— Но все-таки мы помолвлены.
Губы Николаса, теплые и щекотные, коснулись шеи Поппи.
Она была в смятении. Его губы творили с ней что-то невероятное. И от него пахло, как от мужчины, — накрахмаленным полотном свежей сорочки и еще чем-то непонятным, и это вызывало у Поппи желание вцепиться ему в рубашку и разорвать обе ее полы — правую и левую.
Драммонд рассмеялся и накрутил на палец прядь ее волос.
— Ну что… вы не собираетесь воззвать к моему кучеру о спасении?
— Нет, смешной вы человек. Я могу справиться с вами сама.
Глаза у него так и вспыхнули.
— Верю, что можете, — сказал он, поцеловал шею Поппи в том месте, где часто-часто билась жилка, а потом усадил ее к себе на колени и заключил в объятия.
Как ни странно, ей было хорошо. Удобно. Даже весело.
Надо его чем-нибудь озадачить.
— Может, я закричу, — сказала она.
— Не утруждайте себя, — посоветовал он и поцеловал ее ушко.
Поппи вздернула голову.
— Что случилось с вашим братом? Или это был ваш дядя?
Он ошарашил ее — взял в рот один ее пальчик и пососал его. Господи, это было до невозможности дивно, и Поппи ощутила острое, внезапное желание… чего, она не знала. Но лучше бы он это прекратил.
Итак…
Поппи выдернула палец, очень грубо, как ей подумалось, но Драммонд этого будто и не заметил. Он принялся легонько поглаживать ладонью ее попку.
Как ему не стыдно!
Однако Поппи не хотелось, чтобы он перестал.
— Мой брат, пропади он пропадом, все еще в Лондоне, — негромко заговорил герцог, не прекращая своего занятия, — а что касается дяди, то он пропал. Ему было всего тринадцать, когда он сбежал из дому. Мы считаем, что он поступил матросом на корабль и, наверное, утонул.
Поппи позволила ему поцеловать себя еще раз. Возможно, он вовсе не тот злющий герцог, о котором рассказывала кухарка. Возможно, он дружелюбный, добросердечный, терпеливый человек. Такой же безопасный, как…
Поппи моргнула. Ничего подобного. Он словно кобра в корзинке, готовая к смертельному прыжку. Вампир, жаждущий напиться крови из ее шеи. Венерина мухоловка, есть такое хищное растение, а она, Поппи, муха.
— Погодите минутку. — Поппи приподнялась с его колен. — Я все еще не доверяю вам. Я поцеловала вас только для того, чтобы доказать, что я целуюсь более чем адекватно. Намного более.
— И сколько раз вы практиковались?
— Не ваше дело.
— Так я и думал. — Николас снова поглядел на нее и провел по ее виску шершавым пальцем. — Вы и в самом деле старая дева, по сути своей. А как насчет того, чтобы позабавиться?
— Только не с негодяями, — ответила Поппи, чувствуя себя чопорной и стыдливой, пусть даже она его оскорбила.
А он, видимо, и не обратил на это внимания. Уложил ее на сиденье поудобнее, и снова губы его прижались к ее губам, и Поппи наслаждалась его поцелуем до бесконечности. Она не испытывала ничего подобного, когда ее целовали другие. И чувствовала себя сейчас жадной, ненасытной.
Что это значило?
Она забыла удивиться, когда Николас приподнял ее ногу и протянул руку ей под платье. Провел рукой по ноге до колена, а после по икре до лодыжки. Потом положил ладонь ей на бедро и лежал так, пока целовал в губы, на этот раз трогая ее язык своим.
«Прошу тебя, продолжай делать то, что ты делаешь!» — мысленно повторяла она, а он словно читал ее мысли. Продолжал целовать ее в губы, гладил бедро, а потом запустил другую свою руку ей за корсаж и нажимал большим пальцем на соски, словно то были пуговки, с которыми можно играть.
Потом поцеловал ложбинку между грудями. А потом…
Потом сделал еще больше.
Сдвинув при помощи губ половинку ее корсажа в сторону, он поймал губами сосок.
У Поппи не было слов, чтобы определить свои чувства. Единственным, что она воспринимала более или менее сознательно, была острая дрожь наслаждения.
Да он не иначе как сам дьявол, если смог вызвать у нее подобные ощущения.
Но Поппи хотелось, чтобы эти невероятные ласки продолжались целую вечность, особенно после того, как его рука начала подбираться все ближе и ближе к самому интимному местечку ее тела.
Однако он до него не дотронулся. И разумеется, не должен был дотрагиваться. Это было бы постыдно, скверно и вообще…
«Пожалуйста… Пожалуйста, потрогай меня там!» — пронеслась в голове безумная мысль.
Поппи прильнула к Николасу, застонала и провела пальцами по его волосам — шелковистым, упругим и густым, умирая при этом от желания, чтобы он поцеловал ее вторую грудь.
Он продолжал касаться ее бедра своими проворными пальцами.
Список ее желаний увеличивался, и все потому, что она в жизни не встречала такого умелого соблазнителя.
Однако Николас не стал продолжать свои ласки, а, наоборот, отстранился от Поппи и осторожным движением передвинул на место ее корсаж.
— Сейчас мы не должны заходить дальше, — произнес он глухим, низким голосом, глядя на Поппи потемневшими глазами. — Вы слишком разгорячились.
— Я?!
— Да. — Он приподнял ее и усадил на место. — Это может причинить вам… — Он сделал паузу, потом принялся медленно считать: — Три, два, один…
— Не смейте меня унижать!
Чувство дивного наслаждения, пережитого ею всего несколько минут назад, испарилось, хотя грудь ее все еще покалывало, также как и чувствительное местечко между ногами.
— Вот видите? Я прав.
Она не удостоила его ответом. Только выпрямила спину так, чтобы грудь ее подалась вперед, — а вдруг Драммонд наклонится, спустите нее корсаж и еще раз поцелует соски?
Или по крайней мере погладит ее груди ладонью.
Он вяло улыбнулся и сказал:
— Я знаю, о чем вы думаете.
— Ничего подобного!
— Да, знаю.
В глазах у него сверкнула искра, и у Поппи перехватило дыхание. Но Николас всего лишь приподнял пальцами ее подбородок со словами:
— Мы приехали. По правде сказать, мы сидим возле вашего дома уже больше пяти минут.
Поппи покраснела от смущения.
— Я… Я не заметила.
— Теперь идите в дом, ведь ваши слуги умирают от любопытства. Особенно кухарка. Я уверен, что она жаждет со мной познакомиться. Скажите, волосы у нее темно-рыжие?
— Да.
— Лицо в веснушках, а нос вздернутый?
— Да.
— Голос трубный?
— Да.
— Обожает выдумывать всякие истории… и вечно пересаливает суп?
