еще связали бы с кражей у вас в мастерской, ломали бы голову попусту. Ну. теперь-то все позади — пора уж и забыть, верно? Главное, талант при вас, еще и не такое напишете! Я тоже считаю себя художником, но мой холст — это вся жизнь, некоторые художники не выносят вида своего творчества, когда работа закончена, а я большой поклонник моего творения. По правде сказать, дорогуша, и в вашей одаренности я никогда не сомневался!
От этих слов сердце Звонцова сладко таяло: он сейчас не хотел задумываться, сколько в них лести, а сколько от искреннего расположения. Половой принес еще пару пива. Подсев ближе, Евграф Силыч обнял «живописца», как закадычный друг, пододвинул к нему исходящую иеной кружку:
— Эх, бесценный ты мой Вячеслав Меркурьич! С нашим мистическим портретом я смогу подчинить себе чувства этой исключительной женщины, я добьюсь того, что ее душа сольется с моей воедино… Да ты понимаешь ли, что ради любви и душу продашь кому угодно — была бы высока цена? Стать магом с безграничной властью над всем, на что укажет твой палец, — от такого только дурак откажется! А любовь, послушная воле, как учит тайная мудрость веков, — не есть похоть дикаря, но и не любовь по долгу или из страха, как у христиан. Такой любви сам маг указывает путь, овладев ею, как формулой духа! Нет, брат, тебе пока этого не понять, да и нужно ли?
— И нужно ли? — задумчиво повторил Звонцов, на которого немедленно подействовала добавка «мартовского». Смолокуров-Дольской, заметив, что собеседник близок к тому, чтобы заснуть, взял его правую ладонь и принялся разглядывать, как заправская гадалка.
— Дай-ка я лучше посмотрю, что тебе готовит «день грядущий». Глупость? Не скажи! Здесь вся твоя жизнь записана. Ладонь всякого человека — страница вечной книги судеб. Не убирай руку, говорят тебе! Сиди спокойно и слушай… Занятно: у тебя, милейший, не рука, а роман Дюма-пэра! Вот видишь — это линия жизни, а это — богатства, они параллельны, на твое счастье. Так на ладони, я ведь ничего не придумываю… Погоди-погоди, ты уже решил, что все золото Старого и Нового Света у тебя в кармане? Здесь есть один очень важный знак. Линия судьбы дальше раздваивается: одна какая-то неясная, а вторая яркая и переплетается с линией богатства. Вскоре жди серьезного испытания. Тут, Вячеслав Меркурьевич, все зависит от тебя самого, от твоей собственной воли и разумения…
В затуманенном сознании свободного художника с особенной ясностью высветились последние смолокуровские фразы. Он понял, что речь идет о чем-то важном для него, Звонцова, все еще не оставившего надежд на творческую славу и жизнь, достойную «потомственного дворянина».
С этой минуты он как мог сконцентрировал внимание, стараясь вникнуть в каждое сказанное купцом слово, а тот действительно без паузы перешел к очень серьезному разговору на «вы»:
— Я надеюсь, Звонцов, у вас было достаточно времени понять, что наше знакомство, скажем так, дело не случайное, а для вас — вы же понимаете! — просто подарок судьбы. Думаете, я не знаю ваших честолюбивых планов? При вашем даре, батенька, они вполне осуществимы, но посмотрите на вещи трезвым взглядом — без моей помощи вам просто не обойтись! Некоторые известные — очень известные! — художники достигли успеха именно тем способом, который я намерен вам предложить. Я имею все возможности открыть прямой путь в Европу, за океан, к самым выгодным клиентам и сказочным гонорарам…
— Простите, Евграф Силыч, вы не преувеличиваете? — осторожно спросил Звонцов.
— Обижаете, милейший! Но если объяснять все тонкости процесса, это займет слишком много времени: мы им сейчас не располагаем, да и потом это кухня, о которой художнику знать совершенно не обязательно, а результат я вам гарантирую. Постараюсь быть краток. Для вас не секрет, что за границей строжайшая система налогов, съедающая до обидного большую часть прибыли. А если есть еще и незаконный доход, с ним и вовсе одна головная боль. Что из этого следует? Правильно! Крупные дельцы находят способы легализовать прибыль от своего дела. Один из таких способов состоит в том, что предприниматель «ставит» на предметы искусства. Какому-нибудь художнику-счастливчику делают весьма серьезную рекламу, создают привлекательное реноме в самых широких художественных кругах…
— И выставку можно сделать?
— Именно так. Организуют выставку, возможно и не одну. Восторженные рецензии в элитарных журналах тоже заказывают, если искусствоведческая братия и борзописцы сами не заглотят червячка. Можно и скандал какой-нибудь раздуть — богема любит скандалы! Когда имя нашему художнику сделано, начинается самое главное — «меценат»-предприниматель выставляет его работу на какой-нибудь аукцион, ну, скажем, на парижский «Дрюо» или на «Кристи»[169] — там ставки выше. Заманчиво, не правда ли?
«Живописец» согласно кивнул.
— И вот начинается торг, соревнование покупателей, битва титанов, так сказать: торгуются всегда пара солидных родовитых иностранцев, которым в этой стране не нужно ни перед кем отчитываться, откуда у них деньги. Наконец лот находит покупателя за баснословную цену, одного из этих господ, в результате чего аукцион получает процент от продажи, весьма скромный в сравнении с налогами за прибыль подобного размера, а кругленькая сумма возвращается к нашему дельцу-«продавцу», но уже освобожденной от налогообложения, «чистой», так сказать…
— Погодите, Евграф Силыч! Что-то я не возьму в толк: как деньги возвращаются продавцу? Они же и должны остаться у того, кто продает картину… и почему покупателем обязательно бывает иностранец? Ничего не понимаю…
— Так я и знал: люди искусства смыслят только в части высших материй… Вячеслав Меркурьевич, дорогуша, вам бы все в облаках витать. А фокус-то на примитивнейшем уровне! Эти иностранцы — подставные лица, и «меценат» наш с ними в сговоре, поэтому получает назад и свои уже отмытые деньги, и картину тоже, только последняя числится на этом иностранце по каталогам, а фактически судьбой этой работы распоряжается делец.
А что касается их титулов, хорошо, конечно, когда удается найти сговорчивого шейха или пэра Англии, ведущего свой род от Рыцарей Круглого стола, это придает спектаклю достоверности, но главное, в общем-то, были бы иностранные подданные… Часто уже при помощи этого трюка с подставными покупателями картина «ходит» с одного аукциона на другой, из одной страны в другую, продолжая «очищать» большие или меньшие деньги. В этом случае художник уже имеет вознаграждение, а картина растет в цене.
— А если находится кто-то со стороны, перебивает ставку подставных лиц и действительно покупает картину — разве это невозможно? Что тогда?
Смолокуров вздохнул, пожалев, что весь вечер угощал Звонцова пивом, которое теперь явно затрудняет его мыслительный процесс.
— Бывало и такое, правда редко, ведь сразу трудно определить, какую сумму готовы дать за картину, — цель торга в том и состоит, чтобы ее выяснить. Но когда находится самодур, сразу отваливающий за картину большой куш, это же только на руку продавцу! Вещь «уходит» за хорошие деньги, значит, рекламная кампания нашего художника удалась. Можно уже выставить следующую его работу, и подороже! Но, повторяю, на такое удачное начало никогда нельзя рассчитывать… Послушайте-ка лучше, как действуют дальше в обычном случае, — для вас это должно быть интереснее всего. Через некоторое время после «приобретения» фиктивный покупатель, допустим, официально объявляет себя банкротом, и картина выставляется вновь, но теперь уже не на аукционе, а где-нибудь в художественном салоне на комиссию за немногим меньшую сумму. Все это сопровождается шумихой в прессе — в определенных кругах еще не стихли страсти по состоявшемуся на «Дрюо» громкому приобретению, а тут пресловутое полотно ищет нового владельца! И вот наконец находится крез (уже не подставной, а самый настоящий). Часто это бывают американцы — падки на все новомодное, как мухи на… сладкое, к тому же имеют деньги и убеждены, что лучше всего вкладывать их в предметы искусства, и абсолютно правы…
— Ибо «Ars longa, vita brevis»[170], — заключил скульптор с видом аристократа, искушенного в латыни.
— Я бы сказал несколько иначе, Вячеслав Меркурьевич. Искусство, конечно, переживет любого коллекционера. но тут подход чисто практический — художественные ценности всегда в цене. Видите, каламбур получился! Итак, этот богач, зная, что картина совсем недавно была куплена еще дороже, покупает ее для своего личного собрания — он рад, что надежно вложил капитал. Наш закулисный делец, таким образом, получает миллионы, честно оставляя на долю художника десять процентов от этой суммы в
