представить и описать все те нечеловеческие муки и пытки, через которые по пути к смерти прошли коммунисты и все те, кто хоть как-то проявлял благожелательное отношение к Советской власти…»
Вот он – народ Манек и Ванек в своём логически, психологически и исторически завершённом виде. Даже читать это непросто… Но знать это надо – для верной оценки значения Ленина и Сталина для России, для понимания того,
А чем всё закончилось? Что ж, Лагунов – надо отдать ему, при его явном, хотя и вялом антикоммунизме, должное – этого не скрывает. Он хотя и лаконично, но сообщает, что сибиряки быстро разочаровались «в созданной в ходе восстания власти» и «не только спешили покинуть повстанческие полки, но и помогали Красной Армии поскорее затушить пламя восстания… Народ запалил восстание, народ его и гасил…»
Лагунов, как и сам, пожалуй, Кожинов, – вялый антикоммунист, что для россиянствующих интеллигентов достаточно типично. И он, похоже, искренне не понимает, что
А вот
«Приговорённых Булатниковым учителей, избачей, коммунистов убивали специальным молотком с напаянными зубьями и вилами с зазубренными концами…»
А ведь это – не только реальная историческая деталь из нашей истории, уважаемый читатель!
Это ещё и «знаковая» деталь, обобщённая суть противостояния того времени!
С одной стороны – Ленин и Сталин, Советская власть и коммунисты, пришедшие к власти в России для того, чтобы сплотить и просветить её народ, а значит, сделать его истинно свободным. И на их стороне – учителя и просветители…
С другой стороны – жадные собственники, любой ценой желающие сохранить старую, тёмную, невежественную, разобщённую Россию и не останавливающиеся для этого перед любыми, самыми зверскими способами. И на их стороне – мракобесы и изуверы.
Стоит ли удивляться, что сегодняшние «россиянские» церковники призывают начать новый Крестовый поход против коммунизма? Ведь прозревший народ всегда смертельно опасен для режима олигархов, щедро «отстёгивающих» «батюшкам» неправедные «пожертвования».
Нечто подобное тому, что совершали провокация и невежество в начале двадцатых годов и что описал К. Лагунов, повторится и в период коллективизации на переломе двадцатых и тридцатых годов.
И я об этом сейчас расскажу.
Увы, не только в 1921 году и не в одном Тобольске хватало жестокого и жадного кулацкого желания сохранить свою неформальную власть и жестокого мужицкого невежества.
Шёл февраль 1930 года. В Пителинском районе Рязанского округа Московской области начиналась коллективизация. Председатель окружного исполкома троцкист Штродах поставил во главе района трёх бездарных, но ретивых «начальников» Федяева, Субботина и Олькина, и они принялись «коллективизировать» район без всякой предварительной подготовки. Зато к такому повороту дела заранее хорошо подготовилась другая сторона.
В сёлах района появились «странники» и «предсказатели», которые рассказывали о колхозах дикие вещи, пугали обобществлением жён и детей по приказу Сталина. Зрело восстание, а штабная «пятёрка» была готова давно: эсер, кулак, поп села Веряево, бывший белый офицер и бывшая уголовница «Алёна- богатырь».
2 марта из семи сёл и четырёх деревень вышла толпа под три тысячи человек, в основном – женщин. Кулаки знали, что делали… Знаток русской деревни, народник Александр Николаевич Энгельгардт, о котором читатель позднее узнает подробнее, тонко заметил в своё время: «У баб гораздо больше инициативы, чем у мужиков. Бабы как-то мелочно жадны, без всякого расчёта на будущее. Кулакам это всегда на руку, и они всегда стремятся зануздать баб, и раз это сделано, деревня в руках деревенского кулака, который тогда уже всем вертит и крутит».
Это было сказано о деревне 70-х годов XIX века, но было верно и для деревни XX века.
Из села Веряево шли на Пителино. Шли с топорами, вилами и берданками, с иконами и хоругвями, с пением «Боже, царя храни», под набат колоколов.
Толпа росла, а вела её хмельная Алёна с двумя наганами в карманах и гранатами за поясом.
Современник этой смуты пишет так:
«Навстречу обезумевшей от злобы толпе из Пителина вышли милиционер Горюнов с агрономом, чтобы уговорить разойтись по домам, но не успели они открыть рты, как со всех сторон раздались выкрики: «Бей их! Долой!.. Дави!.. Дави!» И после этого послышались глухие удары колов, треск черепных коробок, и не стало милиционера и агронома. Они были убиты мятежниками, которые, двигаясь дальше, продолжали сметать всё ненавистное им на своём пути».
Районный центр Пителино окружали…
Со стороны Сасово подошёл отряд в триста красноармейцев, впереди которого были командир и Штродах с «наганом».
– А, ты приехал нас стращать и в колхозы загонять? Не пойдём! Долой колхозы! – ревела толпа, подбираясь к Штродаху, чтобы разорвать его.
Крепкая Алёна повернулась к Штродаху спиной, взорам красноармейцев открылся громадный голый зад, и его обладательница заорала под улюлюканья толпы:
– Вот тебе колхоз! Погляди!
Штродах выстрелил, Алёна упала.
Новый рёв:
– Бей! Смерть коммунистам!
И командир отряда приказывает дать первый залп поверх голов, но только после третьего, всё так же поверх, толпа начала разбегаться…
Тем не менее в тот же день были убиты три председателя колхоза, коммунисты, комсомольцы и некоторые колхозники.
С 5 по 11 мая 1930 года в Пителине шёл суд. За превышение власти разные сроки с последующим запрещением занимать руководящие должности получили председатель райисполкома Субботин, его заместитель Олькин, судья Родин, начальник районного административного отдела Юрков, районный уполномоченный по коллективизации Косырев, секретарь райкома партии Васильченко и ещё несколько человек.
Был снят и Штродах.
А пителинцы, как когда-то и тобольцы, опомнились.
Но никто из них так и не узнал, что о «героических рыцарях борьбы с коммунизмом под Москвой» уже вовсю писали газеты Лондона, Парижа, Нью-Йорка…
Такое вот было это «стихийное» народное волнение.
Много шума на Западе наделала тогда и история внешне совсем другого рода. Почти тысяча колонистов-шведов из села Старошведское Херсонского округа Украинской ССР решила возвратиться в Швецию под влиянием антисоветской пропаганды.
Шведы уехали, но газеты Запада уже не писали о том, что на «исторической родине» у переселенцев сразу возникли сложности с землёй, с работой. Приходилось наниматься в батраки.
И херсонские шведы потянулись обратно. Надо отдать должное шведскому правительству – оно не препятствовало им, как и Советское правительство.
В 1931–1932 годах большинство вернулось.
Коллективизация проходила по-разному. Уполномоченный по организации колхоза, военный комиссар Павлоградского округа на той же Украине, бывший чапаевец Сидор Ковпак перед тем, как созвать собрание селян, две недели жил в селе и ходил по хатам.
И уж тут с колхозного пути людей не смогла бы сбить никакая Алёна с выпуклостями любого размера и
