«Я — активный читатель. Несмотря на большую занятость, читаю много, исключительно произведения советских писателей. Выписываю журналы «Новый мир», «Красная новь»… По моему мнению, некоторые советские писатели создали ряд произведений, которые по своему идейному и художественному уровню приближаются к лучшим произведениям русских классиков».
Он говорил: «Высоко ценю «Бруски» Ф. Панферова. На протяжении всей книги (первой и второй части «Брусков») чувствуешь эту большевистскую правдивость в показе героев романа. В книге четко даны образы отдельных героев, их колебания и убеждения, решимость героев романа перейти на новые формы ведения сельского хозяйства. Особенно ярки и особенно крепко запоминаются последние главы романа. Сами колхозники глубоко сознают, что коллективизация чисто механическая (соединение в одно целое всех орудий производства) является только первым шагом коллективизации, что главным моментом явится приведение всех элементов сельского хозяйства в одну социалистическую и агротехническую систему. Эти места прекрасно показаны Панферовым».
Вильямс больше всего ценил в произведениях советской литературы верное отражение борьбы за создание нового общества, за строительство социализма. Но он был очень требовательным читателем.
Он говорил, продолжая разбор романа Панферова: «При всех положительных данных «Брусков» первые две части романа страдают некоторыми недостатками. Во-первых, роман растянут. Если бы книга была более сжата и более популярна, она еще более приблизилась бы к массам читателей колхозников. Второй недостаток — герои Панферова много рассуждают. Панферов должен был вместо рассуждений показать своих героев в непосредственном движении, от этого они больше выиграли бы».
Читая советскую литературу, Вильямс больше всего радовался, когда писатель показывал активных творцов новой жизни. Вильямс хвалил «Поднятую целину», говоря, что «после «Тихого Дона», отражавшего старую романтику, мы в этом новом произведении Шолохова видим несомненный шаг вперед, творческий рост писателя».
Вызвал его одобрение и роман Валентина Катаева «Время, вперед!», в котором, по словам Вильямса, «художественно развернута грандиозная картина нашего строительства».
Заканчивая свою статью, названную «Наше слово о литературе», Вильямс писал:
«Необходимо более тесное общение советских писателей с представителями научного мира, особенно в процессе творческой работы писателя над конкретной проблемой. В этом отношении (в своей области) я готов оказать писателю полное содействие. Работники науки заинтересованы в широкой популяризации последних достижений науки и техники, особенно через художественное слово».
С той же заинтересованностью относился Вильямс к кино, добиваясь создания научно-популярных фильмов, пропагандирующих передовую агрономическую науку. Он охотно давал советы киноработникам, работавшим над подобными фильмами.
Вместе с тем ученый следил за развитием советской художественной кинематографии. Вильямс любил веселые, жизнерадостные картины, он был благодарным зрителем, при этом, как и всегда, активным, деятельным. Кинофильмов, посвященных жизни советской деревни, появлялось мало. Вильямс решил вмешаться в это и опубликовал в 1938 году «Открытое письмо к работникам советской кинематографии и писателям».
«В этом году, — писал ученый, — советская кинематография выпустила интересный, увлекательный фильм из колхозной жизни «Богатая невеста». Этот фильм был тепло принят советскими зрителями, особенно многомиллионной массой колхозников нашей страны. Наше правительство наградило ряд киноработников, создавших этот фильм. До сих пор «Богатая невеста» не сходит с экранов страны.
Пример этой картины показывает, каким благородным делом для мастеров киноискусства является работа над произведениями из колхозной жизни. В самом деле, что может быть интереснее для искусства, чем те исторические сдвиги, которые произошли в нашей стране за годы сталинских пятилеток? Замечательные люди растут в наших колхозах!
…А вот в нашей кинематографии, к сожалению, до сих пор еще колхозная тематика очень редко является предметом творчества киномастеров.
Почему же, однако, до сих пор так мало художественных кинокартин из колхозной жизни?
Ответ на этот вопрос нужно искать только в недостатках работы киноорганизаций и Союза советских писателей, которые, должно быть, чуждаются этой тематики.
После «Богатой невесты» не вышло еще ни одной колхозной художественной кинокартины.
Что же мешает созданию этих фильмов?
Мы хотели бы услышать об этом от товарищей, непосредственно отвечающих за это дело, и, если надо, помочь им».
Деятельное вмешательство в жизнь было отличительной чертой Вильямса. Он нетерпимо относился к недостаткам, он боролся с косностью и рутиной, в чем бы они ни проявлялись. Но как отличалась эта борьба от той, которую ученый пытался вести еще в дореволюционные времена!
Ему и теперь приходилось вести нелегкую борьбу с вековой научной рутиной, с враждебными взглядами и действиями, с бюрократическими препонами, стоящими на пути новаторов. Он твердо усвоил марксистское положение о том, что новое побеждает в упорной борьбе со старым. Но он знал, что вся атмосфера советской жизни способствует борьбе с этими явлениями, что ошибки и недостатки, неизбежные в любой практической деятельности, успешно преодолеваются, если только по-большевистски добиваться этого.
В 1933 году корреспондент английской буржуазной газеты «Манчестер гардиан» опубликовал на страницах, этой газеты несколько «корреспонденции» о колхозной жизни.
Это была смесь прямой клеветы и полного непонимания тех процессов, которые совершались в советской деревне.
Корреспондент утверждал, что в Советском Союзе в основе всего лежит «фантастическая идея» — генеральная линия партии, что в соответствии с этой «идеей» была проведена коллективизация, закончившаяся полным провалом. В подтверждение этого корреспондент сообщал, что он видел на колхозных полях Северного Кавказа много сорняков.
(Когда Вильямс узнал об этих «корреспонденциях очевидца», он решил потратить несколько часов на чтение «Манчестер гардиан». Он был настолько возмущен, что написал резкое письмо протеста в редакцию английской газеты.
Ученый дал убийственную отповедь нелепым домыслам корреспондента о «фантастической идее» и показал, что эта идея является отнюдь не фантастической, она уже привела к таким реально ощутимым результатам, как досрочное выполнение пятилетки.
Вильямс согласился с одним замечанием английского корреспондента: да, действительно в некоторых районах колхозные поля засорены. Это, конечно, являлось недостатком. И Вильямс дал яркую оценку природы недостатков, наблюдаемых в Советской стране, и тех органических пороков, которые присущи миру капитализма.
«Такие явления, — писал Вильямс о засоренности полей, — представляют неизбежные болезни роста, с которыми коллективизация открывает широчайший простор массовой борьбы на основе тесного союза «Идеи» с новейшими достижениями науки, бурно развивающейся под плодотворным влиянием той же «Идеи».
Мы страдаем болезнями могучего роста, болезнями, легко поддающимися лечению, оставляющими организм готовым к дальнейшему прогрессивному росту, болезнями, представляющими полную противоположность припадкам маразма, свойственным капиталистическому обществу. Маразма, оставляющего после себя прострацию и смерть».
Живительная, творческая обстановка советского строя давала Вильямсу, прекрасно познавшему все «прелести» и русского, и западноевропейского, и американского капитализма, все новые и новые возможности для борьбы с любыми недостатками, которые он замечал своим зорким глазом хозяина жизни.
Вильямс охотно вступал в борьбу, потому что знал, что эта борьба неминуемо даст в советских условиях свои плоды.
Он использовал для нее самые различные способы, но свои главные надежды неизменно возлагал на советскую печать. Трудно было бы найти более активного деятеля советской печати, чем академик
