немедленно откликнулась Катя.
Тут неожиданно возбудилась Сашка:
– Вот этого никогда не пойму. Знаете, я даже читала один её роман, шестидесятый, если не ошибаюсь. Меня, видите ли, интересуют механизмы успеха…
– Мы заметили…
Сашка проигнорировала подколку:
– Так вот, я не смогла. При всей литинститутской выучке дочитывать любой текст – не осилила. То, что герои картонные и косноязычные, что на детективную линию она положила, – бог с ним. Но в конце начался полный мексиканский сериал, паралитики исцеляются, чуть ли не мёртвые воскресают. Она явно вырвалась за пределы здравого смысла и унеслась в стратосферу…
– …Как Гребенщиков, – заметила Агафья.
– Чтоооо?! – переспросила потрясённая Ольга.
– Помнишь у него – «прыг, ласточка, прыг»?
– Прыг, а в лапках топор…
– Именно. Это тоже за пределами здравого смысла. Он уже давно просветлённый, ему плевать. И Джульетта в некотором роде гуру.
– Издеваешься, – с облегчением сообразила Ольга.
Катя задумчиво погладила по спинке металлическую собачку, украшавшую пустую пепельницу:
– Так и вижу её с топором.
– И БГ в золотом платье.
Девушки не выдержали, рассмеялись, и напряжение этого нелепого дня понемногу покинуло их.
Глава 5
Неправильно поступают и те, которые тащат домой внутренности трупов своего издохшего скота, вносят их в кухню, протаскивая их над порогом двери в кухню, кладут внутренности на сковороду и поджаривают на огне, полагая, что от этого мучаются ведьмы, наславшие смертельную порчу на скот.
В городе Мерзебурге Констанцской епархии один юноша был настолько околдован, что не мог иметь полового акта ни с какой женщиной, кроме одной. В присутствии нескольких лиц он рассказывал, что хотел бы избавиться от неё, бежать и поселиться в других странах, но ночью вскакивал и поспешно, то бегом, то как бы летя по воздуху, возвращался к ней.
– Дорогие мои, я понимаю, что вы все здесь – серьёзные писатели, стремящиеся создавать настоящую литературу, пишете в вечность и не думаете о какой-то там целевой аудитории и маркетинговых исследованиях. Тем не менее я попрошу сейчас сделать две вещи. Для начала представьте себе, пожалуйста, вашего идеального читателя. Вам было бы приятно, если бы этот человек покупал ваши книги. Какой он?
Девочки задумались, первой решилась Сашка:
– Пожалуй, это девушка старше двадцати пяти, с высшим образованием. Умная, язвительная, незамужняя…
– Всё? Теперь вы. – Иванова обратилась к Ольге. – Моя, пожалуй, взрослей. За тридцать, со сложной личной жизнью, творческая.
– Замечательно. Обратите внимание, что всё это немного отдаёт автопортретом. Катя?
Видимо, в пику последнему замечанию Катя предпочла выбрать мужчину:
– Хочу, чтобы меня читали такие дядьки под пятьдесят, деловые, основательные…
– Ну-ну. Вы?
– Прежде всего те, кто помнит начало восьмидесятых, люди двух эпох. Свободных взглядов, незашоренные и не снобы. Но есть зазор между теми, кого хотелось бы видеть в качестве публики, и теми, кому моя писанина в самом деле будет интересна, – ответила Агафья.
– О да, это важное замечание. Спасибо. Теперь перейдём ко второму вопросу: представьте среднестатистического читателя вообще. Кто именно у нас чаще всего покупает книги?
– Ну, женщины…
– Безусловно.
– Около тридцати, с высоким уровнем дохода…
– Минутку, Москва – не вся Россия. Если говорить в масштабах страны?
Ольга поняла, к чему она клонит:
– Все эти тётушки средних лет, которые катаются на электричках, коротают вечера у телевизора и проводят выходные на дачах?
– Именно. Мы сейчас не будем говорить о так называемых «премиальных книгах», получающих Букера, Нацбест и прочие цацки, – их популярность велика, но в узких литкругах. Это другой бизнес. Поговорим только о массовом коммерческом успехе. Я вижу по крайней мере два пути к хорошим продажам. Первый – выбрать себе узкую целевую аудиторию, но исследовать её досконально. Пусть ваш покупатель не «женщина вообще», но, например, в возрасте двадцати восьми – тридцати двух, разведена, с одним ребёнком, с гуманитарным образованием, жительница крупного города. Их не миллионы, конечно. Но именно этот тип вы изучите так, что девяносто девять процентов из них, взяв в руки вашу книгу, обязательно её купят, посоветуют подругам, а потом придут за следующей. Второй – да, работать на этих самых «простых тёток», о которых вы так брезгливо отозвались.
– Почему брезгливо? – не выдержала Сашка. – Они хороши по-своему, но я не хочу писать для тупых.
– Хорошо, не пишите, – покладисто согласилась Иванова, – но для кого бы вы ни работали, любите их.
Ольга удивилась: вот уж не ожидала от такого человека проповедей.
– Первая заповедь успеха: даже если вы делаете колонку для журнала «Не скучай, Маруся», уважайте свою аудиторию, старайтесь для неё, вникайте в её чаяния. С установкой «вокруг одни идиоты» около вас действительно начнут собираться одни идиоты. Люди, как бы простоваты они ни были, отлично чувствуют пренебрежение и халтуру. И положа руку на сердце, вы уверены, что вы лучше них?
Сашка фыркнула:
– Читательниц «Не скучай, Маруся»-то? Уверена. Они всего лишь потребители. А я… а мы – творцы.
– Но, дорогая, они те, кто приносит нам деньги.
После лекции Агафья задумчиво сказала:
– Не так уж это и глупо.
– Что? Жвачку для коров генерировать?
– Я про публику. Перед ней нельзя заискивать, но и нельзя бояться. И уж конечно, опасно её презирать.
Ольга вспомнила свою журналистскую юность. В сущности, в универе им говорили то же самое, но там не выдавали основы профессиональной этики за тайное знание. Может быть, напрасно, потому что тогда Ольга пропустила эту мысль не то чтобы мимо ушей, но мимо рассудка, и позже пришлось доходить до неё самой. Когда уже после развода и обретения некоторой популярности ей предлагали вести колонки в дамских журналах, она испытывала сильное смущение. Будучи от природы существом высокомерным, не сомневалась, что это всё чтиво для дурочек и ей не пристало подстраиваться под формат.
– Кроме того, это портит репутацию, – говорила она Марине, – не хочу переходить в разряд «женскописательниц», тем более глянцевых. Я, чай, к курям не приговорённая – бабское всю жизнь писать.
– Но там аудитория, Оля, – пожимала плечами подруга, – тиражи сотни тысяч. Будет замечательно, если хотя бы каждая десятая запомнит твоё имя.
А Марина продолжила:
– Что до формата, считай это творческим этюдом.
– Ну хорошо. Попытаюсь.
Для колонок она придумала приём: будто не сама их сочиняла, а записывала за какой-нибудь Таней или Кристиной, глупенькой, нежной, с красными ноготками, с отутюженными мозгами и нормальным живым сердцем. И с этим сердцем она и предпочитала иметь дело.
Историю надо было писать так, чтобы в ней содержалась некая совершенно определённая мысль, с которой читательница могла, во-первых, согласиться или нет, а во-вторых, пересказать её подруге. Ещё одно правило, которое Ольга сама открыла и крайне им гордилась, оказалось давно изобретённым велосипедом, и сегодня о нём напомнила Иванова:
– Девочки, популярнее всего сказки о Золушке.
В тексте должна быть героиня, с которой ваши читательницы захотят отождествиться. И которая в конце обязательно получит награду. Пусть не принца, но дайте ей хоть что-нибудь!
Девочки фыркали – своим заявлением Иванова переводила всю русскую литературу в разряд непопулярной.
– Вы знаете, что такое тантамареска?
Они не знали.
– Ай-я-яй, расширять надо словарный запас, господа писатели.
– Кто бы говорил, – съязвила Сашка шёпотом, – у самой в книжках лексикон, как у Фимы Собак.
– Так называется тот самый стенд для фотографирования с отверстиями для рук и лица, который вы видели и на Арбате, и в любом приморском городке на набережной.
Девочки немедленно заскрипели ручками и застучали клавишами – это стоило зафиксировать.
– Не важно, как расписана ваша тантамареска – на ней поле битвы, спальня или салон, но читатель должен захотеть впихнуть свою физиономию в соответствующую прорезь, чтобы ощутить себя среди всего этого.
Она помолчала, давая им оценить образ.
– А ещё им нравится читать о людях романтических профессий. Вам ещё будут преподавать «Героику и пафос», поэтому сейчас просто запомните: работа военного, медика, милиционера всегда занимает воображение. Сейчас, на волне «Скорой помощи» и «Доктора Хауса», популярны врачи, а чуть раньше всем нравились менты. Правда, если нет фактуры, воспользоваться этим материалом будет затруднительно, вы просто учтите.
Они учли.
– Но ради всего святого, не делайте вы ваших героинь писательницами. Это не романтично. О, я знаю, как сладко рассуждать о своей среде, о том, что близко, но поверьте, им это неинтересно.
– Нам в лите, – сквозь зубы процедила Сашка, – говорили, будто нужно рассказывать о том, что знаешь. А душевная организация продавщицы кваса мне, увы, неизвестна. Примитивные организмы пусть биологи изучают.
У неё в ноутбуке лежала начатая рукопись романа из жизни молодых талантливых литераторов, и вот так заранее признавать её неинтересной Сашка решительно отказывалась.
– Если хотите, – ослепительно
