Этой правдой был очень расстроен декабрист Н. И. Тургенев, который в своей книге «Россия и русские» написал:
«Прибавлю, что в данном случае, как и во многих других, я был очень опечален и поражен полным отсутствием среди добрых предначертаний, предложенных в статьях устава общества, главного на мой взгляд вопроса: освобождения крестьян».
Например, только граф С. П. Румянцев освободил 5000 крепостных, а всего было освобождено при Александре Первом 50 тысяч крестьян. А свободолюбивый декабрист Лунин освободил нескольких крестьян «для проформы», а остальные сотни крестьян передал по завещанию собственность своему двоюродному брату Николаю Лунину, предложив ему освободить крестьян через несколько лет по его усмотрению и по европейскому образцу - без земли, то есть без источника пропитания. Когда же декабрист Якушин этим демократическо-либеральным способом решил освободить крестьян, и радостно объявил им об этом, то недоуменные и озабоченные дальнейшим существованием крестьяне ему дружно ответили: «Нет уж, батюшко, пусть мы будем ваши, а земля - наша» (Б.Б.).
На эту особенность декабристов обратил внимание Ф. Достоевский и в своих «Бесах» отразил её с комментарием:
«… Бьюсь об заклад, что декабристы непременно освободили бы тотчас народ, но непременно без земли, за что им тотчас русский народ непременно свернул бы голову».
Очень верно заметил Б. Башилов:
«Крики о необходимости срочной отмены крепостного права были только одним из способов борьбы масонов и якобинцев с царской властью».
У масонов-декабристов было две программы, два варианта развития России в случае захвата власти. Одна программа, составленная под руководством Н. М. Муравьева под названием «Конституция» была очень умеренной, более правильной - больше подходила к тем реалиям России - она не предусматривала цареубийство, сохраняла ограниченную конституционную монархию, была против революционной диктатуры, предусматривала созыв Учредительного собрания, отображающего все слои общества, для выработки Конституции, предусматривалась отмена крепостного права. Эта программа в земельной части была созвучна идеям «злостного консерватора» Аракчеева, а в более масштабном переустройстве созвучна идеям Сперанского и даже самого Александра Первого. Но была вторая, более радикальная, революционная программа «главного» военного масона и экстремиста П. Пестеля, которую заговорщики перед восстанием приняли как единую идейную основу.
Свою политическую программу Пестель назвал «Русской Правдой» и «Верховной Российской грамотой», в которой описал беспощадные действия «Временного правительства» революционеров по удержанию завоеваний будущей революции. Организатор Союза благоденствия М. Н. Муравьёв, прочитав республиканский проект для России «Русская Правда» своего «брата» Пестеля, не удержался от сарказма, сказав: «он составлен для Муромских разбойников».
Исследователь истории декабристов М. Цейтлин так описывал Пестеля (книга «Декабристы»):
«Павел Иванович Пестель был полной противоположностью Муравьёва. Казалось, что у него нет сердца, что им владеет только разум и логика… У Пестеля не было любви к свободе, он неохотно допускал свободу печати и совсем не допускал никаких, даже открытых обществ. Им владела идея равенства, осуществляемого всемогущим и деспотическим государством… Разумеется, такую власть оно могло осуществить с помощью сильной тайной полиции».
То есть - мы видим очередного гуманитария-гильотинщика с «общечеловеческими ценностями».
С высоты нашего исторического положения трудно не увидеть похожесть декабристов и большевиков. Это отметил в своем исследовании «Черное Евангелие» Николай Былов:
«Русская Правда Пестеля, «Катехизис революционера» Нечаева, статьи Писарева, Чернышевского, Добролюбова, статьи Ленина - все это звенья единой идеологической линии, на дрожжах которых взошёл ленинизм и троцкизм». Предельная жестокость «великих» демократов и либералов Пестеля, Нечаева и Ленина склоняет к мрачным раздумьям.
Д. Мережковский очень сочувствовал декабристам и долго изучал их историю перед написанием своей работы на эту тему, но не мог не отметить жестокость и деспотизм П. И. Пестеля:
«угнетал он в полку офицеров и приказывал бить палками солдат за малейшие оплошности…».
Эта «петровская» сверхжестокость не только доставляла наслаждение Пестелю, но и была методом возбуждения недовольства у солдат властью, императором, ибо при этом декабристы ссылались на неукоснительное исполнение указов «сверху». Кстати, этот же приём применят в СССР некоторые «комиссары» - чекисты и партработники в 1936 году, и которых через год самих расстреляют, когда Сталин и его окружение поймут смысл первых «чисток».
Можно поставить вопрос: «А были ли у декабристов перед восстанием иностранные учителя?» - Были. И в этом месте я опять воспользуюсь советом исследователя истории из Израиля Якова Рабиновича: «В книге А. Солженицына «Двести лет вместе» проигнорированы исследования выдающегося историка Шимона Дубнова и его единомышленников», и загляну в мемуары этого знаменитого еврейского историка, в которых С (Ш). Дубнов утверждает, что его дед - авторитетный в то время раввин часто и без проблем пересекал «черту оседлости», преодолевал тысячи километров по России и часто посещал Петербург и Москву:
«От московской жизни моего деда сохранилось в нашей семье одно странное историческое предание. Однажды он сидел в комнате своей гостиницы (в Петербурге. - Р.К.), углубленный в изучение Талмуда и вдруг обернулся и увидел за спиною незнакомого русского офицера, который стоял и заглядывал в лежащий на столе талмудический фолиант. Офицер оказался Григорием Перетцем, известным декабристом, сыном петербургского откупщика Абрама Перетца, который некогда крестился вместе со всей своей семьёй. Он спросил деда, как толковать одно трудное место в Талмуде, и, получив требуемое объяснение, удалился».
Восстание готовилось, и, как видим, - российский офицер, возможно - «христианин», изучал Талмуд. А дедушка Бенцион, известный в то время религиозный лидер евреев, идеолог, специально приезжал, командировался в столичные российские города, чтобы помочь и кое-что объяснить молодым бунтарям. И это притом, что декабристы не были глупы в «еврейском» вопросе, например, П. И. Пестель, которого трудно назвать махровым черносотенцем, служил в армии в южных и западных губерниях России и записал следующие наблюдения:
«Тесная между евреями связь даёт им средства большие суммы накоплять… для общих их потребностей, особенно для склонения разных начальств к лихоимству и ко всякого рода злоупотреблениям, для них, евреев, полезным… Вся торговля там в их руках и мало там крестьян, которые бы посредством долгов не в их власти состояли; отчего и разоряют они ужасным образом край, где жительствуют», «ясным образом усмотреть можно, что евреи составляют в государстве, так сказать, своё особенное отдельное государство и при том ныне в России пользуются большими правами, нежели сами христиане». (С).
Другой знаменитый декабрист - Никита Муравьёв, вероятно, сделал похожие выводы, ибо по утверждению историка Ю. Гессена также не спешил дать евреям полноправие - «свобода им селиться в других местах будет зависеть от особых постановлений Верховного народного вече».
