Как перед Богом

- В чем дело? — спрашиваю.

- Вот, посмотри дневник своего сына — пара, пара, тройка… — родителей вызывают в школу.

- Андрей, — говорю сурово, — отец все время работает, мотается по гастролям, мучается ради того, чтобы обеспечить вас, а ты что себе позволяешь? Кто тебе дал право позорить мою фамилию? Впредь забудь, что твоя фамилия — Кобзон, и не смей ее писать ни в тетрадках, ни в дневнике. Понял?

- Понял, — и ушел к себе в комнату.

Я сижу на кухне, закурил, переживаю.

Вдруг он подходит и говорит: 'Папа…'

Я думаю: 'Ну, все, воспитательный процесс удался, сейчас будет просить прощения, обещать там всякое…'

Я говорю:

- Слушаю тебя, сын.

- Папа, а фамилия Иванов подойдет?

Вот и поговорили.

Сын и отец

— Я хочу сказать, что папа — настоящий мужчина, каких сейчас мало осталось. Это пример для любого современного парня, — каким надо стать. Вот у меня вряд ли получится.

- Почему?

- Он красивый. Он серьезный. Он сильный. Талантливый. Он молодец. Он — мужик…

- Уважаешь?

— Ну.

- Любишь?

- Конечно.

- Боишься?

- Да нет. Чего бояться-то? Уважаю!

СИЛЬНЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ

Певица Марина Хлебникова:

'Он добрый. Я больше скажу — он очень сентиментальный. Когда я училась у него в институте, был такой случай. Я пела 'Каста дива' Беллини, и… Кобзон заплакал. Вы представляете себе — Кобзон, который кажется таким мощным, непробиваемым таким… а он просто сидел, и у него лились слезы. Это очень много говорит о человеке.

Он ранимый. Он страшно страдает, поверьте мне, страшно. Когда его предают, когда к нему относятся несправедливо. Он страдает от этого'.

ЧЕЛОВЕК ПОБЕДЫ

Иосиф Кобзон — человек победы. Он побеждает во всех своих начинаниях и приносит удачу другим.

Анзор Кикалишвили, Глава Ассоциации 'XXI век'

Это стихотворение, как бы предсказывая свою судьбу, Иосиф Джугашвили (ставший известным всему миру как Сталин) написал, когда ему было 16 лет

Свет, среди тьмы разрастайся!
Ты — как небесная совесть.
Тучи от света исчезнут.
Господа воля на всё есть!
Ждет твоей светлой улыбки
Мраком покрытое поле.
С неба ты песнею лейся.
Есть на всё Господа воля!
Знай! Окрылённый надеждой
Он, хоть никто он сегодня,
Всё равно неба достигнет.
Воля на всё есть Господня!
Нет ничего лучше света.
Свет среди тьмы окрыляет.
Милая, пусть, как и раньше,
Всё в тебе светом сияет!
Грудь распахну нараспашку.
Руки раскину — распятый,
Чтобы наполнился светом. Весь я!
На то и — луна ты…

           Перевел с грузинского Николай Добрюха

СОН АЛЕКСЕЯ ЛЕОНОВА (Случай в Кремле)

С подозрением на воспаление легких космонавта Алексея Леонова поместили в 110-ю палату нового корпуса авиационного госпиталя, что на Поперечном просеке в Сокольниках. Я позвонил ему. 'Хочу заехать…' Грех, думаю, не проведать самого легендарного из наших космических генералов.

Леонов сперва выразил сомнение: дескать, нет такой необходимости — не смертельно же болен; но затем сказал: 'Впрочем, если не жалко времени, приезжай!'

Какой там жалко?! Леонов человек бывалый не только в космосе, но и на земле. Ему всегда есть что рассказать, причем, такое, чего не знает никто. И я с радостью ответил на его согласие коротким: 'Еду!'

- Ну как дела? — спрашиваю с порога

- Да вот в пятницу Кобзон звонил. Тоже справлялся насчет моего здоровья. Звонил из Испании. Я ему: 'Иосиф, а ты мне как раз сегодня снился. Лежу я, значит, в госпитале. И вдруг в палату входишь ты и спрашиваешь: 'Алексей, сколько надо заплатить за твое лечение?' 'Да ты что, — говорю, — Иосиф?! Это же госпиталь. А я все-таки человек военный. Так что лечение мне бесплатное полагается…'

Удивительное совпадение, правда? Приснится кто-то — просыпаешься, а он тебе тут же звонит и начинает выяснять, что да как? — вновь обращается ко мне Леонов.

- У Кобзона на это дело всегда особое чутье, — замечаю в свою очередь я и рассказываю, как недавно тяжело заболел сам Кобзон.

…Дело было в Кремле, во Дворце съездов. Захожу я к нему в артистическую. А его еще не было. Вдруг входит. Лица на нем нет. Говорит: 'Николай, возьмите у меня интервью. Вы будете первым, кто это узнает. У меня… рак!!! Вот и все, — и хлопнул ладонью по столу гримерки. — Пришла, значит, пора с жизнью прощаться и мне'.