— Не могу поверить, что вы с Томом просто друзья, — заметила Моник, кокетливо помахивая изящным пальчиком.
— Заткни свой поганый рот! — крикнула Сьюзен, поднимаясь на ноги.
— Что? — ошеломленно промямлила Моник. — Это всего лишь мое мнение.
— Держи свою пасть на замке! — негодовала Сьюзен. — А ты, Герберт… если услышу хоть слово в адрес Тома, переколочу все тарелки о твою гениальную голову.
— Успокойся, дорогая, — произнес улыбающийся Герберт. — Могут подумать, что мы с тобой затеваем семейную сцену. Зачем же создавать ложные представления?
Я не узнавал выдержанную, умеющую владеть собой доктора Лоуэнстайн. Сейчас она была в бешенстве.
— Вот что, Моник. Убери-ка руку с ширинки моего мужа. Не гляди на меня так. Да-да, руку убери, и подальше. Ты еще попробуй возражать, что не гладила и не дергала его достоинство, пока он оскорблял моего друга. Я достаточно насмотрелась на твои отвратительные трюки, меня уже тошнит от них. Потому-то я обычно и стараюсь рассаживать вас подальше друг от друга. Я еще могу стерпеть, что ты трахаешься с ним наедине, но ваши любовные утехи на публике — это переходит все границы.
Моник вскочила со стула. Она обвела глазами комнату и направилась к выходу. Судя по всему, Герберт впервые за этот вечер потерял контроль над ситуацией. Когда мы с ним встретились взглядами, я сказал:
— Прилив кончился, большой мальчик.
Герберт пропустил эту фразу мимо ушей.
— Сьюзен, иди и немедленно попроси прощения у Моник, — потребовал он. — Как ты смеешь оскорблять…
— Чего замолчал? Договаривай! — кипятилась Сьюзен. — Как я смею оскорблять гостью в нашем до чертиков счастливом доме? Ты об этом? Ты только что оскорблял Тома, другого гостя в нашем доме. И он не первый. Ты это проделывал со всеми, кого я отваживалась к нам пригласить. Ни у меня, ни у Мэдисона с Кристиной не хватало смелости одернуть тебя. Мы опасались, что все твое изощренное дерьмо обрушится на нас. Но сколько можно бояться? Сам извиняйся перед этой дешевой шлюхой.
— По правилам вежливости, Сьюзен, просит прощения тот, кто обижает, — отчеканил Герберт.
— Вам нравится вечеринка? — спросил я у Мэдисона и Кристины, которые сидели, уткнувшись в тарелки.
— Что, Герберт, никак не встать из-за стола? — Сьюзен рассмеялась. — Поделись с гостями, в чем причина. Хорошо, давай я. Просто у тебя до сих пор стоит торчком после ее поглаживаний и подергиваний. Поднимайся, Герберт. Пусть все посмотрят. Не сомневаюсь, она мастерски управляется с флейтой и иными предметами, отдаленно ее напоминающими. Здесь все, кроме Тома, в курсе, что твой роман с этой флейтисточкой длится вот уже два года. Но мы же такая тесная дружеская компания, всегда готовы подставить плечо. Кристина с Мэдисоном отлично тебя поддержали, когда минувшей зимой предоставили вам свой дом на Барбадосе.
— Сьюзен, мы не знали, что она туда приедет, — попытался оправдаться Мэдисон.
— Об этом позже поговорим, — прервал его Герберт.
— Тогда, когда ты прекратишь отношения со своей флейтисточкой, — подхватила доктор Лоуэнстайн.
— Всего лишь легкий флирт, дорогая, — заверил Герберт, обретая прежнюю самоуверенность. — Но, как и ты, Сьюзен, я волен выбирать окружение по собственному вкусу.
— Есть небольшое различие. Мы с Томом не трахаемся.
— Рад, что хоть здесь ты все понимаешь, — усмехнулся хозяин дома.
— Герберт, это уже слишком, — простонал Мэдисон Кингсли.
— Помолчи, Мэдисон. И нечего на меня пялиться с благочестивым огорчением. Будто раньше ты не видел наших перепалок со Сьюзен. — Герберт повернулся к жене. — Тебе нравится быть миссис Герберт Вудруфф. Слава — это твоя слабость, дорогая. Знаете, Том, я давно проанализировал характер своей жены. Ее притягивают лишь богатые и знаменитые. Вы, Том, ничто. А вот ваша сестра — она придает вам значимости. Но повторяю: сами по себе вы — ничто. А теперь, Сьюзен, иди и заглаживай свою вину перед Моник.
— Прежде ты попросишь прощения у Тома.
— Мне больше нечего сказать твоему дружку.
Тут вмешался я, воспользовавшись короткой паузой:
— Доктор, я могу заставить Герберта извиниться перед нами обоими.
— Вы еще здесь, Том? — удивился Герберт. — Вот досада! И каким образом вы заставите меня извиняться?
— Я перебрал несколько вариантов. Вначале подумывал спустить вас с лестницы. Но отверг эту мысль. Такое поведение подтвердило бы, что я — варвар, каким вы меня считаете. Я бы с удовольствием вас поколотил, но мы не мальчишки. Приходится учитывать общественный резонанс. И тогда мне в голову пришла идея. Более остроумная и, несомненно, более культурная.
— Герберт никогда ни у кого не просит прощения, — выразила сомнение Кристина.
Я подошел к столику в дальнем конце столовой и налил себе большой бокал коньяка.
— Для осуществления замысла я должен быть слегка пьян, — сообщил я собравшимся.
Коньяк легко проскользнул мне в желудок и тут же отозвался горячей волной в крови.
Затем я направился в гостиную. На рояле лежала бесценная скрипка работы великого Страдивари. Я щелкнул замками футляра и подумал: «Я достаточно выпил, раз не боюсь брать в руки этот шедевр».
— Эй, Герберт! — крикнул я. — Южный парень завладел вашим инструментом. Торопитесь, а то пропустите самое интересное.
Когда они прибежали на террасу, я стоял у ограждения, держа скрипку в вытянутой руке. Восемью этажами ниже по ярко освещенной улице неслись машины.
— Том, это же Страдивари, — сделал большие глаза Мэдисон Кингсли.
— Спасибо, я помню. Слышал раз пятьдесят за вечер, — с веселой небрежностью бросил я. — Симпатичная штучка. Напоминает леденец на палочке. И еще кое-что.
— Винго, она стоит триста тысяч долларов, — заметил Герберт, в интонациях которого я уловил легкую тревогу.
— Это пока, Герби. Когда я швырну ее вниз, за нее и десяти центов не дадут.
— Том, вы сошли с ума? — вмешалась Сьюзен.
— Несколько раз со мной такое бывало. Но сейчас я более чем нормален. Извинитесь перед своей женой, Герберт. Я люблю вашу жену. Думаю, она могла бы стать мне самым лучшим другом за всю жизнь.
— Вы просто блефуете, Том, — заявил Герберт.
Что-что, а восстанавливать самообладание он умел. Его голос обретал прежнюю уверенность.
— Возможно. Но как я это делаю! Вы только взгляните, маэстро! Я подкинул скрипку в воздух и поймал ее на лету, перегнувшись через перила балкона.
— Инструмент полностью застрахован, — холодно произнес Герберт.
— Пусть так, Герби. Но если он шмякнется вниз, другого шедевра Страдивари вам не видать.
— Том, вы можете не уважать Герберта. Но скрипка — действительно произведение искусства, — упрекнула меня Кристина.
— Проси прощения у жены, гадина, — велел я Герберту.
— Я очень виноват перед тобой, Сьюзен, — пробормотал он. — А теперь, Винго, верните мне скрипку.
— Погодите, маэстро. Извинитесь перед друзьями за то, что без их разрешения потащили свою подружку на Барбадос.
— Кристина и Мэдисон, не держите зла за ту зиму.
— Больше раскаяния, Герби, — приказал я. — От души. Отключите всякую иронию, иначе ваша скрипочка будет прыгать между такси, словно пляжный мячик.
— Кристина и Мэдисон, я плохо поступил. Простите меня, пожалуйста, — уже без иронии произнес
