скатиться по трапу с мостика, с шумом приземлился на металлическую палубу.
— Приказ босса — по капле чего-нибудь горячего для доблестной команды! — прокричал он с широкой улыбкой на губах.
Шпар остановился смущенный.
— Впервые слышу такой приказ с тех пор, как я ступил на борт, — прорычал Бём.
— Лично я бы не отказался. А то глотка совсем пересохла, — ответил Вессельс с другого конца центрального поста.
Бём повернулся, чтобы что-то добавить, но фон Фарендорф уже исчез в направлении камбуза.
БЫК СКАПА-ФЛОУ
Фон Фарендорф с упоением вдыхал холодный ночной воздух. Никогда еще он так не наслаждался бескрайними просторами открытого моря. Все шло своим чередом. Мерный стук дизелей, удары волн о корпус и мерная качка подлодки на легкой зыби Северного моря, все это было близко и знакомо. Вахта вернулась к обычной рутине: каждый из четырех вахтенных отвечал за свой сектор в 90°. Видимость снова улучшилась. Над Скапа-Флоу все еще мерцало Полярное сияние. Время от времени издалека доносились глухие взрывы глубинных бомб. Он поймал себя на том, что думает о событиях минувшей ночи, буквально промелькнувших с 23.30. Больше всего поражало, что все приключение длилось каких-то 165 минут. Но эти минуты сделали
Незадолго до 04.00 Шпар, с трудом разлепляя глаза со сна, поднялся на мостик, чтобы заступить на вахту. Несмотря на глухой шерстяной свитер и толстое кашне, ему показалось довольно прохладно.
— Доброе утро, господа! Не замерзли? — поинтересовался он.
— Все в порядке, спасибо, — ответил фон Фарендорф, прикладывая правую руку ко лбу.
Шпар знал, что молодой офицер бессознательно допускал этот жест, только когда сильно уставал или хотел спать. Бегло окинув взглядом небо и море, штурман продолжал:
— Где мы? Какой курс? По-прежнему зюйд-ост?
— Так точно, зюйд-ост, ход 15 узлов. Минут десять назад взял высоты трех звезд. Находимся примерно посередине залива Мори-Ферт. Командир просил разбудить его в 05.45 перед погружением. И это — всё! Ни кораблей, ни самолетов не обнаружено, — доложил фон Фарендорф.
Для заступившей вахты блестяще организованная тренировка по отдыху личного состава закончилась слишком быстро. Вахтенные заняли свои места. Матрос поднял на мостик небольшой парящий кофейник и чашку, которые и вручил Шпару.
Движения фон Фарендорфа, спускавшегося по трапу в ЦП, были скованы и неуклюжи. Его члены отяжелели и одеревенели. И тут он понял, что едва стоит на ногах, и вопреки собственной традиции, не отправился на камбуз съесть бутерброд, а проследовал прямиком на свою койку. Влажная духота в отсеках забрала остаток сил. Он упал на сиденье в кают-компании, с удовольствием пробежал глазами по знакомым вещам, зеленой занавеске, за которой отдыхал Прин, и начал расшнуровывать ботинки. Он даже не лег, а скорее рухнул на койку…
Приближался рассвет. Небо на востоке побледнело, позволив образоваться линии горизонта. Прин еще не отдал приказа на погружение, собираясь как можно дольше следовать в надводном положении. Видимость была хорошей по всему горизонту, кроме направления на берег, скрытый частыми шквалами. Прин и Шпар частенько нацеливали бинокли туда, откуда неожиданно мог показаться корабль. Мнительность? Это оказалось лишь тенью среди множества ей подобных. А что там еще скрывается за пеленой шквала?
— Судно справа по корме! — взволнованно выкрикнул унтер-офицер Майер.
Не тратя времени на проверку точности доклада, Шпар нажал клаксон и бросился вниз по трапу вслед за вахтой, в то время как Прин, на мгновение задержавшись, пытался распознать нарушителя спокойствия.
Транспорт или военный корабль? Он так и не понял, бросившись, в свою очередь, в рубочный люк. Захлопнув его, он повис, держась за маховик кремальерного затвора. Упершись на подножку, он задраил люк и крикнул вниз:
— Держать перископную глубину!
Винты уже вращались электродвигателями.
— Открыть клапана вентиляции! Пятый номер, четвертый, третий, второй, средней группы! — отдавал приказания Вессельс, стоявший за контрольной панелью системы погружения-всплытия, расцвеченной сигнальными лампочками со словом «Погружение».
— Пятый, четвертый, третий, второй! — докладывали старший трюмный-машинист Хольцер и трюмный Соллиг почти одновременно, повторяя один за другим номера цистерн главного балласта, за которые отвечали. На панели загорались сигнальные лампочки, а в ЦП раздавался шум воды, поступавшей в цистерны. Лодка погружалась с небольшим дифферентом на нос.
— Первый! — крикнул Вессельс.
— Открыт клапан вентиляции первого номера! — доложил Бём.
Понемногу дифферент начал расти. Следовало быть осторожным, поскольку глубина места, похоже, не сильно превышала длину корабля.
— Открыты клапана вентиляции ЦГБ! Глубина 10 метров, 15 метров, — доложил командиру инженер-механик. И, наконец, возвысил голос: — Продуть быструю!
Сжатый воздух засвистел в трубопроводах, с шумом вытесняя воду.
— Быстрая продута, кингстон закрыт!
Хольцер и Соллиг быстро вращают маховики клапанов.
— Горизонтальные рули — десять градусов на всплытие!
Палуба медленно возвращается в горизонталь. Вессельс заканчивает стравливать воздух из цистерн.
— Закрыть клапана вентиляции ЦГБ!
Из боевой рубки, Прин командует:
— Оба мотора, малый вперед!
Вессельс докладывает глубину погружения:
— 19 метров, 18 метров…
Глубиномер останавливается на отметке 14 метров.
— Поднять перископ!
Доклад акустика:
— Шум винтов по пеленгу 315!
— Функ-обер-маат Бланк, заступил на вахту в 8 часов.
— Вижу цель. Это — дозорный корабль, и, похоже, нас обнаружили, — воскликнул Прин, припав к окулярам. — Опустить перископ! Курс 135! Оба, малый вперед. Нырять на 50 метров!
На самом малом ходу
Пинг… пинг… пинг… пинг… — первые короткие посылки гидролокатора слышатся в отсеках более или менее отчетливо, а затем затихают.
Бланк в наушниках внимательно следил за маневрами патрульного корабля. Время от времени он слышал, как его винты замедлялись: враг также не дремал, пытаясь обнаружить добычу.
Контакт, потерянный на несколько мгновений, вскоре восстановлен. Посылки следуют все чаще.
— Интенсивность шума растет, пеленг 300° не меняется, — докладывает Бланк.
— Быть готовым к атаке глубинными бомбами! — говорит Прин совершенно спокойным голосом. — Курс 120.
Люди с тревогой прислушиваются, исподтишка обмениваясь взглядами и кривыми ухмылками.
