прилавку».
– Правильно.
– А как слепой должен попросить ножницы?
Следует мгновенный и
стригущее движение средним и указательным пальцем.
– Но ведь он может просто сказать! Подумать только! Одна задача и уже барьер: все объясняются жестами.
А вот совсем простая «ловушка»: как звали отца Веры
Павловны из романа Чернышевского «Что делать?»
Далеко не каждый ответит: «Разумеется, Павел!» Откуда же здесь барьер? Наверное, из убеждения: таких легких вопросов не бывает; раз спрашивают, значит, где-то
подвох – надо подумать. Эвристическая мыслительная деятельность В процессе решения задач в любой сфере человеческой деятельности осуществляется кропотливый поиск единственно правильного пути. Как утверждал Д. И. Менделеев, «искать чего-либо, хотя бы грибов или какую-либо зависимость, нельзя иначе, как смотря и пробуя». Но мыслительная деятельность – это не просто перебор всех возможных вариантов в поисках удачного. Когда накапливается достаточный запас знаний, нередко происходит волнующее событие: как будто молния внезапно озаряет внутренний мир исследователя: «Нашел! Эврика!» Впервые с победным криком «эври10 * ка!» великий Архимед выскочил из ванны и помчался по улицам родных Сиракуз, оповещая сограждан об открытии закона, который теперь носит его имя. О П Р Е Д Е Л Е Н И Е
состояние ученого перед этим решением, вернее, завершающим моментом, следующим образом. Ученый, образно говоря, стоит перед глухой стеной, которую, возможно, пытались преодолеть другие ученые, но не смогли этого сделать. Ученый смутно, как бы инстинктивно чувствует, что напролом тут пройти нельзя, что эту стену или барьер надо обойти, но как – он тоже еще не знает. Вдруг (это «вдруг» обычно и остается в истории науки) у него возникает новая мысль, которая до тех пор никогда не приходила ему в голову. Словно ему подсказал решение (или принцип решения) какой-то внутренний голос, словно пришло внезапное прозрение, и он увидел то, чего не видят другие и чего он сам не замечал до сих пор. Если учесть, что при этом ученый находился в чрезвычайно приподнятом и даже возбужденном состоянии, переживал минуты вдохновения, испытывал высшее напряжение духовных сил, то легко понять, что этот момент прозрения ему кажется иногда «голосом свыше», «божественным откровением» и т. д.
Например, французский математик XVII в. Б. Паскаль мучительно долго работал над теорией плоской кривой. Наконец исследование завершилось успехом – была открыта «улитка Паскаля». Но прежде чем опубликовать открытие, он долго мучился сомнениями, затем обратился за помощью к священнику. В письме ученый сообщил, что в ту ночь, когда ему удалось совершить открытие, его мучили бесы, совращал дьявол, и вот он открыл расчет знаменитой «улитки». И далее спрашивал, можно ли признать открытие истинным, коль скоро это результат «бесовских наваждений».
Ученые наших дней не верят в «бесовские наваждения», но интуиция и вдохновение по-прежнему вызывают удивление и пристальный интерес всех, кто знакомится с психологией творчества. Анализ многими учеными О П Р Е Д Е Л Е Н И Е творческого процесса свидетельствует о том, что интуитивному Интуиция – это неосознанрешению, т. е. состоянию, которое ное решение задачи, осноможно определить словами: «знаю, ванное на длительном творно непонятно, откуда мне это изческом опыте и большой вестно», всегда предшествует дликультуре художника, ученого,
тельная предварительная работа. изобретателя.
Поэтому можно сказать, что…
Вот как, например, по словам немецкого химика Ф. А. Кекуле, им была открыта структурная формула бензола, хорошо известная вам из курса химии. В то время (1865 г.) он жил в Генте и писал учебник химии. Работа не продвигалась. Повернувшись к камину, Кекуле задремал. Образы атомов заплясали перед его глазами. Его умственное зрение, изощренное повторявшимися видениями подобного рода, различало теперь более крупные образования изменчивых форм. Длинные цепочки, все в движении, часто сближаются друг с другом, извиваясь и вертясь, как змеи! Но смотри-ка! Что это? Одна из змей ухватила свой собственный хвост, и фигура эта насмешливо закружилась перед глазами ученого. Пробужденный как бы вспышкой молнии, он провел на этот раз остаток ночи, детально разрабатывая следствия новой гипотезы.
Итак, «счастливый» сон и блеск «молнии» – награда за длительное и неустанное думание, порой мучительный умственный труд, а вслед за минутами озарения опять годы проверки и перепроверки, опять работа бодрствующего ума.
О П Р Е Д Е Л Е Н И Е Наградой за каторжный труд
назвал И. Е. Репин и другое, своеобразное и во многом таинственВдохновение – это состояное состояние, возникающее в ние особого напряжения и
процессе творческой деятельноподъема творческих сил и спости, –
ние, – говорил П. И. Чайковведет к возникновению или
ский, – рождается только из труокончательному оформлению
да и во время труда». замысла и идеи произведения
Дело происходило в Медоне, в мастерской Родена, куда
был приглашен Цвейг. Старый скульптор показывал гостю свои работы.
«Наконец мастер подвел меня к постаменту, на котором
стояло укрытое мокрым полотенцем его последнее произведение – женский портрет. Грубыми, в морщинах, крестьянскими руками он сдернул ткань и отступил.
—Поразительно! – невольно вырвалось у меня, и тут же
я устыдился своей банальности. Но он, разглядывая свое
создание с бесстрастным спокойствием, в котором нельзя было найти ни грамма тщеславия, только пробурчал
довольно:
– Вы так считаете? – Постоял в нерешительности. – Вот
только здесь, у плеча... Минутку!
Он сбросил куртку, натянул белый халат, взял шпатель и
уверенным движением пригладил у плеча мягкую, дышащую, словно живую, кожу женщины. Снова отступил.
– И тут еще...– бормотал он. Опять неуловимое улучшение.
Больше он не разговаривал. Он подходил вплотную и отступал, разглядывал фигуру в зеркале, бурчал что-то невнятное, переделывал, исправлял. Его глаза, такие приветливые, рассеянные, когда он сидел за столом, теперь были сощурены, он казался выше и моложе. Он работал, работал и работал со всей страстью и силой своего могучего, грузного тела: пол скрипел всякий раз, когда он стремительно приближался или отступал. Но он не слышал этого. Он не замечал, что за его спиной молча, затаив дыхание, стоял юноша, вне себя от счастья, что ему дано увидеть, как работает столь несравненный мастер. Он совершенно забыл обо мне. Я для него не существовал. Реальностью здесь для него была только скульптура, только его