христианстве…»
«Проблема для христиан» оказывается в том, что христианство (по крайней мере, в ортодоксальной — т. е. православной и католической версиях) не выдерживает разбора своей философской и этической доктрины по существу.
Худиев счел за лучшее просто уйти от ответов и поискать других слушателей, с менее критичным взглядом на вещи.
4. А если бы, допустим.
… Худиев пошел на обсуждение моего мысленного эксперимента, то произошла бы очень простая штука: библейский бог оказался бы неотличим от злого демона.
На это обращал внимание Станислав Лем: «…можно ли придумать такой чудовищный мир, чтобы уже никто не мог назвать его следствием бесконечной доброты Творца? Даже если бы это был сущий ад, то и тогда можно было бы утверждать, что это только макет, а настоящий ад где-то в другом месте и намного хуже. Поди докажи, что это не так! А потому, как видите, можно ввести теодицею (раздел богословия, призванный увязать существование зла в мире и божественное добро) в любой тип мира и провозглашать, что тот, кто доверяет Творцу даже тогда, когда из-за этого доверия от него пух и перья летят, зарабатывает себе этим вечное блаженство. Но ведь похвалы, которые ко всему подходят, стоят немного…» (Повторение).
Репутации бога-творца из какой-нибудь другой религии, возможно, и не повредило бы доказательство его эквивалентности демону-творцу. В конце концов, творец — это не подрядчик на жаловании, а свободный художник. Почему, спрашивается, проектируя мироздание, он обязан учитывать интересы будущих жильцов, а не свои собственные?
В общем, когда речь идет о богах — автократах монотеистических систем, всегда полезно вспомнить Юлия Кима:
«И за то, что не жгут, как в Освенциме, Ты еще им спасибо скажи».
Любовь или ненависть таких богов имеют совершенно одинаковые последствия для людей. Какая разница между утверждениями «мир так плох, потому что бог не смог создать его лучше, хотя и очень старался» и «мир не так уж плох, поскольку демон не сумел создать его хуже, хотя и очень старался»? Всегда можно придумать и лучший, и худший мир по сравнению с тем, в котором мы обитаем. Таким образом, принятый в ортодоксальном христианстве ключевой постулат о безграничной любви бога к людям полностью лишен смысла.
Таким образом, из всех миссионерских аргументов в пользу принятия христианства самым весомым оказывается такой: «если не примете нашу веру, то бог после смерти запихнет вас в ад, на сковородку, а если примите — то получите шанс попасть в рай, это очень хорошее место».
5. А почему бы Худиеву не рассказать мне о рае.
…о царстве небесном и блаженстве христианских праведников? Ведь ислам, например, очень эффективно эксплуатирует идею гурий, ожидающих праведника в мусульманском раю. Конечно, гурии — это проза, но что взять с Магомета, который в общем-то был простой бедуин без образования? Современный образованный человек с богатым воображением мог бы выдумать гораздо более яркие и привлекательные развлечения, ожидающие праведника на том свете.
Меня так заинтересовал этот вопрос, что через год я даже открыл на форуме Кураева специальную тему: «меню за чертой: личность после смерти в разных религиях».
Тема активно развивалась почти год, но из православных воззрений на этот вопрос все только повторяли на разные лады слова из «Пространного Катехизиса В Доступном Изложении», а именно: «Эта жизнь будет для верующих, любящих Бога и делающих добро, столь блаженна, что мы теперь этого блаженства и представить себе не можем.
…Блаженство последует от созерцания Бога во свете и славе и от соединения с Ним».
Перевести это на человеческий язык не смог никто из христиан, включая и активно писавшего в теме православного священника. Все мои попытки получить ответы на уточняющие вопросы, воспринимались в штыки (особенно вопрос о том, есть ли в раю секс, и есть ли в аду секс — вопрос о сексе вообще больной для христианской ортодоксии).
В конце концов, я пришел к выводу, что разговоры на эту тему (и секса, и рая с адом) в ортодоксальном христианстве табуированы. На причины такого странного табу в известной степени проливает свет статья Гроссмейстера «Лики Дуата: охотники и жертвы», где разбирается т. н. «пари Паскаля» — излюбленный прием миссионеров.
«Если судьба сведет вас с проповедником классического монотеизма, будь то христианство, ислам или еще что-либо из множества авраамитских религий, то вам предстоит услышать примерно следующее:
„Почему бы вам не поверить в Бога? Даже если (как вам кажется) Бога нет, вы ничем не рискуете, поверив в него. А если вы не правы (и Бог есть), то не поверив, вы не получите спасения от смерти, которую Бог дарует верующим“/это и есть „пари Паскаля“ — А. Г./.
Проповедник лжет, что вы при этом „ничем не рискуете“ — последовав его советом, вы не только рискуете, но делаете первый шаг к необратимому разрушению своей личности и в этом жизненном цикле, и во всех последующих… Никакой проповедник не остановится на полпути. Если вы совершите формальный обряд присоединения к его религии (мелкую глупость), он немедленно пояснит, что просто согласиться с существованием некого божества далеко не достаточно для спасения.
„Вы же уверовали в Бога, — пояснит он, — значит, вы теперь должны следовать божественным установлениям и предписаниям“.
Раньше или позже вас могут уговорить продолжить игру, и вы начнете следовать требованиям данной религии. Это довольно обременительно — действовать против собственных взглядов, и проповедник „поможет“ — он даст вам совет:
„Изменитесь сами, победите в себе грех, станьте ближе к Богу, примите Бога сердцем — и следование заветам станет для вас естественным“.
Фактически, он предложит вам перестать существовать, как личность, и превратиться в инструмент данной церкви или религиозной общины. В этом плане показателен миф о жертвоприношении Авраама (центральный пункт вероучений христианства, ислама и иудаизма). Бог приказал Аврааму принести в жертву своего ребенка — и Авраам послушно приступил к жертвоприношению, не пытаясь задуматься о смысле этого противоестественного акта. Суть мифа в том, что верующий авраамитского культа ни при каких условиях не может искать альтернатив точному исполнению религиозных предписаний. Эта поведенческая особенность отличает ортодокса (воцерковленного верующего) от человека (разумного, мыслящего существа).
Ортодокс, в отличие от человека, не автономен. Он является подчиненной частью религиозной общины и не обладает индивидуальной личностью. Его личность подверглась саморазрушению в ходе адаптации к системе требований религии».
6. Христианские, атеистические и «языческие» аргументы.
Одним из аргументов Худиева против атеизма является, как ни странно, обвинение в… догматизме и идеологической предвзятости: «Для атеистического ученого является чем-то в высшей степени неприличным допустить, хотя бы в качестве одной из возможных версий, сверхъестественное вмешательство. Как у учеников возникла столь неодолимая убежденность в воскресении Иисуса из мертвых? Точно неизвестно, но Иисус не воскресал».
В отношении примеров такого типа Худиев в общем-то прав. Действительно, редкий атеист согласится рассматривать такое допущение. Можете считать меня «диким язычником», но я не понимаю, что мешает атеисту в ходе полемики с миссионером сделать такое допущение. Ведь открывается столько возможностей…
Вот в полемике с последователем викки Худиеву бы и в страшном сне не приснилось бы предложить обсуждение такого допущения. В приведенном фрагменте дискуссии, Худиев упомянул было о воскресении Иисуса, но, увидев мою готовность обсуждать любые случаи воскресения (не только Иисуса, но также Залмоксиса, Рампсинита и Орфея) сам не захотел развивать это направление темы.
Если уж на то пошло, я не раз предлагал христианам обсудить чудеса, связанные с основателем их религии. В начале они радостно соглашались, но потом начинали расстраиваться, и в конце концов,
