выбрал направление по правую руку. Пройдя шагов десять, снова присел и опустил факел к самой земле. Немного лучше, но все равно не то.
Он подумал, не пройти ли еще немного, но обратил внимание, что пятна факелов уже на другой стороне оврага. Пока он колебался, большинство людей уже одолело овраг.
Иван махнул рукой и, придерживаясь одной рукой, стал спускаться. Глинистая каша на дне жадно вцепилась в ступни, пытаясь засосать в себя поглубже. Поморщившись, Иван ступил на противоположный склон. Подниматься оказалось намного трудней, нежели спускаться. Когда, пару раз ругнувшись, Иван одолел две трети склона, случилось что-то странное.
Он как будто на что-то напоролся, его что-то оттолкнуло, и вместе с этим пришел страх. Испуг, который никак нельзя объяснить. Казалось, Иван едва не сорвался в пропасть, притом, что понимал — максимум, что грозило, это окунуться в грязи, упав на спину.
Иван снова подался вперед, и снова возникло ощущение, что кто-то невидимый мягко, но непреклонно отталкивает его. Скорее даже не отталкивает, просто не пускает, но напор Ивана превращается в силу с противоположным знаком. Иван поскользнулся и, чтобы не упасть, вжался в склон. Факел угрожающе вздрогнул, но не потух. Во рту Иван ощутил сырой песок.
Почему-то это вызвало приступ гнева. Иван, обычно спокойный, аморфный и ленивый, иногда, если его кто-то умудрялся сильно зацепить, становился бешеным. Сейчас произошло нечто похожее. Он разозлился — на склон, на грязь, на людей, которые уже двигались вперед по ту сторону оврага, на Илью, позвонившего ему, на самого себя.
Несмотря на страх, невесть откуда взявшийся, на странную сложность в преодолении считанных метров, Иван зарычал, выплевывая песок, и ринулся вперед. В последний момент он заметил, что выскакивает в кустарник — густую поросль, будто стена крепости, стоявшей на обрыве, и разумнее сместиться в сторону на десяток шагов. Но Иван не сделал этого — он ничего не соображал от злобы. Его выбросило, как пробку из толщи воды, и он продрался сквозь колючую поросль.
Продрался, оказавшись на поляне, окруженной мрачными, низкорослыми елями.
И пожалел, что сделал это.
Факел, не выдержав удара плотной паутины ветвей, вздрогнул прощальной вспышкой, но умер не сразу — пламя боролось еще несколько долгих секунд, из последних сил освещая то, что было на поляне.
Сначала Иван увидел шагах в пятнадцати нечто, напоминавшее приземистую удлиненную клетку. Высотой по пояс человеку среднего роста, длиной и шириной шагов в пять, не больше. И эта клетка была разделена на две части. Там, внутри, была перегородка, делившая это крохотное строение на две части- антипода.
И внутри что-то было. В обеих частях. Во всяком случае, Иван успел заметить шевеление какой-то темной массы. Ему даже показалось, что он рассмотрел чьи-то глаза из-за прутьев, и его что-то коснулось.
Потом клетку что-то заслонило. И в угасающем пламени Иван увидел перед собой на расстоянии вытянутой руки человеческую фигуру. Увидел женщину, вернее старуху. В плаще, в длинном, фиолетового оттенка, напоминавшим цвет избитой человеческой плоти.
На голове у старухи был капюшон, но из-за близости Иван рассмотрел часть ее лица. Сморщенного, в пигментных пятнах и бородавках. Кожа ее была настолько отталкивающей, что это вызвало тошнотворный рефлекс. Но ни это заставило Ивана отпрянуть — скорее внезапность ее появления.
Старуха протянула к нему руку ладонью вперед, как будто хотела потрогать лоб или прикрыть глаза, и прошептала:
— Нельзя смотреть…
Слова сопровождались шипением, словно человек говорил одновременно с шипящей гадюкой.
— Нельзя идти…
Сказано было неразборчиво, но смысл Иван уловил.
Потом факел судорожно вздрогнул и погас.
Прежде, чем поляну окутала тьма, Иван, пытавшийся уйти в сторону, увидел цепь жутких картинок, сменявшихся с неимоверной скоростью. И они подействовали так, словно его мозг вынули из головы и бомбардировали острыми предметами.
Перед глазами возникли острые крюки, осязаемые, отсвечивавшие в полумраке какого-то подземелья, где было всего пару свечей. Потом возникло ощущение насаживаемой на эти крюки плоти.
Потом крупный план человеческого живота, разрезаемого чем-то металлическим.
Искаженное женское лицо — лицо роженицы.
Темное месиво, освещенное проникшей в него сталью ножа.
Сгусток мяса и капающая с него кровь.
Человеческое глазное яблоко изнутри, в которое вонзается острый крюк.
Сморщенное лицо ребенка, заходящегося немым криком и скрюченного в тесной водянистой темноте.
Оскаленные зубы крысы, громадной отъевшейся твари.
Десяток оскаленных крысиных морд, нависших со всех сторон.
Зубы, вонзающиеся в самого зрителя.
Это стало завершающим аккордом. Иван, попытавшийся было сжать голову руками, повалился на землю и закричал. Встал на четвереньки и быстро пополз прочь.
Илья отошел от оврага шагов на тридцать, когда раздался жуткий вопль. Люди как раз начинали останавливаться — большинство пятен света замерло на одном месте. Возможно, команду подал Назаров, хотя, наверное, мужчины просто давали время тем, кто немного отстал после оврага. Таких было немного, но они были.
Илья проклинал про себя глинистый склон, где он едва не подвернул ногу, но уже в следующую секунду это было забыто.
Определить расстояние до кричавшего человека было сложно, Илья безошибочно угадал лишь направление. Где-то слева от него. Он ринулся туда прежде, чем появилось объяснение этому крику, переполненному болью и ужасом. Илья решил, что обнаружили мертвого ребенка. Иначе что могло вырвать из человеческой глотки такой вопль? Ему даже померещилось в крике что-то от голоса Виктора.
Сосед, на месте которого Илья ни за что не хотел бы оказаться, в первые часы поисков держался рядом. Но позже, когда люди несколько раз меняли направление, они с Виктором разделились.
Илья бежал, с трудом увертываясь от стволов деревьев, и едва не столкнулся с одним из тех, кто шел в цепи рядом с ним. Это оказался Александрович — степенный, пузатый мужчина, живший с женой на самой окраине поселка, через три дома от Даменковых.
Илья сбавил темп, заметив, что впереди еще несколько человек. Александрович тяжело дышал, и Илья оставил его позади. Илье казалось, что кричавший находится левее, ближе к самому оврагу. И он взял левее, хотя двое мужчин с факелами наоборот забирали вправо. Илья уже хотел нырнуть меж двух низкорослых елей, когда крики по правую руку остановили его.
Судя по изменившимся голосам, нашли того, кто вопил.
Илья бросился на шум, оставив в стороне ельник, и увидел, что шагах в тридцати скапливаются пятна света — люди собирались в кучу.
Полминуты — и он оказался на месте.
Кто-то ползал на четвереньках, что-то бормоча. Илья не сразу узнал Ивана. Его никак не могли остановить — он уворачивался от протянутых рук, вырывался, если кому-то все-таки удавалось его схватить. Народ скапливался, и ползавшему Ивану приходилось ползать по кругу.
И лишь Назаров, в прыжке навалившийся на Ивана, остановил его.
Капитан перевернулся на спину, обхватив и удерживая Ивана. С десяток мужчин подались к этой парочке, напоминавших сейчас борцов. Назаров повернулся на бок, по-прежнему не выпуская Ивана, и встряхнул его.
— Да что случилось?! — вскрикнул он.
И уже людям, склонившимся над ними:
