Макс из армии вернулся, Артур из города подался. Но не по своей воле.
По этапу. В славные Вологодские края. В колонию строго режима. За
вооруженный разбой срок получил.
С двумя пацанами все лето дачи подмосковные бомбили. Чанга и Леший
основные, Артур на подхвате. Но главное, что в доле был.
По беспределу на 'карасей' наезжали, не по 'молитве'. Но зато какие
барыши им обламывались. 'Караси' ведь думают, что умней их нет никого. На
дачах свои кубышки прячут. Кто в земле, кто в дупле, кто в колодце. Думают,
не найдут.
А искать и не надо. Горячий утюг на задницу, и все дела. Быстро свои
заначки показывают. А там бабки не слабые, и золотишко с камушками. И не
только совдеповские купюры, но 'зелень' попадается. После Московской
олимпиады переводить рубли в доллары стало особенно модно.
Много лавья и рыжья настригли. Фарт катил отменный. 'Штук' триста рублями
намыли, сорок 'тонн' 'зеленью', золотишко и камушки тысяч на сто тянули. И
все это добро в 'курке' надежно заныкано.
Потихоньку бабки на 'малине' просаживали. Во время одной такой посиделки
и нагрянули менты. Чанга сразу за 'наган'. Бум! И менту сквозняк в череп
пустил. Но и его самого посекли. Наглушняк завалили. Лешего в камере до
смерти забили. И Артуру досталось. Почки, печень всмятку. Как выжил,
непонятно. Мента убили. И не важно, что это сделал не он и не Леший.
После того, что он натерпелся на 'крытке', приговор суда показался ему
мягким. Десять лет с конфискацией имущества.
Только какое у него имущество? Расческа да платок и стоячие носки в
'хабаре'...
Но есть еще лавье и рыжье в заначке. Только менты не узнали о 'курке'.
Не сказал он им ничего. И Леший тоже промолчал. Слишком большие деньги.
Мысль о них на зоне будет греть лучше всякой печки.
Чанги нет, Лешего тоже. Остался только он, Артур. Он один знал о заначке.
И мысль о ней вдыхала в него жизнь на зоне все десять лет.
Впрочем, он там и без того неплохо устроился. Кладовщиком. Среди братвы в
авторитете. Петухов топтал по мелочи. О бабах думал. С такими деньгами, как
у него, на свободе он будет иметь целый гарем.
Девяносто первый год убил его. Все бабки в рублях пролетели, как фанера
над Парижем. Артур мечтал только об одном. Чтобы хренов экономист Павлов
оказался на их зоне. Уж он бы отпетушил этого дядю.
До конца девяносто второго зубами скрипел. А в январе девяносто третьего
на волю спрыгнул. И сразу в златоглавую. К предкам своим ни ногой.
Отказались они от него. Не нужен им сын-преступник.
Первым делом - к тайнику. И радости полные штаны - бабки и рыжье были на
месте.
Баксы, они и в Африке баксы. Артур без всяких хлопот снял себе хату за
четыре сотни 'зеленью' в месяц. Конкретная хата. На окраине столицы, в
спальном микрорайоне. Зато трехкомнатная, только что после капитального
ремонта.
Мебелью хату обставил, видеодвойку приобрел, музыкальный центр. Не
квартира - рай! Все десять лет о такой хате мечтал. А еще бабы кровь
баламутили. И они косяками пошли. Каждый день новая. Проститутки. От
пятидесяти баксов до ста за ночь. Когда по одной приводил, когда по две. А
один раз сразу троих оприходовал. Только больше чем на месяц его не хватило.
Перегрелся аппарат, пришлось перевести его на щадящий режим. Два раза в
неделю, не больше.
'Девятку' новую купил, приоделся не слабо. Баксы на все это тратил.
Золотишко и камушки потихоньку толкал. Короче, жил не тужил. И еще годика
два-три в том же ритме жить собирался. А там придется думать, чем заняться.
Или грабежами промышлять, или на рэкет сесть, или еще что-то... А сейчас
гуляй, веселись, наверстывай десять лет потерянной жизни.
Сегодня вот к Максу заглянул. Он бизнесмен, кафе у него свое. Звезд с
неба не хватает, но и на жизнь не жалуется. Вот по старой памяти поляну
накрыл...
Они говорили о том о сем. Вспомнили прошлое, выпили за настоящее.
Артур уже собрался уходить, когда в кафе появилась какая-то деваха.
Красивая, свежая, кровь с молоком. Темные длинные волосы, стройная, чуть
полноватая фигура, груди у-ух! Белая шелковая кофточка, лосины, туфли на
высоких каблуках. Не шмотки, сплошная дешевка. Но ведь как смотрится...
Артур невольно задержал на ней взгляд.
- Опупеть не встать! - Макс аж приподнялся со своего места.
- Ты что, баб не видел?
- Да это же Клава. Она у меня посудомойкой работает...
- И все? Больше никем? - с намеком спросил Артур.
Ему до жути хотелось эту девку.
- Так она ж это, замухрышкой была. Деревня деревней. Грязная, в каком-то
тряпье, тихоня. Быдло, короче... А тут на тебе, расцвела, блин!..
Толстушкой ко мне пришла полгода назад, чмошная такая, страх. Потом
похудела, только все на нее ноль внимания. А тут на тебе, полный писец...
Хотя все одно деревня...
Девка явно строила из себя городскую мадам. Но переигрывала. Если ты всю
жизнь коровам хвосты крутила, то своим хвостом крутить научишься не скоро.
Но ведь можно же научить. Ей бы лоску еще придать, обтесать, утончить. Цены
б ей не было.
- Это уже не деревня, - сказал Артур. - Это фольклор...
- Ага, точно, фольклор, - согласно закивал Макс. - Слушай, она ж
ничейная. В смысле, никакого прикрытия у нее. Родня в деревне, в столице
никого. Получается, я ей хозяин. Что, если я ее в прокат сдам?
- Типа на панель?
- Ну да. Я ей клиентуру подберу. Ты только посмотри, какой бутончик.
Да на нее спрос конкретный будет. А ей доллар с каждой палки, и довольна
будет...
- Дорогая, но дешевая...
- Ну да... Шмотки на ней вон новые, но дешевые. Это все, что она у меня
за восемь месяцев заработала...
Ничейная девка. Дешевка. Будет рада доллару с каждой случки.
Фактически рабыня.
- А ты ее мне продай, - предложил Артур.
- Продать? - встрепенулся Макс. - За сколько?
- Двести баксов...
- Да ты чо? Я же на ней 'штуку' баксов в месяц могу делать, а то и две,
три...
Макс мог считать и дальше. Но Артур его остановил.
