вулкане. Отчасти это, возможно, связано с тем, что живописный оледеневший Лаву выбрали местом своего пристанища отшельники и аскеты. По поверьям яванцев, эти люди обладали способностью приводить в действие сверхъестественные силы, и поэтому к ним относились с опаской. Каждому из них полагалось провести 40 дней и ночей на снежной вершине вулкана в одной из нескольких пещер, будто бы расположенных в древних лавовых пластах. Люди, привыкшие к жаре тропиков, истязали себя не только лютым холодом, но и почти полным воздержанием в пище. Стоит ли удивляться, что лишь единицы из десятков добровольных мучеников выдерживали испытание и возвращались в компонги победителями (holy man), вызывая священный трепет односельчан.
Яванские вулканы не только придавали особый колорит пейзажам острова, они во многом определяли характер геологии страны. Всюду по склону холма видны выступы угловатых блоков темной изверженной породы, а если оглянуться назад, то можно отметить следы древних лавовых потоков, которые длинными окаменевшими лентами пересекали район. Еще более впечатляющая картина раскрылась перед ним, когда он поднялся на вершину холма: огромная, округлая, километра на четыре в поперечнике «воронка» долины выглядела как настоящий кратер. Но главное, и этим она могла привести в восторг любого геолога, она являла возможность наблюдать редкостную по выразительности естественную колонку формирования многометровых толщ отложений. Каждый пласт, отличающийся особым цветом, как страница в книге, рассказывал Кёнигсвальду о рождении Явы. В самом низу, в центре «воронки», угадывались горизонты морских слоев, очевидно тех самых, где ван Эс собирал ископаемых моллюсков. Более миллиона лет назад здесь всюду плескались морские волны. Затем началась эпоха мощных вулканических извержений Мерапи, излившего реки лавы, поскольку морские отложения оказались перекрытыми слоем вулканических пород. Но твердь земная недолго торжествовала победу над водной стихией: было отчетливо видно, что каменистый пласт на короткое время снова залило море, хлынувшее, очевидно, с севера. Оно оставило характерный пласт морских отложений, не превышающий по толщине одного метра, а позже в том же месте раскинулось огромное пресноводное озеро. Вот почему большую часть склонов долины образовывали черная глина, озерные донные осадки, достигавшие 150 метров в толщину! Именно на ней яванцы разбили квадраты плодородных рисовых полей в долине, а отчасти и по склонам холмов. Еще выше, ближе к краю холма, Кёнигсвальд снова отметил следы наступления суши: сначала черную глину завалили каменные блоки, прочно скрепленные глиной, а затем последовательно отложились пласты вулканического туфа, песчаника, слои речных потоков, и снова горизонты угловатых камней, составляющие вместе слой толщиной около 70 футов. Вода, ветер и солнце оказали на них незначительное воздействие, и поэтому они разрушились в меньшей степени, чем другие составные части сангиранского «пирога». На вершине холма крестьяне выращивали маис, а жили они в центральной части кратерообразной долины, в компонге Сангиран, бамбуковые хижины которого прятались в живописных рощицах кокосовых пальм. Там же, вблизи построек, рядом с дорогой возвышалось несколько небольших серых холмиков, а между ними виднелись голубоватые блюдца озер.
Осмотр окрестностей с вершины холма настолько вдохновил Кёнигсвальда, что он решил более не испытывать судьбу, поскольку вряд ли можно мечтать о лучшем месте для обследования. Первые же короткие маршруты показали, что такси остановилось в подлинном «золотом эльдорадо» палеонтологии: сотни и тысячи костей, вымытых из слоев тропическими ливнями и выдутых ветрами, валялись на склонах удивительной кратерообразной долины. Задача состояла лишь в том, как при малочисленности отряда по возможности полнее собрать сокровища Кёнигсвальд скоро понял, что без помощи крестьян окрестных компонгов им не обойтись. Их следовало привлечь для сборов и потому, что они могли навести на самые обильные скопления костей. Однако первые контакты с аборигенами Сангирана оказались неудачными. Когда Кёнигсвальд с коллегами вышел к озерцам, то дети и женщины, которые копошились около воды, увидев белых людей, в панике бросились бежать прочь, побросав глиняные сосуды и прочую утварь. Как вскоре установил Атма, они приняли компанию во главе с Кёнигсвальдом за комиссию чиновников, которые прибыли в Сангиран наказать ее жителей за незаконный промысел соли, составляющий на Яве сферу государственной монополии. Атма нашел их реакцию вполне резонной, ибо какая еще нужда могла заставлять белых людей посетить такое глубокое захолустье, каким считался Сангиран даже в Сура-карте! Понятно также, почему белые направились к озерцам, поскольку именно здесь обитатели компонга приноровились выпаривать соль. Они надеялись застать их на месте преступления!
Недоразумение через некоторое время удалось уладить, и Кёнигсвальд получил целый легион помощников — усердных, внимательных и настойчивых.
Кёнигсвальд не мог нарадоваться, перебирая груду костей, раковин и морских звезд. Особую радость ему доставляли обломки челюстей, зубы, рога, бивни и крупные кости. Он и сам неустанно бродил по склонам кратерообразного бассейна. Ископаемые сохранялись далеко не одинаково: те, что долгое время лежали на поверхности, главным образом мелкие косточки, часто разрушались от легкого прикосновения, превращаясь в труху. Зато в хорошем состоянии находились, как правило, кости, недавно вымытые из глины. Поэтому в особенности успешно прошли сборы после короткого ливня, потоки которого беспорядочно избороздили поверхность обнажений. Правда, дождь создал и непредвиденные трудности: черная озерная глина, окаменевшая за сухой сезон до такой степени, что в ней невозможно было выдолбить киркой даже небольшое углубление, внезапно превратилась в вязкое месиво. Но стоило ли обращать внимание на такое неудобство, если среди сборов очередного «урожая» костей попались останки небольшой разновидности пятнистого оленя, известного по находкам из Моджокерто, и, что окончательно позволило Кёнигсвальду решить вопрос о возрасте черных глин Сангирана, рога знаменитого примитивного быка лептобоса, череп которого датировал Моджокерто нижним плейстоценом.
Палеонтолог ликовал — значит, мощный пласт черных глин в долине речушки Кали Джеморо можно датировать эпохой джетис, временем человека из Моджокерто Восточной Явы! Сангиран стал, таким образом, первым пунктом в Центральной Яве, где удалось открыть горизонты нижнего плейстоцена. Обилие останков животных тринильского комплекса в Сангиране буквально поражало: кости животных, современников питекантропа, устилали верхние участки склонов кратерообразной долины, встречались всюду в узких боковых ущельях, извивающихся вдоль холмов, где виднелись вскрытые эрозией обнажения. Сладкотревожное предчувствие возможного открытия черепа питекантропа захватило Кёнигсвальда. В особенности богатые сборы удалось сделать у крутого обрыва, пропиленного на склоне сангиранского холма небольшим безымянным притоком реки Кали Джеморо, куда палеонтологов привел один из самых усердных в компонге собирателей костей. У подножия обрыва были подняты обломки челюстей и рогов одного из самых распространенных в Триниле животных — малой «антилопы Дюбуа», названной так Зеленкой в честь первооткрывателя питекантропа. Не меньшее удовлетворение доставили многочисленные кости стегодонов, а также зубы встречающегося значительно реже слона намадикуса. Позже удалось найти обломки еще трех челюстей слона, а также части двух черепов. Но Кёнигсвальд с нетерпением ожидал, когда же он поднимет с земли или ему поднесут пусть крохотный, но бесспорный обломок черепа питекантропа. Он никак не мог смириться с мыслью, что среди неожиданно открытых несметных богатств не найдется самое желанное.
Кёнигсвальду терпения и упорства не занимать, и поэтому судьба в Сангиране сжалилась над ним, достаточно ясно дав понять, что благоволит к нему и готова в будущем вознаградить по-царски. Пока же он должен скромно довольствоваться лишь своего рода намеком: на поверхности туфа Кёнигсвальд нашел обломок зуба, который, судя по некоторым структурным особенностям строения, можно было при желании объявить принадлежавшим питекантропу. Более чем скромный намек, но тем не менее обнадеживающий.
Кёнигсвальд возвратился в Бандунг окрыленный, мечтая при первой же возможности вернуться в Сангиран и продолжить сборы костей, а значит, и поиски черепа питекантропа. С тех пор поездки в долину Кали Джеморо ему пришлось совершить не раз. Однажды он прожил в маленьком компонге Крикилан, который находился ближе к дороге, чем Сангиран, целую неделю, с увлечением охотясь за ископаемыми. Крестьяне по-прежнему усердно помогали ему, обеспечивая успешные сборы. Наконец, вернувшись в Бандунг, Кёнигсвальд отправил в Сангиран группу натренированных мантри с заданием начать раскопки. Однако, вопреки ожиданиям, результаты не дали ожидаемого эффекта. Выяснилось, что кости животных рассредоточены в древних слоях более или менее равномерно и не образуют насыщенных костеносных линз. Успех же первых сборов в Сангиране объяснялся тем, что вымытые из земли палеонтологические останки накапливались на склонах в течение продолжительного времени, и к тому же происходили они не с
