«Программе…» выдвигалось требование «избежать войны на два фронта», заключение с СССР пакта о нейтралитете оставалось одной из приоритетных задач японской дипломатии. «Отношения с СССР должны быть урегулированы на базе советско-германского пакта о ненападении, – писала японская газета. – Таким путем Япония может достичь безопасности своей северной границы, что даст ей возможность осуществить ее политику экспансии на юг. Это также позволит ей подготовиться к войне против США»[172].
Убедившись в том, что новый кабинет министров Японии готов продолжать переговоры о заключении пакта о нейтралитете, советское правительство 14 августа 1940 г. дало ответ на предложенный Того вариант пакта. В нем говорилось: «Настоящим Советское правительство подтверждает свое положительное отношение к идее заключения предложенного японским правительством соглашения о нейтралитете между СССР и Японией… Советское правительство понимает настоящее предложение японского правительства в том смысле, что предложенное соглашение, как это видно из его содержания, будет не только договором о нейтралитете, но, по сути дела, это будет договор о ненападении и о невступлении во враждебные коалиции».
Вместе с тем советское правительство заявило, что интересы СССР и Японии требуют еще до подписания договора «урегулировать некоторые существенные вопросы советско-японских отношений, наличие которых в неразрешенном состоянии является и будет являться серьезным препятствием на пути к желательному улучшению взаимоотношений между обеими странами»[173] .
Соглашаясь со статьями 2 и 3 японского проекта, советское правительство выступило против того, чтобы соглашение основывалось на Пекинской конвенции 1925 г., оставлявшей в силе Портсмутский договор 1905 г., по которому Россия вследствие поражения в русско-японской войне вынуждена была уступить Японии Южный Сахалин. К тому же Портсмутский договор был нарушен Японией, захватившей вопреки его положениям Северо-Восточный Китай. Наконец, советское правительство продолжало настаивать на ликвидации японских нефтяных и угольных концессий на Северном Сахалине.
К этому времени в ходе так называемой «чистки Мацуока» были заменены японские послы в основных мировых державах. Отзывался на родину и посол в СССР Того. Тем не менее он продолжал встречаться с Молотовым и обсуждать перспективы заключения пакта о нейтралитете. Ознакомившись с ответом советского правительства от 14 августа, Того запросил о новой встрече с Молотовым. Молотов принял посла 20 августа.
Из записи беседы:
«Молотов выражает сожаление по поводу отъезда Того: «Жаль, что не удастся вести переговоры с Того. Мы научились лучше понимать друг друга, чем раньше».
Сейчас, указывает Того, имеется подходящий случай для разрешения коренных вопросов. Нужно ковать железо пока горячо.
Тов. Молотов бросает реплику: «Правильно. Совершенно правильно».
Молотов: «Советское правительство понимает те плюсы, которые соглашение дает обеим сторонам, и в особенности Японии, поскольку она получает надежное и устойчивое положение на Севере и, следовательно, может проявить себя на Юге с большей активностью»[174] .
Указывая послу на преимущества пакта для Японии, Молотов хотел склонить японское правительство к согласию с советскими условиями заключения договора. Эту цель он преследовал и во время последующих встреч с Того.
5 сентября Молотов говорил Того: «Портсмутский договор по очень существенным пунктам нарушен Японией и тем самым потерял свою жизненность в современных условиях. А если так, то и Конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией от 1925 г. также далеко не соответствует изменившимся условиям. Поэтому делать Портсмутский договор базой нельзя считать правильным».
Того возражает против такого подхода.
Молотов: «Если Япония думает строить свои отношения с СССР на базе Портсмутского договора, заключенного после поражения России, то это глубокая ошибка. Нельзя делать Портсмутский мир, заключенный после поражения России и напоминающий собой Версальский мир, базой для развития хороших отношений между Россией и Японией»[175].
Главная причина нежелания советского правительства признавать действенным Портсмутский договор состояла в том, что в Москве рассчитывали восстановить российский суверенитет над отторгнутым Японией Южным Сахалином.
«Нейтралитет» или «ненападение»?
То, что говорил Молотов послу Того, безусловно, было согласовано со Сталиным. Да и сама идея заключения пакта о ненападении или нейтралитете во многом исходила от советского лидера. Сталин контролировал весь ход советско-японских переговоров.
Его беспокоило то, что японцы затягивали ответ на советские предложения от 14 августа, а также заявление нового посла Татэкава о том, что он «не будет продолжать те переговоры, которые велись до сих пор, а начнет все переговоры снова»[176]. Это было тем более настораживающим, что 27 сентября 1940 г. был заключен договор о политическом и военно-экономическом союзе Германии, Японии и Италии – Тройственный пакт. Хотя в текст пакта была внесена статья, в которой фиксировалось, что достигнутые соглашения «никаким образом не затрагивают политического статуса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом», объединение трех наиболее агрессивных государств мира было воспринято в Москве с тревогой. Заверения Того в том, что «заключение японо-германо-итальянского пакта не отразится на переговорах по коренным вопросам японо-советских отношений», не могли развеять эту тревогу. Тем более что в Москву стали поступать сведения о вероятности германского нападения на СССР весной будущего года.
Беспокойство советского руководства от складывающейся обстановки ощущали и аккредитованные в Москве зарубежные дипломаты. Так, посол США в СССР Л. Штейнгардт в телеграмме государственному секретарю США от 28 сентября 1940 г. сообщал, что реакция советского правительства на Тройственный пакт была отрицательной. Сотрудники германского посольства в Москве, писал он, откровенно говорят, что СССР недоволен Тройственным пактом, они считают, что пакт означает принципиальное изменение германской политики в отношении СССР, и в сугубо доверительном плане высказывают мнение, что следующей весной Германия начнет войну против СССР. По их словам, на германо-советской границе находится неоправданно большое количество немецких войск, при этом они подтверждают, что германского вторжения в Англию осенью 1940 г. не будет[177].
Аналогичная информация поступала из различных источников и в Кремль. Это заставляло Сталина озаботиться тем, как не допустить участия Японии в надвигавшейся германо-советской войне. Наиболее эффективным средством решения этой задачи было стимулирование китайского руководства на продолжение сопротивления Японии. И хотя, как отмечалось выше, летом 1940 г. Сталин был готов пересмотреть свои связи с Китаем ради пакта о ненападении с Японией, осенью он решил, что этого делать не следует.
Об этом свидетельствует личное послание Сталина Чан Кайши от 16 октября 1940 года. В послании говорилось:
«…Мне кажется, что заключение тройственного союза несколько ухудшает положение Китая, а отчасти также Советского Союза. Япония была до последнего времени одна, после же тройственного пакта она уже не одна, так как имеет таких союзников, как Германия и Италия. Но ввиду противоречивого характера тройственного пакта он, этот пакт, при известной международной обстановке может обратиться против Японии, так как он подрывает основы нейтралитета Англии и Северной Америки в отношениях с Японией. Эта сторона пакта тройственного союза, как видно, может создать некоторые плюсы для Китая. Эмбарго на металлический лом и некоторые другие товары из Америки, а также открытие бирманской дороги являются прямым к тому доказательством.
