И можно было не сомневаться, что вся шкурная «партоплазма» – и сидящая в зале, и орудующая вне его стен – поняла Сталина верно.
Да и как она могла его не понять, если Сталин говорил на эту тему уже не в первый раз. И даже не во второй… Так, 13 апреля 1928 года на совещании актива московской организации ВКП(б) он отдельный раздел доклада посвятил самокритике, сказав, в частности, вот что:
«Я знаю, что в рядах партии имеются люди, недолюбливающие критику вообще, самокритику в особенности. Эти люди… ворчат: … дескать, … нельзя ли дать нам пожить спокойно?… Я думаю, товарищи, что самокритика нужна нам как воздух, как вода… <…>
Лозунг самокритики получил особо сильное развитие после XV съезда партии. Почему? Потому, что после XV съезда, ликвидировавшего оппозицию …в партии может создаться опасность почить на лаврах… А что значит почить на лаврах? Это значит поставить крест над нашим движением вперёд. А для того, чтобы этого не случилось, нам нужна самокритика, … честная, открытая, большевистская…»
Впрочем, это были пока что общие слова… Но Сталин далее сказал и кое-что более конкретное:
«…Наконец, есть ещё одно обстоятельство, толкающее нас к самокритике. Я имею в виду вопрос о массах и вождях. <…>. Конечно, тот факт, что у нас создалась группа руководителей, поднявшихся слишком высоко и имеющих большой авторитет, – этот факт является сам по себе большим достижением нашей партии. Ясно, что без наличия такой авторитетной группы руководителей руководить большой страной невозможно. Но тот факт, что вожди, идя вверх, отдаляются от масс… не может не создавать известной опасности отрыва вождей от масс и отдаления масс от вождей.
Опасность эта может привести к тому, что вожди могут зазнаться и признать себя непогрешимыми…»
И вот уж это вряд ли гарантировало спокойную жизнь многим из «вождей», желающих почивать не только на лаврах, но и на мягких кроватях. Хотя тогда Сталин подчеркивал, что речь идет не о смене вождей, а о том, чтобы сохранить их, «организовав постоянный и нерушимый контакт между ними и массами».
Прошло шесть лет, и 26 января 1934 года в отчётном докладе XVII съезду ВКП(б) Генеральный секретарь ЦК был уже более жёстким, начав тему так:
«По части подбора людей и смещения тех, которые не оправдали себя, я хотел бы сказать несколько слов.
Помимо неисправимых бюрократов и канцеляристов, насчёт устранения которых у нас нет никаких разногласий, есть у нас ещё два типа работников, которые тормозят нашу работу, мешают нашей работе…»..
О первом типе Сталин сказал так:
«Один тип работников – это люди с известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков. Это те самые люди, которые не считают своей обязанностью исполнять решения партии и правительства и которые разрушают, таким образом, основы партийной и государственной дисциплины. На что они рассчитывают, нарушая партийные и советские законы? Они надеются на то, что Советская власть не решится их тронуть из-за их старых заслуг. Эти зазнавшиеся вельможи думают, что они незаменимы… Как быть с такими работниками? Их надо без колебаний снимать с руководящих постов, невзирая на их заслуги в прошлом… Это необходимо для того, чтобы сбить спесь с этих зазнавшихся вельмож-бюрократов и поставить их на место…»
А дальше Сталин сказал и о втором типе негодных работников, которых он назвал «честными болтунами», и с чисто сталинским юмором сетовал:
«И когда снимаешь с постов таких болтунов … они разводят руками и недоумевают: «За что же нас снимают? Разве мы не сделали всего того, что необходимо для дела, разве мы не собрали слет ударников, разве мы не провозгласили на конференции ударников лозунгов партии и правительства. Разве мы не избрали весь состав Политбюро ЦК в почётный президиум, разве не послали приветствие товарищу Сталину, – чего же вы ещё хотите от нас?»
Этих Сталин рекомендовал тоже снимать с руководящих постов – в 1934 году. Через три года, в 1937 году, лишь снятием с постов ограничиваться удавалось уже не всегда…
Возможно, читатель уже заметил несомненное текстуальное сходство речей Сталина в 1934 году и Поскрёбышева в году 1952-м, а возможно, – и нет. Но что касается «партоплазматических» «вождей» образца 1952 года, то уж они-то его заметили.
А если кто даже и не заметил бы, то референты сразу же на это сходство внимание «шефа» обратили бы. Вот, мол, что сказано Александром Николаевичем Поскрёбышевым, а вот что сказано на страницах 369–372 тринадцатого тома сочинений товарища Сталина, изданного год назад.
А если бы что-то просмотрели и референты, то уж те изменения в руководстве партией, которые произошли после съезда, навели бы на серьёзные раздумья даже не очень далёких людей. Но об этом – чуть позже.
XIX Съезд ВКП(б) закончился 14 октября 1952 года. По докладу председателя Госплана Сабурова он принял директивы по пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951–1955 годы, а по докладу Хрущёва об изменениях в Уставе ВКП(б) было, в частности, принято решение переименовать Всесоюзную Коммунистическую партию (большевиков) в Коммунистическую партию Советского Союза. Кто-то из современных исследователей, например Рудольф Баландин, усматривает в этом решении некое желание Сталина принизить статус партии, низведя её таким названием до уровня чуть ли не союзного министерства. Однако объяснялось всё явно тем, чем оно и было объяснено на съезде. Присутствие в названии буквы «б» в скобках стало всё же анахронизмом, что и вызвало необходимость переименования. И новое название партии оказалось даже более весомым – если уж говорить о внешнем впечатлении.
Сталин выступил на съезде в самом его конце – 14 октября, с заключительным словом. При этом он «не угодил», например, историку Ю.Н. Жукову тем, что вместо того, чтобы «подвести, – как пишет Ю. Жуков, – итог неявной, скрытой дискуссии», он произнёс краткую речь, которую всё тот же Жуков оценил как «далёкую от насущных забот, от реального положения страны, от борьбы в узком руководстве…» Далась же нынешним историкам эта «борьба в узком руководстве»! Ну ради чего было вести эту «борьбу»? Рабочий день у каждого члена «узкого руководства» был и так наполнен всегда «под завязку». Лишней государственной дачи не давали. И если бы кто-то «выиграл» в «борьбе за власть», то получение под свою руку двух-трёх лишних отраслей экономики не означало приобретения контрольных пакетов акций, женитьбы на супермоделях и плавания в волнах Средиземного моря. А всё необходимое для нормальной жизни и работы «узкое руководство» и так имело. Грызня была, но – на уровне окружения «узкого руководства».
Что же до речи Сталина на съезде, то она была произнесена не только с учётом нового, вполне реального, положения СССР, но и стала подчеркнутой демонстрацией этого нового положения. Уже говоря о праздновании 70-летнего юбилея Сталина, я писал, что оно не могло не быть событием международного значения. Состоявшийся через три года XIX съезд советских коммунистов тем более не мог не быть важнейшим событием для всех левых сил на планете.
Сталин и подчеркнул это новое положение КПСС и СССР, выступив в том духе, что все передовые люди в мире могут рассматривать КПСС и СССР как свою «передовую бригаду», идущую в авангарде движения к справедливому и гуманному устройству жизни.
На съезде была образована комиссия по переработке программы партии. В неё вошли: И.В. Сталин – председатель, Л.П. Берия, Л.М. Каганович, О.В. Куусинен, Г.М. Маленков, В.М. Молотов, П.Н. Поспелов, А.М. Румянцев, М.З. Сабуров, Д.И. Чесноков, П.Ф. Юдин.
Как видим, в комиссии был Берия, повседневно идеологическими вопросами незанятый, зато отсутствовал «чистый» партийный деятель Хрущёв. Вряд ли это было случайным, и вряд ли это радовало Хрущёва и хрущёвцев. Но дело было не в закулисных интригах, а в том, что Сталин постепенно ставил Никиту Сергеевича на его «законное» место оперативного сотрудника, который ещё может достаточно энергично заниматься текущими делами, но – не более того. То есть относительно деловых качеств Хрущёва Сталин уже не заблуждался. Однако он, увы, трагически заблуждался относительно личностных качеств Хрущёва.
