показывает, что они вовсе не ожидают отсюда нападений. Хорошо, что ваш батюшка и Генрих Марч заснули крепким сном, иначе они опять могли бы пуститься в свои опасные проделки.
Положение ковчега представляло свои выгоды и невыгоды. Огонь скрывался по мере приближения ковчега к берегу, который мог быть гораздо ближе, чем нужно. Между тем было известно, что немного дальше озеро имело значительную глубину, и ковчег в случае бегства не мог сесть на мель. Рассчитывали также, что никакого плота не могло быть в этом месте, и погоня со стороны неприятеля оказывалась невозможною. Притом густой мрак закрывал их совершенно, и для них не могло быть ни малейшей опасности, если бы они ехали без шума. Все эти замечания Зверобой сообщил Юдифи, давая подробные наставления в том, что ей нужно делать в случае тревоги.
— Теперь уже пора мне и Чингачгуку пересесть в лодку, — закончил Бумпо, когда молодая девушка внимательно выслушала его наставления. — Правда, нет еще нужной нам звезды, но она вскоре взойдет, да, вероятно, никто из нас в эту ночь не увидит ее за облаками. Вахта, я уверен, теперь держит ухо востро и не опоздает ни на одну минуту, если только дикари не запрятали ее в какую-нибудь трущобу.
— Зверобой, — с живостью возразила Юдифь, — это предприятие чрезвычайно опасно, и я не понимаю, зачем вы тоже принимаете в нем участие?
— Как зачем? Разве вы не знаете, что мы хотим похитить Вахту, невесту Чингачгука, на которой он женится тотчас же по возвращении домой?
— Но ведь жених-то индеец, а не вы, и это предприятие такого рода, что его можно с одинаковым успехом выполнить и одному, без всякого постороннего содействия.
— Понимаю вас, Юдифь, отлично понимаю. Вы хотите сказать, что все эти дела касаются одного только Чингачгука, и так как он один может справиться с лодкой, то незачем еще другому вместе с ним итти на очевидную опасность. Но вы забываете, что в этом-то и состоит цель нашего прибытия на это место, и мне стыдно было бы отказаться от задуманного плана только потому, что он довольно опасен. Притом, если молодые девушки дорожат любовью и готовы из-за нее на самопожертвование, то, конечно, никто не мешает и мужчинам проявлять то же чувство во имя дружбы. Могикан, разумеется, мог бы справиться с лодкой без посторонней помощи, но если, сверх ожидания, будет сделано со стороны мингов нападение, то помощь друга для него явится необходимой. Да и сами вы, Юдифь, неужели согласились бы оставить друга в опасную минуту?
— К несчастью, вы совершенно правы, Зверобой, но я очень хотела бы удержать вас на ковчеге. Обещайте мне, по крайней мере, не заходить в самый лагерь дикарей и ограничиться только похищением девушки.
Зверобой и его краснокожий приятель отправились в опасную экспедицию с таким хладнокровием и предусмотрительностью, которые могли бы сделать честь самым опытным воинам, знакомым со всеми стратегическими хитростями. Индеец поместился в лодке на передней стороне, чтобы удобнее было выскочить на берег и встретить свою возлюбленную, а его рассудительный и спокойный товарищ взялся за весла и управлял легким челноком. Вместо того, чтобы плыть прямо к мысу, отстоявшему от ковчега на четверть мили, Бумпо описал прежде диагональную линию к центру озера, чтоб потом, подъезжая к берегу, можно было принять выгоднейшую позицию. Тот пункт, где высадилась Гэтти и куда теперь обещалась притти Вахта, находился на самой возвышенной оконечности мыса. Надо было предварительно изучить хорошенько эту местность, и Зверобой на минуту остановил лодку.
Ночной мрак увеличивался с минуты на минуту. Еще можно было различить контуры гор с того места, где остановились наши смельчаки. Напрасно могикан обращал глаза к востоку, стараясь разглядеть звезду: облака были не слишком густы на горизонте, но мрак густо окутывал все предметы на далекое пространство. Разговаривая шопотом, они старались угадать, который час. По мнению Зверобоя, звезда должна была появиться через несколько минут, но его нетерпеливый приятель воображал, что было очень поздно и что его возлюбленная, без сомнения, на берегу. Это предположение, разумеется, одержало верх, и Зверобой принужден был спешить, принимая всевозможные предосторожности. Весла поднимались и погружались в воду без малейшего шума, и когда они подплыли к берегу на расстояние пятидесяти ярдов, Чингачгук выпрямился во весь рост и схватился за карабин. Подъехав еще ближе к темной опушке леса, они заметили, что слишком уклонились на север, и переменили направление лодки, которая как-будто двигалась сама собою: так осторожны и обдуманны были все движения гребца. Наконец лодка остановилась на мели возле того места, где накануне высадилась Гэтти и откуда слышался ее голос в тот момент, когда ковчег проезжал мимо. Здесь, как и в других местах, берег был очень узок, но кустарник образовал бахрому у подошвы леса, и почти везде широкие листья висели над водой.
Чингачгук вылез из лодки и, очутившись по колено в воде, осторожно пошел к берегу, оглядываясь по сторонам. Несколько минут бродил он по берегу, надеясь увидеть Вахту или, по крайней мере, услышать ее голос: напрасная надежда! Повсюду царила могильная тишина, и нигде не было заметно человеческих следов. Не теряя понапрасну времени, он опять вернулся к своему приятелю, который успел тем временем причалить лодку, и они начали тихонько разговаривать между собою. Могикан полагал, что они ошиблись местом, Бумпо, напротив, уверял, что приятель его еще слишком рано явился на свидание. Высказав эту догадку, он тотчас же положил руку на плечо могикана и указал на вершины гор, расположенных к востоку. Облака разошлись в этом месте, и вечерняя звезда заблистала между ветвями высоких сосен. Отрадная надежда проникла в душу молодых людей. Они облокотились на свои ружья и насторожились, вслушиваясь в малейший шорох и шелест листьев. Мало-по-малу до их слуха начали долетать смешанные голоса детей и беззаботный смех индейских женщин. Ясно, что друзья находились недалеко от ирокезского стана. Лучи света, озарившие вершины некоторых деревьев, изобличали огонь, разведенный в лесу, но трудно было рассчитать точно расстояние, которое их отделяло от этого костра. Два-три раза показалось им будто кто-то отходит от огня и приближается к месту свидания, но эти звуки были, вероятно, обманом воображения, или, быть-может, какой-нибудь ирокез расхаживал взад и вперед, не думая вовсе выходить на берег. Прошло около четверти часа этого томительного ожидания. Наконец Зверобой предложил, воротившись к лодке, занять более выгодное положение, откуда можно было бы наблюдать все движения индейцев, а также и выяснить причины отсутствия Вахты. Чингачгук решительно отказался принять такое предложение, ссылаясь на то, что Вахта будет в отчаянии, если во время их отсутствия вдруг придет на место свидания и не найдет никого. Находя такую причину основательной, Зверобой вызвался один отправиться в лодку и оставил своего приятеля в кустарнике.
Усевшись в лодку, Зверобой с обычными предосторожностями отчалил от берега и через несколько минут очутился почти на прямой линии между ковчегом и неприятельским лагерем. Вдруг яркий свет совершенно неожиданно поразил его глаза, и вначале ему показалось, что он на виду у ирокезов. Новый взгляд, однако, убедил его, что нет никакой опасности и что его не откроют, пока индейцы останутся в освещенной стороне. Поставив свою лодку в это выгодное положение, он спокойно начал наблюдать.
Индейцы, еще недавно переменившие свой лагерь, были все на открытом воздухе и, считая себя совершенно в безопасности, развели большой костер, бросавший яркое пламя на далекое пространство. Бумпо сразу увидел, что ирокезы были не все. Он заметил, однако, своего знакомца Райвенука, поместившегося на первом плане этой фантастической картины. Тот показывал своему товарищу одного из слонов, вырученных за выкуп пленников, и какой-то оборванный мальчишка с простодушным любопытством смотрел через его плечо. Немного подальше на заднем плане восемь или десять индейцев развалились на земле или сидели, прислонившись спинами к деревьям. Их оружие было также прислонено к деревьям и отчасти лежало возле них на земле. Женщины образовали отдельные группы, и около каждой матери толпились дети. Они спорили, смеялись, весело и беззаботно перебивали одна другую. Одна только старушонка, сидевшая немного поодаль, не принимала, казалось, никакого участия в общем веселье и с озабоченным видом наблюдала все происходившее вокруг нее. Ясно было, что старейшины поручили ей неприятную обязанность, но какую, — неизвестно.
Глаза Зверобоя с озабоченным вниманием искали повсюду возлюбленную Чингачгука. Ее нигде не было видно, хотя свет от костра распространялся далеко во все стороны. Два или три раза ему почудилось, что он слышит ее смех; но он был обманут звонким смехом других индеанок. Наконец старая женщина
