– А они? – кивает он в сторону окна.
Выглядываю из-за угла. Здрасьте, даже телевидение нарисовалось. Нет, под камерами даже корпус стрелять не станет.
– Там телевизионщики, при них не станут. Идите.
Из соседних дверей тоже выходят люди. Как их тут много! А я и не ожидал, думал, что Варенцов какое- то полуобитаемое здание выберет для своего гнезда.
Они быстро пробегают мимо, некоторые оборачиваются и внимательно меня разглядывают.
– Вы Волин? Имперец? – спрашивает меня какая-то тетка.
– Ну, да...
– У меня в квартире есть выход на черный ход! Дверь я открыла – уходите туда!
– И у меня... – откликается седоватый дедок. – Вон та дверь!
– Спасибо. Но мне уходить нельзя.
Люди выходят из подъезда и пересекают двор. Цепочка скрывается за бортами бронетранспортеров – их уже три штуки, тесный двор весь забит техникой. Солдат не видно совсем, пары десятков покойников «помогальникам» хватило, чтобы не посылать их более на штурм.
– Господин Волин! – снова орет мегафон. – Высылаем парламентера, не стреляйте!
Даже так?
Хотят уговорить меня сложить оружие?
– Валяйте!
Из-за брони показывается грузный немолодой мужик. Явно офицер, причём, судя по всему, вояка тот ещё.
Он снимает каску, сбрасывает бронежилет. Поворачивается, демонстрируя отсутствие оружия. Достаёт из-под погона пилотку, расправляет её и надевает.
Подходит к двери, я слышу, как скрипит битое стекло под его берцами.
Звук шагов, и над площадкой появляется голова.
– Достаточно! – приподнимаю я левую руку. – Здесь стойте.
– Я присяду?
– Сделайте одолжение.
Мужик опускается на ступеньку и опирается на стену.
– Здравствуйте. Позвольте представиться – майор Ганс Дорфмайер.
– Сказал бы – добрый день, но для вас он явно не такой. Полагаю, что моё имя вам и так известно?
– Да. Но и для вас – это тоже не самый удачный день.
– Ну, это ещё как сказать...
– Да как ни говорить. Черный ход мы уже заблокировали, вам не уйти.
А мужик-то по-русски неплохо шпарит!
– Изучали наш язык?
– Заметно?
– И даже очень. У вас есть какие-то предложения?
– Одно – сложите оружие.
– Смысл?
– Проживете ещё немного. Будет суд...
Саркастически хмыкаю.
– С вполне предсказуемым приговором?
– Есть альтернатива этому?
– Она всегда есть. Погибнуть с оружием в руках, сражаясь с врагами своей страны.
– Мы вам не враги! Нас сюда пригласил ваш президент!
– Это – не весь народ.
Майор молчит, что-то обдумывая.
– Вы – смелый человек, господин Волин. В иных условиях, я счел бы честью знакомство с вами.
– По крайней мере, вы сможете рассказать всем, что были последним, кто со мною разговаривал.
– Но... вас могут взять живым...
Скашиваю глаз влево и вниз.
Он смотрит туда же. Прижатая ногой, на полу лежит граната.
– Чеки нет, майор.
– Понимаю... с этого места вы уже не отступите.
– Правильно понимаете.
– Ну, что ж! – он встает и отряхивает брюки. – Как бы то ни было – я рад, что увидел вас лично.
Он прикусывает губу, делает шаг вперёд и... протягивает мне руку.
– Как говориться, не для прессы, но – я вас уважаю!
– Взаимно, хоть вы и служите в корпусе.
Пожимаю ему руку.
Он отдает честь, не по-нашему вскидывая руку к голове. Поворачивается, и я снова слышу, как скрипят битые стекла под его ботинками.
Выйдя во двор, майор обогнул бронетранспортер, подошел к штабному фургону.
– Ну, что у вас, Дорфмайер? – спросил его выглянувший в открытую дверь полковник Меллони.
– Он не сдастся, господин полковник.
– Вы объяснили ему создавшееся положение?
– Да, господин полковник. Волин прекрасно все видит сам.
– И понимает, что у него нет никаких шансов?
– Очень даже хорошо понимает. Он опытный солдат и трезво оценивает свои шансы. Поэтому не строит никаких иллюзий. Этот человек будет драться до последнего патрона. И даже мертвый будет опасен для нас – он держит под ногой взведенную гранату.
– Фанатик!
– Солдат, господин полковник.
Меллони фыркнул и взял в руки микрофон.
– Внимание стрелкам! Виду того, что террорист будет драться до последнего патрона, приказываю: расстрелять подъезд дома... На каком этаже он сидит, майор?
– На втором, господин полковник.
– ... Расстрелять из пушек лестничную площадку второго этажа. По окончанию стрельбы забросать подъезд газовыми гранатами. После этого – штурм. Саперам быть готовым осмотреть тело террориста: оно может быть заминировано. Майор, удалите отсюда к чертям собачьим всех этих журналистов! Нечего этим падальщикам крутиться над телами наших солдат! Как уйдут – открывайте огонь.
Выглядывая из окна, вижу, как шевельнулись тонкие стволы автоматических пушек. Понятно, штурма не будет. «Помогальники» больше не хотят терять своих солдат. Здание попросту расстреляют орудийным огнем. Пострадавшим выплатят компенсацию, пресса широко осветит щедрый дар вспомогательного корпуса мирным гражданам и даже постарается на этом заработать какие-то дивиденды лично для себя. Наклоняюсь к полу и вытаскиваю из-под подошвы ботинка гранату. Я соврал тогда майору – чека на месте. Отступлю наверх в конспиративную квартиру полковника. По крайней мере, ее-то сразу расстреливать не станут. Майор уверен, что я с площадки никуда не уйду. Обманем его ожидания и выиграем еще несколько минут жизни. Авось, прихвачу с собой еще парочку сорвиголов. Ведь проверять подъезд станут солдаты, а не бронетранспортеры – те еще не могут ездить по лестницам. Осторожно прижимаясь к стене, забегаю наверх. А нехилая, однако, дверь в данной квартирке! Мало того, что металлическая, так еще и дополнительно усиленная. Интересно, это Варенцов оборудовал, или еще до него тут какие-то делишки проворачивали? На окнах квартиры установлены решетки. Если бы меня штурмовали обычным способом, то они стали бы серьезным препятствием для штурмующих. Но против артиллерийского снаряда это преграда слабая.
Ба-бах!
