понимать свидетельство Тертуллиана. Тем не менее, кажется, нет никаких препятствий понимать разбираемое свидетельство в смысле обширном — в смысле заявления, вообще сделанного императором о том, что нет ничего преступного, если лица высших сословий будут исповедовать и не ту веру, какую исповедуют прочие римские сенаторские фамилии, — будут принадлежать не к римскому культу, а христианской секте (у Тертуллиана употреблено именно это выражение:'secta')? Но если и поостережемся придавать словам Тертуллиана такой обширный смысл, все же карфагенский пресвитер является ясным свидетелем в пользу толерантности и благосклонности Севера к христианам. Некоторые явления церковно–исторической жизни из времен Септимия Севера дают, по–видимому, достаточное право утверждать, что Церковь конца II и начала III века пользовалась значительной долей свободы, и, следовательно, положение ее членов было толерантным и спокойным. Разумеем, главным образом, то, что на время царствования Септимия Севера падает поразительное развитие соборной деятельности в христианской Церкви; Соборы беспрепятственно собираются во всех местах Римской империи. Возгорается в Церкви спор о праздновании Пасхи, и для разрешения его мы видим собирающимися Соборы в Риме, Галлии, Коринфе, Александрии, Иерусалиме, Тарсе, Осроене. Все время епископствования папы Виктора (190–202 гг.) наполнено спорами о вышеуказанном предмете и ознаменовано Соборами**. Соборы собираются, и очень многочисленные по числу членов, с такой свободой, что, кажется, настали для христиан самые вожделенные времена. Мало этого: происходит оживленная переписка между главными участниками спора — Виктором, Поликратом Ефесским, Иринеем Лионским; казалось, что представители Церкви не имели никаких других забот, опасений и печалей, кроме несогласия по чисто церковному вопросу. Видно, что скорбь о гонениях уже отступает в эту эпоху на второй план. Поэтому в настоящее время в науке стало обычным смотреть на царствование Септимия не так строго, как это был в прежнее время. Так, один писатель (Геррес) называет если не все царствование Септимия Севера, то, по крайней мере, первую половину этого царствования'эпохой мира'(Friedenepoche), а самого Септимия Севера'другом и защитником христианства'***. Другой писатель (Обэ) без особенных колебаний все царствование Септимия относит к временам очень благополучного положения христианства****.
______________________
* Ad Scapulam, cap. 4.
** Евсев. V, 23–25.
*** Op. cit. S. 273–274.
**** Les Chretiens dans l'empire Romain. P. 80, 110.
______________________
Но прежде чем успокоиться на этом результате и объявить его церковно–исторической истиной, следует рассмотреть очень важное явление, характеризующее это царствование и доставившее печальную память правлению Севера в церковной истории. Говорим об одном указе, изданном Септимием в 202 году и считающемся обыкновенно в ряду мероприятий, весьма враждебных положению христианства в римском государстве. Закон, о котором мы говорим, не дошел до нас не только в его целом виде, но даже не сохранился хотя бы в несовершенном перифразе. Церковные историки не упоминают о нем ни одним словом. И однако же, такой закон действительно существовал. На него встречаем самое ясное указание у древнего биографа Септимия Севера — у Спартиана (писавшего во времена Диоклетиана). Этот писатель говорит:'Проезжая Палестиной, Север издал весьма многие законы. Под угрозой тяжких наказаний он запретил делаться иудеями (переходить в иудейство); то же постановил и касательно христиан'(in itinere Palaestinis plurima jura fundavit. ludaeos fieri sub gravi poena vetuit. Idem etiam de christianis sanxit)*. До последнего времени этот закон Септимия рассматривался в качестве враждебного шага римского правительства в отношении к христианам (Неандер, Гизелер), и, по–видимому, такое мнение правильно: без сомнения, закон опубликован не с тем, чтобы выразить милость и благоволение к христианам. Но тем не менее взгляды новейших ученых на закон Септимия и его характер существенно изменились. Закон этот стали рассматривать как более или менее благоприятствующий положению христиан в Империи. Так, один писатель (Геррес) замечает, что указ звучит'относительно милостиво', и находит в нем'тенденцию милости';** другой (Обэ) говорит, что'нельзя, не извращая характера закона, смотреть на него как на закон, провозглашавший гонение', в нем этот писатель видит выражение'утомления от гонений и сознание бесполезности строгостей';*** третий (Петере), принимая во внимание тот же указ, признает, что'со времен Септимия Севера начинается со стороны государства изменение воззрений в пользу христианства'****.
______________________
* Spart. Severus, cap. 17.
** Op. cit. S. 278, 304.
*** Les Chretiens dans l'empire Romain. P. 71, 73.
**** Peters (католический писатель). Der heil. Cyprian. Regensb., 1877. S. 118. Также см.: Uhlhorn. Herz., Encykl. Bd. XIV (Art. Severus). Leipz., 1884. S. 172.
______________________
На каком же основании можно дать такое толкование указу Септимия, и правильно ли оно? Рассматриваемый указ Септимия Севера воспрещает христианам приобретать новых последователей. Таков смысл указа. Но если так, то представляется, что в этом случае правительство того времени скорее мирилось с христианством, чем выражало открытую вражду против него. Этот закон, очевидно, уже признавал — по крайней мере, за сложившимся христианским обществом до времени указа — права на гражданство, права на невозбранное существование. Император как бы так говорит:'Не нужно новых христиан', но не говорит:'Не нужно христиан'. Правительство, можно думать, обессиливаемое в борьбе с христианством, хотело уже не уничтожить, не стереть с лица земли христиан — это было уже невозможно, — оно хотело, по крайней мере, не давать ему разрастаться более, шире. Да, в разбираемом указе Септимия сказывается дух, хотя и невольного, миролюбия к христианам. Имелось в виду положить предел для христианской пропаганды, не посягая на права наличных христиан. Указ никак не мог угрожать сильной опасностью христианству, его историческому существованию. Христиане имели детей, которым закон не воспрещал быть христианами, и, таким образом, существование Церкви христианской оставалось неприкосновенным. Христианство не могло иметь прозелитов, но это лишь задерживало его дальнейшие успехи в мире, а нисколько не угрожало уничтожением христианскому обществу. Как выражается Обэ, правительство хотело заключить христиан как заразных больных в'лазарет'*, но так как христиане были не действительными, а мнимыми больными, то ничто не препятствовало им жить и благоденствовать. У христиан не отнималось того, чего они уже достигли. Достигли же они известного распространения, устройства, сплоченности, усвоили на практике необходимейшие права религиозные и общегражданские, — а большего в их положении можно было желать, но не требовать. Закон Септимия замечателен также в том отношении, что через него римское правительство еще в первый раз говорило, что существующие христиане имеют все права на легальное бытие. Если прежде они могли при случае беспокоить христиан все и каждый, в особенности лица, облеченные властью, то теперь христиане имели возможность указывать на закон Септимия как на защиту для себя, на гарантию против вражды и преследований. Деспотический Рим в этом указе вымолвил слово, чрезвычайно важное для благосостояния христиан. Последующее время действительно показало, что закон Септимия не был пустым звуком — положение христиан много улучшилось. Не следует при обсуждении закона Септимия Севера упускать из внимания и вот еще какого обстоятельства: он издан в Палестине, во время проезда императора через эту страну. Палестина, как известно, была страной, населенной по преимуществу иудейским народом. Поэтому можно полагать, что, издавая указ, император имел в виду ограничить и урезать претензии лишь иудеев, обративших на себя его внимание своим неприятным и омерзительным, на взгляд римлян, обрядом, сопровождавшим иудейский прозелитизм, — разумеем обрезание. Иудеев хотел ограничить и постращать император. Что же касается христиан, то, быть может, их имя в указе поставлено наряду с иудеями вследствие неосмотрительного смешения первых с последними: ведь у христиан и иудеев немало было общего. Очень возможно, с другой стороны, что вражда к иудеями действительно была у Септимия, почему они и поставлены на первом плане в законе, а к христианам у него могло и не быть вражды, так как известно, что он очень милостив был к христианам и доказал это многими фактами (как об этом уже было сказано); и если, однако же, в законе христиане смешаны с иудеями, одинаково ограничены в деле прозелитизма, то это могло произойти вследствие опасения, чтобы иудеи, распространяя свою веру, не
