Время невиноватых

выглядит совершенно по-дилетантски. Кто из серьезных киллеров решится скрываться с места преступления на роликах? А с другой — все сделано совершенно профессионально: из неустойчивого положения один удар ножом — и смерть.

— Высшим пилотажем в этой среде, наверное, считается убийство, которое примут за несчастный случай?

— Думаю, да. Это стребует специальных навыков и некоторой доли воображения, нестандартности подхода. Хотя надо признать, что здесь многое зависит и от работы правоохранительной системы. В фильмах показывают, в книгах пишут: явный случай самоубийства, а следователь в свой законный отпуск ходит, копает, проверяет и в конце концов устанавливает, что это все-таки было убийство, и находит преступников. В реальной жизни наоборот: все ищут подтверждения того, что это был несчастный случай или самоубийство. Так легче и проще. К тому же за последние годы растет число криминальных трупов, в которых не удалось установить причину смерти. В 1985 году таких фактов было 133, в 1992-м — 351, в 2003 -м — 1064. Конечно, такая ситуация теоретически развязывает руки убийцам. Хотя на практике особо хитроумные убийцы встречаются в единичных экземплярах.

— Интересно, были случаи, когда государство ловило киллеров, скажем так, вербовало их и использовало в своих целях? Как в знаменитом фильме «Никита», например?

— Уверен, что нет, потому что государству уголовники не нужны. У него есть своя армия, свои спецслужбы. Исполнитель должен быть проверенным, профессиональным, идейным сотрудником. Раньше в НКГБ СССР был специальный отдел «мокрых дел», который как раз занимался ликвидацией злейших врагов советской власти. Возглавлял его Павел Судоплатов, лично ликвидировавший лидера украинских националистов Коновальца. Участвовали в этой работе руководители иностранного отдела НКВД Шпигельглас, Эйтингон. Они организовали ликвидацию Льва Троцкого в Мексике, Льва Ребета, Стефана Бандеры и других.

— Судя по статистике, заказные убийства очень трудно раскрывать.

— Если захотеть, то окажется, что эти преступления раскрывать легко. Есть такая поговорка: «Ищи, кому выгодно». Этим правилом руководствовались еще следователи Древнего Рима, а потом и аппараты всех полиций мира. В «заказухах» эта выгода совершенно наглядна.

К примеру, гражданин X. хочет акционировать или перекупить порт. Директор порта этому противится. И вдруг директора убивают. После чего X. благополучно порт акционирует.

Все делают вид, что X. и убийство не связаны. Теперь он может таким же образом акционировать хладокомбинат, а гражданин У. без проблем прибрать к рукам свечной заводик. Это одна линия событий.

Представим другую. Гражданина X. посадили под детектор лжи и опросили. При положительных реакциях, указывающих на его причастность к преступлению, с санкции прокурора или суда и под контролем врача ему вкололи психотропный препарат — сыворотку правды. И он рассказал, как организовал убийство, через кого, кто был исполнителем и т. д. После этого всех виновных судили — кому расстрел, кому 20 лет, кому пожизненное. Вопрос: захочет ли У. тянуть жадные лапы к свечному заводику? Нет, не захочет! И на этом все заказные убийства в России закончатся! Расчетливые коммерсанты не признают заведомо проигрышных вариантов.

Ведь было время в 60, 70, 80-е годы, когда кто-нибудь с кем-нибудь публично и крупно ссорился, то он потом этого человека чуть ли не охранял. Потому что опасался: «Если что-то случится, подумают на меня». А сегодня всем все равно. Никто ничего не боится. Поэтому чуть ли не каждый день в новостях и передают, что совершилось очередное заказное убийство.

— И сегодня они, как правило, остаются нераскрытыми. Я что-то не помню случая, чтобы полностью раскрыли хотя бы одно громкое убийство, то есть посадили и убийцу, и заказчика. Вот, например, самое громкое из первых, — убийство Влада Листьева, — так и осталось не доведенным до логического конца, хотя у гроба все клялись: «Найдем, отомстим, не допустим!»

— Правильно. Так ведь потом выступал опытный следователь, который вел это дело, и говорил, что такого давления, как в деле Листьева, он не чувствовал никогда. Вот тут бы взять и сказать этому следователю: «Подожди, брат. Ну-ка расскажи, кто оказывал на тебя давление?» А потом, невзирая на должности, взять этих лиц и поработать с ними. На детекторе лжи или без него — неважно. Но с настроем получить ответ на задаваемые вопросы. Глядишь, и преступление раскроем, и отобьем охоту на следователей давить! Ведь безнаказанность провоцирует новые преступления. У нас все перевернуто с ног на голову: приоритеты не на защиту потерпевших, а на защиту преступников. Им все права, а законопослушным гражданам — одни проблемы. Где это видано, чтобы пособники преступника во время следствия ходили среди бела дня к потерпевшему, следователю, свидетелям и запугивали их.

— Значит, проблема не в сложности и запутанности заказного преступления, а в…

— …а в том, что нет государственной воли! Даже если преступников осуждают, им дают 5–8 лет, а потом выпускают через три года. Недавно об этом была телепередача — волосы дыбом встают! Все кричат: «Права человека!» — но подразумевают под этим права преступников, а не наше с вами право на спокойную и защищенную жизнь.

Можно ли победить коррупцию?

1. Как вы считаете, объявленный властью «крестовый поход» против коррупции — это стремление продемонстрировать населению «жесткую руку», чтобы набрать очки для грядущих выборов, или все-таки показатель серьезных перемен?

Не напоминает ли это «партийные чистки» недалекого прошлого?

— В моем романе «Секретные поручения», фильм по которому сейчас выходит на канале НТВ[12], описано массовое наступление на коррупцию, к которому привлечены два молодых выпускника университета. Выполняя секретные задания, молодые люди нажили массу врагов, предельно осложнили себе жизнь. И тут… Операцию свернули, и они остались со своими проблемами один на один! Надеюсь, что читатели и зрители с интересом отнеслись к этому, как мне кажется, невымышленному сюжету.

Никакого «крестового похода» в реальной жизни никто не объявлял. В противном случае по России прошли бы массовые аресты, совершенно не вписывающиеся в так называемые «европейские стандарты».

На самом деле, никаких особенных «европейских стандартов» не существует в принципе. Ибо европейцы делают то, что считают нужным, ни на кого не оглядываясь. И в этом их сила. Когда лондонские полицейские приняли за террориста несчастного иммигранта из Южной Америки и застрелили его при попытке к бегству, Блэр выразил сочувствие его родственникам, но не осудил стрелков, объяснив несчастный случай реальной угрозой террора. Этот урок научил многих полицейских не бояться жестких действий и надеяться на защиту власти, а как следствие — защищать эту самую власть, если придет нужда. А всех остальных — не бегать от полиции, когда тебе приказывают остановиться. Если бы такое случилось у нас, служители закона были бы объявлены преступниками, совершившими убийство, власть бы от них отмежевалась и отдала под суд, отбив у их сотоварищей охоту к решительным действиям. Какой вариант поведения способствует правопорядку? Конечно, первый! А какой отвечает «европейским стандартам» в нашем понимании? Конечно, второй! Вот то-то…

Недавно Генеральный прокурор объявил, что в стране создана криминальная вертикаль власти, параллельная официальной, что организованная преступность чувствует себя безнаказанной и занимает лидирующие позиции во всех социальных сферах. Это, фактически, оповещение о чрезвычайной криминальной ситуации! Но тут же выступает Председатель Комитета по безопасности Госдумы и поясняет, что чрезвычайные меры применяться не будут. Ничего себе! Значит, чрезвычайную ситуацию менять не будем? Подождем, пока процесс завершится, и теневая вертикаль окончательно вытеснит официальную?