— Кто же сделал ее калекой? — спросил я у Танюшки.
— Я, — ответила девочка таким тоном, будто отрывать куклам руки — самое привычное для нее занятие.
Куклу мы чинили долго, но сделали, кажется, хорошо.
— Вот и опять, как новая, — обрадовалась Таня, — зря мне только нервы портили. — И она сделала жест в сторону своей квартиры.
Подумала и спросила:
— А ты как думаешь: до завтра рука продержится?
Я дал гарантию. Начал девочку рисовать и, чтобы не скучно ей было, завел разговор об Эльзе.
— Татьянка, а зачем ты оторвала ей руку?
— В живот заглядывала. Оттянула руку и стала смотреть в дырочку. А резинка мешала. Я потянула, резинка — хлоп. И оторвалась…
После этого Татьянка решила больше не верить докторам. Она давно хотела «слазить куклам в живот», так как сосед наш — врач — часто предлагал девочке полечить куклам желудки. Теперь Танюшка убедилась, что животы «куклинские ненастоящие, и Матвей Андреевич — врач ненастоящий».
Я стал спрашивать, кто Тане «портил нервы». Оказывается, это делал Танин папа. Он говорил, что Таня вконец испорченный ребенок, что надо попробовать ей самой открутить руку и посмотреть, понравится ли ей это. Мама Татьянкина «стала совсем невыдержанной» и пообещала папе купить взамен «паршивой куклы сто хороших» с условием, если он не будет «портить нервы ребенку». После этого у Тани, видимо, совсем испортились нервы, и она громко заплакала. Мама перестала разговаривать с папой, а папа пошел курить на кухню.
Оставалось неясным, почему девочка хотела, чтобы рука «продержалась» до завтра.
— Ты странный человек, — удивилась Татьянка, — хоть и умеешь рисовать и чинить куклины руки. Завтра папа опять понесет куклу к Маринке.
Маринка — «живая девочка», «дочка папиного шефа», а «шеф — это значит главнее папы». Куклу папа купил Маринке ко дню рождения, а Тане об этом не сказал. Потому Таня и оторвала руку. А Маринка — плакса. Увидела, что подарок без руки, — и разревелась.
Папе Таниному было очень неудобно, и он обещал разнести магазин, в котором купил эту дурацкую куклу. Тане хотелось посмотреть, как папа будет «разносить магазин». И она пошла с ним. Но папа стал просто ругаться с дядями и тетями, которые доказывали, что в их магазине не продаются куклы с оторванными руками. А один, самый главный продавец, даже «голос повышал» на Таниного папу и говорил ему: «Это вы сами, наверно, кукле руку отвертели».
Таня не выдержала и «как глянула» на папиных обидчиков, а после «как крикнула» на весь магазин:
— Папочка не виноват! Это я оторвала у куклы руку!
Татьянка не описывала мне, какой эффект произвела ее взволнованная короткая речь.
— Папа потом целый день носил починять руку в мастерские, а там быстро делать не могут, — лепетала Татьянка. — Он пришел злой. Говорил, что это идиотизм. Ты не знаешь, что такое идиотизм?.. Вот видишь!.. Это значит, люди уже научились спутников запускать, а куклам руки быстро приделывать не научились. А после папа сказал, что ему теперь осталось только в петлю залезть от стыда. Мне стало жалко папу, и я решила принести дурацкую куклу к тебе. Ведь мы с тобой все умеем делать. Правда?.. Слушай, а почему папа все время называет куклу дурацкой?..
Медаль

Два Семена в семье: дед Семен — очень старый, а внук еще в школу не ходит. Чтобы не путать их, старшего называют дедом Семеном, а младшего — просто Семкой. Дружба у них — не разлей водой! А как ей не быть, когда целыми днями Семены вместе домуют, вместе хозяйство ведут: кормят скотину, цыплят от ворон и ястребов караулят, грядки пропалывают. Даже ели Семены из одной миски — только дед съедал побольше, внук — поменьше, а если сладкое, то внуку доставалось больше. Всюду они были вместе. Вот только бегать дед не умел.
— Давай, дед, побегаем, — зовет внук.
А тот не соглашается:
— Не могу. Отбегал я свое.
— Почему? — непонятно Семке.
А как мальчишке растолковать про старость? Старость все равно что зубную боль не объяснишь, ее изведать надо.
И дед отшучивался:
— Борода, родной, мешает: борода она тяжеленная-претяжеленная.
— А ты остриги ее ножнями, — не унимался Семка, — и тогда побегаем.
— Без бороды я помру.
Семка не хотел, чтобы дед умирал.
— Ладно, тогда сиди дома, а я побегаю с ребятишками.
— Ступай, побегай. Только к Крутищу не бегай — утонешь.
Побегает Семка часок и к деду возвращается: жалко старого одного надолго оставлять да и поговорить с ним надо. Дед про все знает. А сказок помнит всяких! Чудно: читать почти не может, а рассказывает, как по книжке. Сидит на завалинке с закрытыми глазами, будто спит, а сам греется на солнышке и все говорит, говорит.
— Дед, а почему ты столько сказок знаешь?
— Потому, что у меня лысина большая.
Семка не очень понимает, почему лысина сказке помощницами опять тормошит деда расспросами.
— Волос больше теряешь — умом созреваешь.
Семка даже рот открывает, дед видит это и растолковывает пословицу:
— Как у человека волосок упадет, так он новую байку узнает. У меня раньше волос, побольше твоего было.
Семка смеется. Сколько он помнит деда, всегда тот лысым был, но сомнения свои он громко высказывать не желает и неожиданно спрашивает:
— А зачем ты лысину на солнышке греешь?
Дед Семен усмехается и качает головой:
— А затем и грею, чтобы байки вспомнить. Без тепла старикам нельзя. Сам узнаешь.
Этому Семка верит: дед всегда греется то на солнышке, то на печке…
Так и жили Семены в мире и согласии, никогда не ссорились, не ругались. Только один раз…
Дед дремал на завалинке. Семке захотелось хлебца пожевать. Вошел в дом, отрезал ломоть побольше. Стал есть и вдруг сальца захотелось с кожуркой нежной. Пошел в чулан. Там ему и попалась коробочка из-под конфет, железная. Наверное, секретная, потому что Семка ни разу ее не видел. Открыл. В коробочке бумажки разные, ключ от сундука и кругляшка белая на серой ленточке. Семка бумажки не стал трогать, а кругляшку покрутил в руках и прицепил на рубаху. Красиво. В горнице зеркало большое висит. Надо сходить посмотреться. Пока шел — позабыл, зачем, заигрался Семка. А скоро дед по внуку соскучился, в горницу зашел. Глянул на внука и ахнул.
Семка посмотрел вокруг — чего это дед? Потом на грудь, а там только ленточка осталась. Стал искать пропажу, а ее нигде нет. Пока шарил под лавками, дед сходил за крапивой. Так Семен старший впервые выдрал Семена младшего. Не очень больно. Дед ведь бегать не умел, и Семка удрал от него за огороды. Дед вдогонку пригрозил:
— Обожди, баловень, отец с работы придет, он тебе покажет. Вернись лучше! Искать потерю