лихорадочно она спросила его, встретятся ли они потом, там, и улыбнулась, да, они встретятся там, улыбнулась, и немного слюны выступило на ее губах, улыбнулась, что там они всегда будут вместе, и только любовь, только истинная любовь будет там, и уже слюна текла на ее платье для ожидания любимого.
И вот снова послышался вальс, вальс их первого вечера, долгий вальс, и у нее закружилась голова, когда она танцевала со своим властелином, который держал ее и вел ее, танцевал с ней, не замечая никого кругом, и она любовалась собой, кружащейся под музыку, в огромных зеркалах по стенам — изящная, взволнованная, самая любимая женщина, любовь своего властелина.
Но ноги ее вдруг отяжелели, и она больше не могла танцевать. Где же ее ноги? Побежали ли они вперед, ждут ли они ее там, в церкви в форме горы, в горах, где свищет черный ветер? О, этот зов, и дверь открывается. О, какая большая дверь, какой непроглядный мрак, и ветер свищет за дверью, ветер без конца, влажный ветер с запахом земли, холодный ветер черноты. Любимый, тебе стоит надеть пальто.
Ох, начинается песня аллеи кипарисов, песня тех, кто удаляется и больше не смотрит назад. Кто держит ее за ноги? Онемение поднималось выше, с ним распространялся холод, ей было трудно дышать, и на щеках выступили капли пота, и во рту появился странный привкус. Не забудь, приходи, прошептала она. Сегодня вечером, в девять, сказала она, сглотнула слюну, глупо улыбнулась, хотела повернуть голову, чтобы посмотреть на него, но не могла больше двигаться, и наверху крестьяне правили косу. И тогда она хотела помахать ему рукой, но не могла, рука уже ушла туда. Подожди меня, сказал он откуда-то издалека. Грядет божественный царь, улыбнулась она и вошла в гористую церковь.
И тогда он закрыл ей глаза, и встал, и поднял ее, тяжелую и неподвижную, и пошел по комнате, укачивая ее, любуясь ею, безмолвной и спокойной, своей возлюбленной, столько раз сливавшейся с ним губами, столько раз оставлявшей ему по утрам пылкие записки, качал и любовался бледной и царственной, наивной девочкой, назначавшей встречи под Полярной звездой.
Вдруг он покачнулся, холод охватил его, он положил ее на кровать и лег рядом с ней, поцеловал девственно чистое лицо, озаренное легкой улыбкой, прекрасное, как в первый вечер, поцеловал руку — еще теплую, но уже тяжелую, и держал ее руку в своей, когда спустился в подвал, где плакала карлица, не таясь оплакивала своего прекрасного царя, умирающего возле двери с тайными засовами, приговоренного навеки царя, который и сам плакал, что оставляет своих земных детей, детей, которых ему не удалось спасти, что они теперь будут делать без него; и вдруг карлица попросила его своим пронзительным голосом, попросила сказать последние слова, потому что так предписано свыше, потому что пробил час.
Примечания
1
Псалом в переводе о. Василия Пробатова.
2
Псалом в переводе о. Василия Пробатова.
3
МИД Великобритании.
4
Строчка из стихотворения Альфонса де Ламартина. (Здесь и далее прим. перев.)
5
Дословно: доброе убежище (исп.) — укромный уголок.
6
Галаад — гористая страна за Иорданом.
7
HSP — высшее протестантское общество.
8
Строчка из поэмы в прозе Мориса де Герена «Кентавр».
9
Швейцарцы образуют числительные 70, 80 и 90 иначе, чем французы, у французов, например, 92 — четырежды двадцать плюс 12, швейцарцы же обходятся простым «nonnante deux».
10
Перевод М.А. Донского.
11
