На этот раз Хуан-Диас де Солис должен был плыть вокруг мыса Доброй Надежды и Цейлона к Малакке, Молуккским островам и «Стране джонок» (Китаю).
Организация этой экспедиции во многих деталях очень напоминает подготовку плавания Магеллана, потому что в снаряжении обеих армад принимал деятельное участие один и тот же человек — епископ Хуан-Родригес Фонсека.
Причины, помешавшие отправить в путь эту экспедицию де Солиса, неизвестны. Но есть все основания предполагать, что огромную роль здесь сыграли интриги португальцев.
Не ограничиваясь протестами перед испанским правительством, португальцы пытались переманить де Солиса и подкупали испанских чиновников.
Итак, когда Магеллан вернулся на родину, вопрос о проливе, ведущем из Атлантического океана в воды, омывающие Молуккские острова и берега Восточной Азии, привлекал общее внимание, и открытие этого никому не ведомого пути сделалось вопросом чести для португальских и испанских моряков. Правда, добыть карты и отчеты капитанов, искавших пролив, было теперь для Магеллана не легко. Он не состоял на королевской службе, а король Маноэль по-прежнему тщательно сохранял в тайне все, что относилось к заморским плаваниям. Капитанам и кормчим кораблей, отправлявшихся за море, казна выдавала карты и инструкции под расписку, причем моряки обязаны были по возвращении на родину вернуть их назад, не снимая копий и не делая выписок. Не ограничиваясь этим, король Маноэль велел просмотреть все старые архивы со времен инфанта Энрике и изъять оттуда все документы, касающиеся открытий. Даже летописи подвергались строгой цензуре, и из них вымарывалось все, что могло помочь соперникам португальцев попасть в лежащие за морем страны.
Магеллана эти трудности не могли остановить. Всюду искал он старых ветеранов заморских плаваний: в портовых тавернах, под навесами постоялых дворов, на набережной, среди ящиков и тюков, он беседовал с бывалыми моряками, узнавая у них тайны, которые так тщательно прятали чиновники короля Маноэля за надежными запорами. «Он всегда был занят кормчими, картами и вопросами определения долготы», подтверждает летописец Баррош.
Его проект плавания к Молуккским островам, сначала туманный и неясный, получает все более четкие и определенные очертания. Два обстоятельства способствовали этому: известие о том, что испанский конкистадор Васко-Нуньес де Бальбоа, преодолев горные хребты Панамы, увидел на западе огромное море, и письма Франсиско Серрао с Молуккских островов, переданные Магеллану одним португальским капитаном, посетившим в 1513 году острова Банда и Амбоина.
Серрао по-прежнему благоденствовал на Молуккских островах. В письме он просил своего друга похлопотать перед королем и добиться, чтобы его, Серрао, достойным образом наградили. Он утверждал, что «открыл другой мир — больше и богаче, чем тот, который открыл Васко да Гама».
Хлопоты при дворе за друга ни к чему не привели, и Магеллан убедился, что король Маноэль очень неохотно награждает моряков за их заслуги.
В своих письмах Серрао вдвое преувеличил расстояние от Малакки до Молуккских островов. Возможно, что он сделал это для того, чтобы подчеркнуть свои заслуги по открытию Молуккских островов. Но Магеллан не знал этого и принял сообщение Серрао на веру. Впоследствии эти неверные данные о местоположении Молуккских островов легли в основу проекта Магеллана.
Все помыслы его были теперь сосредоточены на проекте. Скоро он будет совсем готов, и тогда Магеллан предложит его королю Маноэлю.
А пока надо стиснуть зубы, ждать и молча смотреть, как другие уходят на быстроходных кораблях за море, как снаряжаются для открытия далеких земель новые и новые армады.
Король Маноэль, закреплявший свои владения в Индии, не интересовался западным путем, да и не верил в его существование. Но лиссабонские купцы, нужды которых всегда отодвигались на второй план в завоевательной политике Маноэля, предприняли однажды самостоятельную попытку найти этот пролив.
Об их экспедиции упоминает лишь один документ — брошюра на немецком языке, озаглавленная «Copia der Newen Zeytung aus Presillg Landt» («Копия нового известия из Бразильской земли»). По мнению бельгийского исследователя Денусе, эта брошюра не что иное, как копия отчета, посланного в Аугсбург торговому дому Вельзеров с острова Мадейры агентом этой фирмы.
По словам «Copia der Newen Zeytung», 12 октября 1514 года на остров Мадейру прибыли после долгого плавания два корабля. Кораблями командовал «самый крупный кормчий Португалии». Одни исследователи считают, что это Хуан-Диас де Солис, другие — что «Copia» имеет в виду одного из лучших португальских моряков того времени — Жоао де Лисбоа.
Корабли добрались до залива Сан-Матиас на южноамериканском побережье. Моряки приняли этот залив за пролив, который, по словам автора отчета, «послужит к большой пользе для сообщения с Индией».
Больше португальских экспедиций не было, но через год, в 1515 году, Хуан-Диас де Солис отправился в места, о которых упоминает автор «Copia», уже во главе испанской экспедиции.
Возможно, что старому перебежчику не очень доверяли. Во всяком случае, испанское правительство приставило к де Солису королевских контролеров. Экспедиция добралась до устья Ла-Платы, корабли вошли в реку, и де Солис высадился на берег, но был убит во время схватки с индейцами. Его товарищи вернулись в Испанию.
Итак, несмотря на многочисленные попытки найти на западе пролив, ведущий в море и омывающий берега Восточной Азии, ни одна из экспедиций не нашла его. Южноамериканский берег был обследован лишь до устья реки Ла-Платы. Появление пролива на некоторых картах и глобусах начала XVI века явилось результатом писем-отчетов Америго Веспуччи и «Copia der Newen Zeytung aus Presillg Landt».
Подробностей первого варианта проекта, разработанного Магелланом во время жизни в Лиссабоне, не сохранилось. Но, судя по косвенным данным, он собирался продолжить то, что начали Веспуччи и де Солис, то есть найти пролив в южной части Южной Америки, и, выйдя в море, открытое Бальбоа и названное им «Великим Южным морем», искать Молуккские острова, руководствуясь сведениями, сообщенными Франсиско Серрао, и собственным опытом плавания в морях Восточной Азии.
Король Маноэль «Счастливый»
«Король Маноэль отличался скаредным нравом, он подозрительно относился к своим слугам и всегда стремился лично руководить всеми деталями управления».
Годы жизни в Лиссабоне после возвращения из Марокко были самыми тяжкими в жизни Магеллана. Его спасала лишь работа над проектом. С гениальной прозорливостью он предвидел все, что может дать задуманное им плавание; он знал, что его проект сулит человечеству небывалое расширение горизонтов. Со страстью истинного ученого отдавался он разработке своего проекта. Воплощение этой грандиозной мечты стало основной задачей его жизни. Лишения, нужда, даже голод не останавливали его.
Давно уже прожил он выданную на год вперед жалкую пенсию, давно переселился в темную каморку грязного постоялого двора на рыночной площади.
Ни перед чем не останавливаясь, чтобы добиться осуществления своей мечты, он занимал деньги у старых товарищей по оружию, жил впроголодь, рано ложился спать, чтобы не жечь свечей. Гордый и самолюбивый, он старался познакомиться с влиятельными придворными, льстил и унижался, чтобы
