостаточную непопулярность в народе, покровительствуя фаллата — этнической группе, пришедшей из Западной Африки, чье чужеродное происхождение ставило ее в маргинальное положение.[202] В этой группе ИНФ смог найти преданную клиентуру, готовую выполнять для него самую «черную» работу, тем паче что она была обязана ему своим возвышением и боялась его потерять в случае смены власти.
Такая политика позволила Тураби и его друзьям взять власть в государстве и удерживать ее целые десять лет. За это харизматический лидер удостоился восхищения большинства подобных движений в арабском мире — в частности, тунисского Движения исламской тенденции (ДИТ) и палестинского «Хамаса»,[203] руководители которых постоянно ссылались на пример Судана, — а также националистов и даже левых активистов региона: в их глазах антиимпериализм Тураби перевешивал репрессии, которым подвергались их товарищи в Хартуме. В отличие от происламистского режима генерала Зия в Пакистане, также пришедшего к власти в результате военного переворота, но пользовавшегося массированной американской поддержкой в связи с войной против Советов в Афганистане, суданский режим навлек на себя гнев США. Бесчинства армии и полиции в ходе бесконечной войны на юге страны восстановили против режима многочисленные христианские организации, как протестантские, так и католические. Имея связи в Вашингтоне и европейских столицах, они закрыли для суданских лидеров доступ к различным формам «исламо-христианского диалога», благодаря которым многие исламистские движения других стран смогли установить контакты с западными властными структурами. Хотя во главе ИНФ стояли лидеры, большинство которых получили образование в Великобритании и США, Фронт, пришедший к власти в результате путча, вызвал к себе враждебное отношение американцев, подобно хомейнистскому Ирану, также отнесенному к числу государств — спонсоров терроризма. Однако, как и в Иране, режим сумел превратить в источник легитимности и эту враждебность, и сопровождавший ее «шлейф» санкций. Судану это дало повод обвинить Америку в экономических бедах минувшего десятилетия[204] и призвать мусульман к священному союзу против США. Это позволило Тураби, поддержавшему Саддама Хусейна во время войны 1990–1991 годов в Заливе и на время лишившемуся за это саудовской помощи, заручиться поддержкой международных организаций, не говоря уже об исламистских движениях, и сделать из своей страны — одной из беднейших в мире — символ сопротивления империализму. В апреле 1991 года на открывшуюся в Хартуме арабскую и исламскую народную конференцию съехались, помимо исламистов Ближнего Востока, Магриба, Ирана, Афганистана и Пакистана, Ясир Арафат и египетские насеристы. Конференция выразила солидарность с Ираком и выставила себя в качестве альтернативы Организации Исламской конференции (ОИК), находившейся под саудовским влиянием, хотя и не располагала при этом такими же средствами. За первой конференцией последовала вторая — в декабре 1993 года, затем третья — в марте-апреле 1995 года.[205] Эти форумы дали Тураби возможность утвердиться на международной арене с помощью мировых СМИ (а он прекрасно умел общаться с журналистами)[206] и укрепить свое влияние в собственной стране. Таким образом, режиму удалось завуалировать свое путчистское происхождение и непопулярность в народе и придать себе имидж революционной власти, выразительницы надежд и чаяний прогрессивных сил и мусульман всего мира. Режим смог добиться этого, потому что в 1989 году он не только стал единственным суннитским исламистским движением, захватившим власть в государстве, но и умело воспользовался вакуумом, созданным смертью Хомейни: аятолла умер в июне, а уже в конце этого месяца произошел путч в Хартуме.
Глава 7
Европа, земля Ислама: платок и фетва
Хомейни умер 3 июня 1989 года, немногим более трех месяцев спустя после его призыва к мусульманам всего мира казнить автора «Сатанинских стихов». Эта ошеломляющая фетва стала настоящим политическим завещанием аятоллы, завершив 1989 год и вместе с ним — десятилетие расцвета исламистских движений, начало которому было положено исламской революцией в Иране в 1979 году. Фетва Хомейни явилась результатом столкновения двух противоположных символических направлений и событий. Тегеран был вынужден пойти на прекращение длительной войны с Ираком, продолжавшейся с 1980 до 1988 года, и расстаться с надеждами на свержение Саддама Хусейна. А Саудовской Аравии удалось сохранить гегемонию на выражение ислама, несмотря на попытки дестабилизации со стороны Ирана. В данном контексте фетва представляла собой попытку перехватить инициативу в этой области. Хомейни выступил в роли защитника всех мусульман, оскорбленных появлением романа, расцененного как покушение на мусульманскую честь, достоинство, религию и культуру, в то время как ни Эр-Рияд, ни зависимые от него организации не смогли помешать выходу в свет этой книги. Кроме того, фетва от 14 февраля 1989 года перемещала сферу исламистского протеста, которой в 80-х годах являлась Юго-Западная Азия, за пределы традиционных исторических границ сообщества правоверных, в Западную Европу, где проживал Салман Рушди и выходцем из которой он являлся. Фетва против Рушди означала распространение
Пятнадцатого февраля 1989 года должно было стать знаменательной датой победы джихада в Афганистане, проводившегося под покровительством и с благословения Саудовской Аравии и США. В этот день закончился начатый по инициативе Горбачева вывод советских войск с территории Афганистана. Все ожидали, что коалиционное правительство, сформированное из представителей партий моджахедов в Пешаваре, находившихся под саудовско-пакистанским влиянием, займет свою резиденцию в Кабуле. Однако потребовалось еще более трех лет ожесточенной борьбы, прежде чем столица пала к их ногам. Многие были уверены, что эта победа станет еще одним шагом к утверждению духовного влияния Саудовской Аравии на мировом исламском пространстве, тем более что афганские шиитские партии не вошли в состав правящей коалиции. Как ни странно, но вывод советских войск прошел почти незамеченным редакциями, поместившими на первых полосах своих изданий фетву, произнесенную накануне Хомейни и выдвинувшую, таким образом, Иран на передовой рубеж в идеологическом сражении
