определенную эволюцию. Его книга «Ислам между Востоком и Западом», вышедшая в свет в 1988 году, как и последующие статьи и брошюры, отличалась значительно меньшим радикализмом, чем его юношеские опусы. Стремление к исламскому государству уступало в них место требованию демократии — теме, более способной привлечь симпатии секуляризированных городских средних слоев. Последние составляли основную часть кадров и интеллектуалов Сараево и настороженно относились к партии, происхождение которой оставалось подозрительным в их глазах. И по мере эскалации военного конфликта ПДД будет всё больше нуждаться в этих социокультурных слоях, в их технических, организационных и военных способностях. В первую очередь с ними захотят контактировать западные правительства и интеллектуалы — ценный ресурс с точки зрения культивирования имиджа Сараево как «культурной столицы Европы», подчеркивания его открытости и терпимости по контрасту с варварством сербского ополчения, проводившего этнические чистки. Так, в октябре 1993 года «гражданские» партии приняли участие во власти, а Харис Силайджич был назначен премьер-министром. После своего ухода из правительства в январе 1996-го он станет одной из главных фигур в стане «мусульманских демократов», выступавших с критикой «государственной» ПДД.
Война явилась испытанием для определения мусульманской идентичности в Боснии, которую пришлось искать между исламистскими концепциями части правящих элит и секуляризированной версией, близкой большинству общества. Те, кто осуществлял этническую чистку с ее зверствами, не задавались вопросом, были ли их жертвы людьми религиозными или светскими.[259] Эти преследования способствовали (особенно у некоторых вынужденных переселенцев, потерявших всё) появлению обостренного религиозного самосознания в духе воинствующего исламизма: оно выразилось в создании в рядах боснийской армии нескольких «исламских бригад», состоявших из этих перемещенных лиц, где строго соблюдались исламские запреты и предписания. Это явление не получило широкого распространения, несмотря на поддержку со стороны некоторых руководителей ПДД, различных иностранных исламских благотворительных организаций и «джихадистов», прошедших подготовку в лагерях Пешавара.
На «исламскую солидарность» с Боснией были потрачены целые реки чернил, использованы многие тонны писчей бумаги, она стала поводом для многих деклараций. Однако это движение оказалось в ситуации, в которой получение конкретной помощи было затруднено наличием международных «ограничителей», гораздо более сложных, чем это было в случае солидарности с Палестиной или Афганистаном.[260] Кроме Ирана, государства и организации, желавшие продемонстрировать ее, не имели прочных связей в боснийском обществе, европейский характер которого был для подобной операции обстоятельством новым и неудобным.
Организация Исламской конференции — подходящий для этой инициативы форум, находившийся под доминирующим саудовским влиянием, — оказалась под тройным нажимом: иранского активизма, радикальных исламистских оппозиционных движений и «салафитов-джихадистов» с их неконтролируемыми инициативами, видевшими в Боснии новый фронт священной войны.
У Ирана были давние связи с основателями ПДД: трое из участников процесса 1983 года были арестованы югославскими властями сразу же по возвращении с одного из конгрессов по объединению шиитов и суннитов, которые Хомейни ежегодно собирал в Тегеране в пику Ираку и Саддаму Хусейну. А иранская революция с ее современным и иконоборческим духом была более привлекательной для европейского исламистского истеблишмента ПДД, нежели ваххабитский консерватизм с его средневековым душком, с его догматизмом и всеми его «косными» аспектами, которые осуждала «Исламская декларация» 1970 года. В 1992 году Тегеран проявил особую активность на двух чрезвычайных конференциях ОИК по Боснии — в Стамбуле (июнь) и Джидде (декабрь). Вторая конференция, в которой участвовал Изетбегович, пыталась добиться снятия эмбарго, наложенного Советом Безопасности ООН на поставки оружия для Боснии,[261] ссылаясь на то, что сербы располагали арсеналами бывшей югославской армии. Тем не менее она завершилась принятием резолюций, которые, выразив солидарность с Сараево, не вступили в противоречие с резолюциями ООН по данному вопросу. Не было никакой возможности перед самыми радарами НАТО вооружать боснийцев так же, как это было с афганцами. Впрочем, с весны 1992 года Иран обошел эмбарго: оружие пошло через Турцию и аэропорт Загреба и попадало в боснийскую зону после того, как треть груза забирали себе хорватские войска.[262] На первых порах такая цепочка пользовалась «benign neglect» («доброжелательного невнимания») американской администрации, видевшей в этом один из способов нарушить баланс сил в бывшей Югославии в пользу хорватско-мусульманской федерации. Хотя афера вскрылась после публичной конфискации в апреле 1994 года в Загребском аэропорту нескольких тонн оружия, доставленного иранским самолетом (что дало повод американскому конгрессу начать расследование),[263] поставки не прекращались вплоть до заключения Дейтонских соглашений в декабре 1995 года. В соответствии с этими соглашениями и под сильным нажимом американцев иранские военные советники и инструкторы (по сведениям наиболее достоверных источников, их было несколько сотен) из корпуса «Стражей революции»
На фоне относительной инертности ОИК и руководителей суннитских государств исламистская оппозиция в этих странах сделала поддержку боснийцев своим троянским конем, с помощью которого она могла оспаривать религиозную легитимность режимов, обвинявшихся ею в пассивности. Так, в Египте «Братья-мусульмане» с 1992 года призывали к джихаду против сербов, такому же, как в Афганистане. Перед властью и всеми теми, кто связывал вернувшихся в страну «арабских афганцев» с терроризмом, охватившим в то время долину Нила, встала первостепенная задача — избежать нового, неконтролируемого ажиотажа вокруг этой темы. Отныне государство стремилось взять под контроль солидарность с Боснией, придав ей характер чисто гуманитарной и медицинской помощи и подавив всякие попытки начать вооруженный джихад.[266]
В Саудовской Аравии, где возникшее после войны в Заливе оппозиционное движение поставило под сомнение религиозную легитимность правящей династии, где боялись инициатив Усамы бен Ладена, так же как и конкуренции Ирана, власти и близкие им религиозные круги высказались в поддержку оказания Боснии военной помощи, то есть по сути вооруженного джихада. Однако монархия и духовенство опасались его перехода под контроль враждебно настроенных Эр-Рияду групп, как это только что произошло в Афганистане. Таким образом, помимо дипломатических инициатив, впрочем безуспешных, на первый план выдвигалась материальная и гуманитарная помощь. Джихад предпочитали вести более пером, нежели копьем. Помощь шла через специализированный филиал Всемирной исламской лиги и специальный фонд, управлявшийся губернатором Эр-Рияда принцем Салманом, который уже руководил подобным фондом, созданным для Афганистана. Начиная с 1992 года саудовская помощь Боснии составила около 150 млн долларов[267] государственных и частных пожертвований. В оказании благотворительной помощи Боснии помимо исламских гуманитарных организаций Аравийского полуострова и Малайзии впервые приняли участие ассоциации, занимавшиеся сбором средств среди мусульманского населения стран Западной Европы (прежде всего в Великобритании, где этому способствовало обаяние Юсефа Ислама — принявшего ислам бывшего поп-певца Кэта Стивенса, который возглавлял одну из самых активных благотворительных организаций — «Muslim Aid»). В европейских исламистских кругах дело боснийских мусульман позволяло развернуть движение солидарности, которое лишало монополии на оказание гуманитарной помощи западные христианские и светские организации, деятельность которых изображалась как вдохновленная миссионерскими целями. Это был также прекрасный предлог для выступления на моральном поприще, ставшем в 80-е годы важным политическим фактором в
