банда ушкуйников, – подсказал шеф.
– Нет! – вдруг решительно заявил трехъязычный интриган. – Банда нам ни к чему. Конечно, утопить сотню волжских мужичков – оч-ч-чень зрелищно. Но технология аттракциона держится втайне, и в таких условиях я не берусь гарантировать соблюдение ТБ. Да и расходы на ушкуйников большие. Это же вам не труппа Мариинского театра, а банда.
– Мы пойдем другим путем, – по-ленински заявил нью-стратег неограбежа и изложил свой постановочный план.
– Слева по борту – Лука Самарыч!
Все интуристы сразу – в бинокли. В морские. Естественно, напрокат. По двойному тарифу. Чтобы удвоить силу ощущений, то есть страха.
И вот с удвоенным страхом клиенты видят утес. Он совершенно диким мохом оброс. В смысле покрыт спецпленкой. От самого края до вершины. А на вершине заветный камень, на котором волжские атаманы думали свои разбойные думы. Камень отделан под уральский яхонт. А на камне сидит… Нет, возле камня стоит… Нет, пока клиенты ничего этого не видят.
Пока они видят только огромное полушарие, которое выступает над утесом и Волгой метров на сто, на двести… как удастся сделать. Если удастся, то можно и на полкилометра. Это – живот Луки Самарыча.
Затем вдруг вспыхивает спецпрожектор. Он слепит пуще яркого солнца, слепит так, что в глазах становится темно. Зрители с ужасом узнают, что это – шишман на лбу Луки Самарыча. Тут включается корабельная сирена. Разумеется, через спецусилители. Кажется, стонет сама Волга.
– Лука Самарыч! Сдавайся! – кричат одни не столько от храбрости, сколько от страха за свою жизнь.
– Лука Самарыч! Сдаемся! – надрываются другие не столько от страха за свою жизнь, сколько от страха за свои доллары.
Вдруг сирена умолкает. Прожекторы гаснут. Теплоход уже около утеса. Зрители смотрят во все глаза и зрят самого грозного суперразбойника.
Но что это? Главарь ушкуйников стоит не шевелясь. По стойке «смирно». На его разбойничьих руках – наручники. На разбойничьих ногах – кандалы. В разбойничьем рту – кляп. Из разбойничьих очей – слезы. Ручьем. Если удастся – рекой.
Снова включается сирена. Опять же – через спецусилители. Словно это сама Волга. Но уже не стонет, а как бы выводит мелодию. Что за мелодия? Ба, да это знаменитая американская песня «Янки дудль!».
– Добро пожаловать через Жигулевские ворота, леди и джентльмены! С первым апреля вас! Да-да, сегодня – первое апреля. Сегодня, и завтра, и послезавтра, и всегда на Самарской Луке – первое апреля. Такова Особая Колдыбанская Истина, в трех буквах – ОКИ. О’кей?
– И пусть только попробуют пожаловаться в Интерпол или в Гаагский трибунал, – пригрозил нью-Станиславский. – Мы им встречный иск выставим. Дескать, где же ваше хваленое американское чувство юмора? Нету? Тогда платите неустойку. В тройном размере.
– Да нет, до суда не дойдет, – заверил нью-Немирович-Данченко и пояснил, что надо будет впарить американцам еще и контрхохму.
Дескать, буквально накануне Лука Самарыч ограбил французов и немцев. И японцев тоже. И китайцев. Кого они еще, Штаты, недолюбливают? Британцев? Хотя нет, британцы им как родные. А впрочем, можно попробовать. Пусть Лука Самарыч и британцев ограбит.
Зато едва увидел лютый ушкуйник подданных США – сразу задрожал от страха. Как жигулевский кабан, на которого охотится с егерями мэр Поросенков или даже губернатор Свинокотлетов. Понял бедняга, что теперь ему конец. Ну и сам себя заковал в кандалы. И наручники сам на себя надел. А потом и рот кляпом заткнул. Чтобы, значит, перед подданными США даже не пикнуть. И вот только плачет, слезы льет. Чтобы разжалобить грозных, но добрых американских леди и джентльменов.
– Лапша что надо! – восхитился нью-Станиславский. – Лапша прямо по- колдыбански. Американские индюки проглотят ее за милую душу. Причем на полном серьезе.
– Наливай! – скомандовал шеф.
И пока сообщник наполнял стаканы, задал деловой вопрос:
– Кого выставим Лукой Самарычем?
– Ну кого же еще? – булькнул сообщник. – Какого-нибудь клоуна-гастролера.
– Медведь из московского цирка, пожалуй, посмешнее.
– Бегемот из джунглей в роли Луки Самарыча – совсем потешно. Но клоун гораздо дешевле. Особенно если звери-янки все-таки замочат его.
– За Родину, за доллары! – махнул рукой шеф-патриот. – Присягаю Особой Колдыбанской Истине!
– ОКИ О’КЕЙ! – и младший деляга стукнул своим стаканом о стакан старшего. – За Луку Самарыча!
Вот такая небылица. Чего хотели ее сочинители? Если они хотели умалить значение нового героического деяния истинных колдыбанцев, то зря старались.
Через неделю в «Утес» с теплохода «Лев Толстой» поступила телеграмма. На красочном бланке. С пометкой «Международная». Следующего содержания:
«Дорогие коллеги-ушкуйники! Просим расслабиться! Иноземцы уже наказаны! Подчистую! Патриоты все живы и здоровы! Слава Луке Самарычу!»
И даже на восклицательные знаки патриоты не поскупились. А ведь в телеграмме каждый такой знак – это два слова: «воскл зн». Хоть и сокращенно, а небось на целый доллар тянет. Так-то вот!
А теперь Лука Самарыч по традиции отвечает на вопросы бестолкового Геракла Зевсовича.
– Не пойму я, Самарыч, – спрашивает Геракл Зевсович, – как все-таки ты не перебил этих иноземцев, ежели тебе разбойник имя?
– Да, тут непростой анализ ситуации, – соглашается Лука Самарыч. – По московским меркам, я вроде все предусмотрел. С Гаагским трибуналом вопрос согласовал. «Замочить дядю Сэма? – говорят там. – Да пожалуйста. Хоть в сортире». Европейский Интерпол тоже поклялся, что пальцем не пошевелит из-за каких-то букашек-америкашек. Заручился я и поддержкой Парижского клуба кредиторов. Тот обещал финансировать всякого, кто будет грабить Штаты. Короче, по-столичному всё о’кей, а вот по-колдыбански… Как начали жена плюс ее сестры, тетки, племянницы, подруги, сотрудницы, соседки плюс ненаглядная теща – как начали свою ораторию! «Да вы что, разбойники, затеяли? Да вы понимаете, что будет, если Америку обидеть? Да нам же тогда не видеть, не смотреть заключительной части “Санта-Барбары”! Да это же нам, бедным, – хуже смерти. Да вы уж потерпите немного. Да всего-то тысячу серий досмотреть осталось. Вот узнаем, чем “Санта” закончилась, тогда уж делайте им, американцам, хоть барбару, хоть варвару». Вот и все дела.
– А скажи-ка, Самарыч, – продолжает Геракл Зевсович, – неужели американцы такие невоспитанные, что пустые бутылки за борт в великую русскую реку Волгу бросают? Что-то не верится.
– Потому что скептик вы, – разъясняет Лука Самарыч. – От американцев можно ожидать все, что хочешь и что не хочешь. Куда до них нашим прадедам-атаманам, хотя ох какие охальники были! Эти американцы, представьте себе, даже Жигули научили русским матом выражаться. Попробуйте в горы сходить после того, как американцы мимо проплывали и во весь голос кричали, чтобы эхо погромче было. Ну! Седые Жигули вас так облают по матушке, что матушку родную не узнаете.
– А признайся-ка, Самарыч, между нами, мальчиками, – ухмыляется Геракл Зевсович. – Все-таки какая-нибудь иноземная горлодёр… ой, нет, гёрла… Небось все-таки взяла тебя на бедро? Да прямо на полу! Ну и как? Только не скромничай – убью. Как она, американская эротика?
– Ох, неисправимый вы циник, – отмахивается Лука Самарыч. – Всё к эротике сведете. Надо как-нибудь показать вам зал восточных единоборств. Увидите тогда, что означает «взять на бедро». Особенно на паркетном полу. Точнее, об пол. Но если уж зашел разговор на предмет бедер американских гёрлз, то предупреждаю заранее: на этот предмет зубы зря не точите. Всякая современная гёрла согласно моде весит от силы два пуда. Минус пуд косметики и полпуда бижутерии. Что остается? Восемь кг. А на бедра? Максимум полкило. Чисто символический предмет. Одно из американских чудес: девушка есть, а бедер нет.
– Хм, – соображает, хоть и туго, Геракл Зевсович. – Надо сеструхе Афине сказать, пусть в Америку едет мужа искать. У нее такой, понимаешь ли, задик… Кого хочешь зад-заденет. В прямом и переносном смысле. Глядишь, и не заметят, что голова у девки шибко умная.
– Ну об этом пусть гёрла Афина не беспокоится, – смело обещал Лука Самарыч. – В Америке и богиню мудрости за дуру держать будут. Почему? Да там умными только себя считают.
– Слухай-ка, Самарыч! – озарился Зевсович. – А может, я – американец? Я ведь тоже всех за дураков держу. Всех, кто умнее меня.
На сей раз Лука Самарыч ничего не стал пояснять. И так все ясно.
Но для большой науки – разумеется, не американской, а нашей – есть вопрос на десерт. Что, если всех граждан нашей необъятной страны с самой колыбели учить плясать перед иностранцами? Как медведь из цирка да как маленькие лебеди из театра. Это ж сколько тогда государство сможет получать валюты! Небось арифмометров не хватит. Ну-ка посчитай, большая наука, на компьютере!
Глава четырнадцатая
Новая страница наших героических деяний во славу эпохи – совершенно особая. Здесь легенды, былины и были, а равно небылицы, вымыслы и домыслы переплелись столь причудливо, что даже наша большая наука не разберет, где тут щи по-московски, а где борщ по-украински, макароны по-флотски и лапша по-пилотски, а еще – почему котлеты по-министерски подают в заводской столовой, а в министерской – утку по-пекински и кролика по-парижски.
Дело было в воскресенье. На сей раз мы собрались прямо с утра. Как это нас отпустили жены? А мы их и не спрашивали! Да, вот эдак. Быль это, быль. Не спрашивали мы жен – и точка. Впрочем, их и не было дома
