исчезли привычные легкость и воздушность, без которых не обходилось прежде ни одно выступление. И хотя ей хватило самообладания для того, чтобы все это не отразилось на образе, добиться полной свободы движений она не могла. Впрочем, если кто это и замечал, то только поддерживающий Иноходцев.
«Пахита» вообще считалась очень сложным для исполнения балетом, и особенно для исполнительницы главной партии, от которой в первую очередь зависело, удастся ли воплотить важнейшую задумку хореографа — знаменитое «гран-па». Это «гран-па» не всякой труппе было под силу: для его исполнения требовалось не меньше пяти солисток-индивидуальностей, высококлассный кордебалет, а от самой Пахиты, чтобы выделяться на таком фоне, требовалось исключительное владение всем арсеналом средств хореографии.
Ксения Светозарова этим искусством, слава Богу, владела виртуозно, но сложившиеся обстоятельства могли помешать и ей.
Адажио, и без того медленное, тянулось нестерпимо долго. Ксения всегда была убеждена, что одноактный спектакль короток по определению, да и по опыту это знала, сегодня же казалось, что еще одно па, и время совсем остановится. У нее постоянно кружилась голова, перед глазами все плыло, от этого терялся ориентир — где зал, а где задник, моментами становилось неясно. Вот прошло адажио, а в мозгу у Ксении металась единственная мысль: «Как танцевать соло?!»
Все силы выплеснулись в первый выход. Теперь ныло уже все тело, а боль в лодыжке и стопе стала почти нестерпимой (Ксения не могла понять, каким образом столь осторожный и предупредительный Иноходцев перед одной из ответственных фигур умудрился ощутимо задеть ногой как раз ее больное место). Ко всему прочему, балерину охватила нервная дрожь, и от страха возникла внутренняя скованность, которую та пыталась побороть молитвой.
Партия явно разваливалась, как говорят в балете, «все валилось из ног», и самое главное для Ксении сейчас было скрыть то ощущение тяжести и скованности, которое могло испортить ее исполнение. И вот настал черед соло, а заменить Ксению в этой части балета попросту никто не сумел бы (кстати, за кулисами она не заметила никакой «подстраховки» в костюме Пахиты, про которую якобы заранее было известно Иноходцеву). Когда Ксения все-таки приказала себе сделать сольный выход, в кулисах началась какая-то мышиная возня, послышался неприятный, ползучий шепот. На сцене при первых же движениях она ощутила некоторое неудобство, странную расслабленность в одной из лодыжек, а когда посмотрела вниз, увидела, что тесемки левого пуанта развязались — вот-вот совсем распустятся. В любой момент она могла запутаться в них, и тогда никакое мастерство не спасло бы от падения! В общем, соло прошло чудом, на честном слове; Ксении пришлось то и дело украдкой бросать взгляды на ноги, что со стороны смотрелось как «опущенные очи долу» и придавало облику балерины особое очарование.
В зале гремели аплодисменты, а за декорациями плакала от досады несчастная Пахита-Ксения. Она судорожно затягивала тесемки, перевязывала заново, ведь впереди было еще фуэте… В этот момент к ней подскочил партнер и, хлестнув Ксению презрительным взглядом, еще и словом уколол:
— Милочка, ногами надо работать, а не лицом изображать. И страдать на сцене ни к чему — зрителю нужно эффектное зрелище, а не твои слезы!
От недавней галантности Иноходцева почему-то и следа не осталось — надо ли говорить, как подобное замечание подействовало на доверившуюся ему легкоранимую девушку? Но фатальность происходящего в этот вечер не позволяла самовольно изменять ход событий — спектакль должен был продолжаться.
Тридцать два фуэте Ксении предстояло исполнить на больной ноге. После первых восьми головокружительных оборотов и вскоков стопу точно раскаленным гвоздем пронзило, из глаз посыпались искры. Тем не менее с упоением самоистязания Ксения, буквально запрыгивая на носок и ввинчивая его в сцену, сделала девятое — десятое — одиннадцатое фуэте, но внезапно стопа перестала ей повиноваться и… подвернулась. Бедная балерина сама не помнила, как оказалась на полу. Это был настоящий мгновенный обморок. «Ужас! Какой позор!!!» — мелькнуло в голове у Ксении. За кулисами все зашевелилось, забурлило, как в кипящем чайнике, а зал ахнул и замер. Но внимание всех приковало вовсе не падение балерины: головы зрителей внезапно в едином порыве повернулись направо, взгляды были устремлены вверх, значительно выше уровня сцены. Что-то непонятное творилось с подсветкой. Один из электрических софитов в высоте стал вдруг вращаться, точно заряженный энергией балетного действа, подражая движениям балерины и разгораясь все ярче с каждым мигом. Он выглядел как шаровая молния, и Бог знает что подумали зрители, когда почувствовали отчетливый запах жженого, а над сценой зависла желтая дымка. Самый мощный фонарь, до сих пор исправно освещавший артистов, своевольно развернулся в очередной раз и ярким лучом осветил партер, бенуар, Царскую ложу. так что высокая публика была буквально ослеплена! Длилось это всего мгновение, но, к счастью, аномальное явление на театральном небосводе позволило стремительной Ксении Светозаровой сориентироваться в обстановке, встрепенуться и в состоянии некой эйфории закончить сложнейшее фуэте. Зрители не только не заметили досадного падения, но, воодушевившись неожиданным инцидентом, начали поддерживать Пахиту единодушными аплодисментами в такт музыке. Теперь сложности исполнения вдруг стали для балерины легкопреодолимы, как если бы совсем не было травмы: боль в стопе совершенно исчезла! Ксения ощутила такой прилив сил, что могла бы, кажется, заново станцевать свою партию от начала до конца.
Во время следующего прыжка она с удивлением не почувствовала тяжести своего тела. Будто бы что-то подбрасывало ее в воздух, и парить было настолько приятно, что она в упоении собственной невесомостью забыла о том, какие усилия нужны были ей на репетиции, чтобы подпрыгнуть как можно выше и задержаться в воздухе как можно дольше. А приземления Ксении были настолько мягки, что даже атласные туфельки, обычно стучащие своими жесткими концами, сейчас почти не производили шума.
Пахита Ксении Светозаровой в этот вечер в точном соответствии с хореографическим решением затмила на сцене всех! То, что балетоманы называли в этой роли «классической Испанией», Ксения продемонстрировала с потрясающим мастерством. «Чистота рисунка в сочетании с южным темпераментом» — зрелище незабываемое по выразительности пластики! Так обычно звучали сухие комплименты высокомерных критиков. Но зрители не вдавались в пространные размышления о точной словесной характеристике танца. Они были участниками этого вечернего действа и выражали свой восторг всеми допустимыми для представления высочайшего официального уровня способами. Сначала, конечно, раздались верноподданнические выкрики и здравицы в адрес его Величества, дружественные приветствия Пуанкаре, скандирования в честь союзницы — Франции, но среди прочих восклицаний не раз отчетливо слышалось: «Браво, Светозарова!» Сам Государь и господин Президент долго не покидали Царскую ложу, стоя аплодировали искусству непревзойденной балерины и всего замечательного актерского ансамбля.
На поклоны пришлось выходить столько раз, что Ксения даже сбилась со счета. Сердце настойчиво, ликующе выстукивало: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!» Ведь причина чудесного исцеления для нее была ясна — несомненно, Небесное заступничество.
Жаль только, на привычном месте в партере не было князя. Кланяясь, она с грустью заглянула в оркестровую яму: ей так захотелось, чтобы он присутствовал на ее триумфе, но — увы! — это были только мечты. Впрочем, балерине сразу стало радостно от одной мысли о благой причине отсутствия Евгения Петровича и о том, что, возможно, как раз в эти часы он стоял всенощную в какой-нибудь афонской обители и молился о ее успехе.
Когда зал утих, Ксения облегченно вздохнула, но дружные аплодисменты вдруг раздались у нее за спиной. Девушка растерянно обернулась. Весь кордебалет, участвующий в первой части представления и стоявшие за кулисами репетиторы, гримеры, костюмеры — с сияющими лицами чествовали «огненную испанку» Светозарову. Это был самый приятный момент за весь мучительный вечер, щедрый, утешительный дар родственных душ. «Спасибо, господа, спасибо, друзья… Спасибо вам!» — смущенно кивала счастливая Ксения. Но одновременно она заметила, что лишь на лице ее партнера нет и тени радости. Впрочем, Ксения была так довольна удавшимся выступлением, что странное поведение Иноходцева на подмостках и за кулисами, ни на миг не сомневаясь, объяснила для себя передавшимся от нее самой во время танца излишним волнением, да и по своему характеру ей было свойственно очень скоро забывать досадные недоразумения и легко прощать обиды. Всем, конечно, была известна такая незлопамятность Светозаровой, чем, признаться, многие беззастенчиво пользовались в своих целях. А Ксения, благодарная за поддержку, за удавшееся выступление, поддавшись чувству, в антракте даже чуть было не кинулась на шею партнеру, но Иноходцев оставался все так же безразлично холоден. Вместо
