- Я не упаду, - сказал Гарольд нервно. Он взглянул на нее. - Фрэн, ты выглядишь больной.
- Это от жары, - пробормотала она.
- Ради Бога, спускайся вниз. Полежи под деревом. И посмотри на муху, которая бросит вызов смерти на отвесном десятиградусном скате крыши амбара Мозеса Ричардсона.
- Не шути. Я по-прежнему думаю, что это глупая и опасная затея.
- Возможно, но я буду чувствовать себя спокойнее, если сделаю это.
'Он делает это для меня', - подумала она.
Она привстала на цыпочках и легко поцеловала его в губы.
- Будь осторожен, - сказала она и быстро сбежала вниз, так что Кока-Кола заплескалась у нее в животе. Быстро, но не настолько, чтобы не успеть заметить, как в глазах у него появилось удивленное, счастливое выражение. Еще быстрее она спустилась с сеновала, так как чувствовала, что сейчас ее вырвет. Она-то знала, что дело в Кока-Коле, жаре и ребенке, но что подумает Гарольд, если услышит? Поэтому-то она и торопилась выбраться поскорее из амбара, чтобы он не услышал. И она успела. Как раз.
Гарольд спустился без четверти четыре. Теперь кожа его была ярко-красной, а руки забрызгались белой краской. Пока он работал, Фрэн дремала под вязом во дворе Ричардсона, в любой момент готовая проснуться, услышав треск дранок и отчаянный крик бедного толстого Гарольда, падающего с высоты девяноста футов навстречу жесткой земле. Но он так и не раздался - слава Богу, и теперь Гарольд стоял гордо перед ней - зеленые ноги, белые руки и красные плечи.
- Зачем ты принес назад краску? - спросила она с любопытством.
- Я не хотел оставлять ее там. Это могло бы привести к самовозгоранию, и наша надпись пропала бы.
Вдвоем они посмотрели на крышу хлева. Свежая краска ярко сияла на фоне тускло-зеленой дранки:
УЕХАЛИ В СТОВИНГТОН, В ЦЕНТР ПО ИЗУЧЕНИЮ ЧУМЫ
ПО ШОССЕ N 1 ДО УЭЛЛСА
ПО МЕСТНОМУ ШОССЕ N 95 ДО ПОРТЛЕНДА
ПО ШОССЕ N 302 ДО БАРРА
ПО МЕСТНОМУ ШОССЕ N 89 ДО СТОВИНГТОНА
ВЫЕХАЛИ ИЗ ОГАНКВИТА 2 ИЮЛЯ 1990 ГОДА
ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР
ФРЭНСИС ГОЛДСМИТ
- Я не знал твоего второго имени, - сказал Гарольд извиняющимся тоном.
- Все в порядке, - сказала Фрэнни, по-прежнему глядя на надпись. Первая строчка была написана прямо под чердачным оконцем, а последняя - ее имя - прямо над дождевым желобом. - Как ты умудрился написать последнюю строчку? - спросила она.
- Это было нетрудно, - сказал он застенчиво. - Пришлось немного поболтать ногами, вот и все.
- Ой, Гарольд. Ну почему ты не мог поставить только свою подпись?
- Потому что мы с тобой в одной упряжке, - сказал он и посмотрел на нее с некоторым опасением. - Так ведь?
- Конечно, да... до тех пор, пока ты не свернешь себе шею. Голоден?
Он просиял.
- Голоден, как медведь.
- Тогда пошли поедим. И я помажу твою обгорелую кожу детским кремом. Тебе надо надеть рубашку, Гарольд. Ты сегодня ночью не заснешь.
- Я буду спать крепко, - сказал он и улыбнулся ей. Фрэнни улыбнулась в ответ. На ужин они ели консервы и пили Кул-Эйд (на этот раз его делала Фрэнни и не забыла добавить сахар). Позже, когда начало темнеть, Гарольд пришел в дом Фрэнни, что-то таща под мышкой.
- Это принадлежало Эми, - сказал он. - Я нашел на чердаке. Думаю, мама и папа подарили ей эту штуку, когда она закончила восьмой класс. Я даже не знаю, работает ли она, но я захватил несколько батареек из магазина.
Это был переносной проигрыватель с пластмассовой крышкой, созданный специально для того, чтобы девочки-подростки тринадцати или четырнадцати лет брали его с собой на пляж или на пикник.
- Что ж, - сказала она. - Давай посмотрим, работает эта штука или нет.
Проигрыватель работал. Почти четыре часа сидели они на разных концах кушетки, а переносной проигрыватель стоял между ними на кофейном столике. С зачарованной и тихой грустью они слушали музыку мертвого мира, звучащую в летней ночи.
35
Поначалу звук не вызвал у Стью никакого недоумения. Обычная составляющая часть яркого летнего утра. Он только что миновал город Саут Райгейт, штат Нью-Хемпшир, и теперь дорога вела его по очаровательной местности, поросшей вязами, нависшими над дорогой и испещрившими асфальт движущимися солнечными бликами. Снова раздался этот звук - лай собаки, самая естественная вещь на свете.
Он прошел почти милю, когда ему пришло в голову, что в этой собаке есть что-то необычное. Покинув Стовингтон, он видел много мертвых собак, но ни одной живой. Ну что ж, - предположил он, - многие, но не все люди умерли от гриппа. Ясно, что также случилось и с собаками. Возможно, теперь собака очень боится людей. Когда она учуяла его, она залезла в кусты и начала лаять, и будет лаять до тех пор, пока он не покинет ее территорию.
Он поправил рюкзак и заново свернул подложенные под лямки носовые платки. На ногах у него были Великаны Джорджии, и три дня ходьбы почти лишили их изначального лоска. На голове у него была изящная красная фетровая шляпа с широкими полями, а на плече болтался армейский карабин. Он не думал, что наткнется на мародеров, но что-то внутри подсказывало ему, что неплохо иметь при себе ружье. Может быть, пригодится для охоты. Правда, вчера он видел большую самку оленя, но не выстрелил в нее, приятно пораженный ее красотой.
Дорога шла вверх. Лай собаки становился все громче и громче. В конце концов, может быть, я ее увижу, - подумал Стью.
Он шел по N_302 на восток, предполагая, что рано или поздно шоссе выведет его к океану. Он заключил с собой нечто вроде договора: 'Когда я доберусь до океана, я решу, что делать дальше'. До тех пор я вообще не буду об этом думать. Он подумывал о том, чтобы раздобыть гоночный велосипед или мотоцикл, на котором он смог бы объезжать время от времени перегораживавшие дорогу разбитые машины, но потом решил идти пешком. Ходьба была для него чем-то вроде процесса выздоровления. Пошел уже четвертый день его путешествия. Он всегда любил ходить, и его тело жаждало активности. До побега из Стовингтона он просидел взаперти почти две недели, и поначалу чувствовал себя не совсем в форме. Он предполагал, что рано или поздно медлительность продвижения ему надоест, и он раздобудет себе велосипед или мотоцикл, но пока ему нравилось идти пешком на восток, глядя по сторонам и отдыхая, когда захочется. Мало-помалу безумные блуждания в поисках выхода тускнели в его памяти. Первые две ночи ему снилась последняя встреча с Элдером, который пришел привести в исполнение полученный приказ. В снах Стью всегда слишком долго медлил со стулом в руках. Элдер уклонялся от удара, нажимал на курок, и Стью чувствовал, как тяжелая, но не причиняющая боли свинцовая боксерская перчатка бьет его в грудь. Сон снился ему снова и снова, пока он не просыпался утром, не отдохнув, но безумно радуясь тому, что он жив. В последнюю ночь сон не повторился. Он не был уверен, что кошмары окончательно прекратились, но подумал о том, что постепенно яд в его организме рассасывается.
Он завернул за поворот и увидел собаку - ирландского сеттера шоколадного цвета. Он радостно залаял при виде Стью и побежал ему навстречу, бешено махая хвостом. Сеттер подпрыгнул и положил передние лапы Стью на живот. Стью пошатнулся.
- Осторожней, парень, - сказал он, усмехаясь.
Собака радостно залаяла, услышав звук его голоса, и снова прыгнула на Стью.
- Коджак! - раздался строгий голос, и Стью подскочил на месте и огляделся. - Иди сюда! Оставь человека в покое, а то ты порвешь ему всю рубашку! Глупый пес!
Коджак опустил передние лапы на дорогу и стал расхаживать вокруг Стью. Теперь Стью заметил обладателя голоса - и, по-видимому, Коджака. Человек лет шестидесяти, в рваном свитере, изношенных серых брюках... и берете. Он сидел на вращающемся стульчике и держал в руках палитру. Мольберт с холстом стоял перед ним.
