— Кто это такие? — удивился Губерт. — Бандиты?
— Господин Ружетер! — послышался пронзительный голос из-за двери. — Вы гнусный бандит и мошенник!
— Берегитесь! — крикнул Гарри, схватив за руку Ружетера. — Вы лучше меня должны знать, кто эти люди. Может, это ее муж?
Губерт, пораженный ужасом, замер на месте, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Ему казалось, что он видит кошмарный сон. Гарри повторил:
— Виконт, вы слышите меня?
В то же время снаружи снова прокричали:
— Господин Ружетер, откройте дверь или, ей-богу, я здесь все разнесу!
Губерт выпрямился во весь рост. Его лицо стало мертвенно бледным.
— Роковой час настал, — проговорил он. — Да свершится моя судьба!
Приблизившись к двери, виконт громко спросил:
— Кто вы такой и по какому праву нарушаете покой мирного гражданина в такой поздний час?
Темнота стояла непроглядная, и Губерт не мог разглядеть ночных посетителей. Через маленькое окошко он видел только два темных силуэта, прижавшихся к воротам. Один из них поднял руку, и сверкнула искра. В следующий миг Губерт пронзительно вскрикнул: пуля задела его плечо и слегка оцарапала кожу. Сообразив, что он напрасно подвергает свою жизнь опасности, виконт отступил назад. За ним стоял Гарри.
— Слушайте, — обратился к нему господин Ружетер, награждая его целой пачкой ассигнаций, — и клянитесь повиноваться мне!
— Говорите!
— Эта женщина спасена?
— Полагаю, что да…
— Вы можете снова погрузить ее в сон?
— С какой целью? — спросил Гарри, вздрогнув.
С того места, где находились эти двое, было отлично слышно, как незваные гости ломают ограду перед домом.
— Слушайте меня. Время не ждет, — сказал Ружетер. — Может, конец мой уже близок, но я не хочу, чтобы после моей смерти та женщина, которую я похитил, рискуя жизнью, снова досталась господину Керу. Я не смею просить вас умертвить ее, но вы можете ввести ее в бессознательное состояние.
Так как Гарри ничего не ответил, Ружетер, твердо решившийся добиться своего, вытащил из кармана туго набитый бумажник и, передавая его доктору, произнес:
— В этом бумажнике все мое состояние. Он ваш, если вы согласитесь.
Глаза доктора заблестели.
— Давайте, — сказал он, схватив бумажник. — Я все сделаю.
И он бросился в комнату больной, но Губерт удержал его.
— Нет, подождите! Сейчас здесь начнется борьба не на жизнь, а на смерть… Если вы увидите, что я упаду, тогда действуйте. Вам хватит времени?
— Одной минуты будет довольно.
— Отлично! Вы поняли меня. Теперь нужно продать свою жизнь подороже!
Он кинулся в комнату и сорвал висевший на стене кинжал. В эту минуту ворота поддались усилиям осаждающих. Когда они ворвались в дом, Губерт с кинжалом в руке встретил их в дверях.
— Где женщина, которую вы украли у меня? — закричал один из них и бросился на Ружетера с ножом.
Губерт был молод и силен. Несмотря на то что кровь текла из его раны, лихорадочное возбуждение удвоило его силу и энергию. Он отразил атаку и приготовился нанести жестокий удар. Но в эту минуту рука другого противника взвилась вверх, и в сумраке ночи два кинжала блеснули как молнии. Вслед за тем последовало новое нападение: противники старались повалить друг друга, но, так как силы были равны, им пришлось разойтись. Ни одного слова, ни одной угрозы не было произнесено. Они молча стояли и смотрели друг на друга, ожидая удобного момента, чтобы снова схватиться.
Положение Губерта было более выгодным: он стоял на верхней ступени лестницы. Прошло несколько секунд, прежде чем его противник, располагавшийся ниже, улучил минуту и рванулся вперед. Но, то ли потому, что он плохо рассчитал маневр, то ли потому, что попросту поскользнулся, несчастный потерял равновесие и скатился до самого низу лестницы. Он даже не успел приподняться, как Губерт быстрее, чем мысль, оказался над ним и занес руку… Однако, прежде чем нож успел пронзить грудь жертвы, Ружетер вскрикнул сдавленным голосом: две сильные руки сжали его горло. Над ухом раздались слова:
— Нет, мой милый, так не пойдет! Я же потеряю свои сто тысяч франков!
Читатель, вероятно, узнал нашего друга Паласье. Железные руки Кастора заставили Губерта выпустить нож, и он опрокинулся на спину. В это время Вильбруа, почувствовав свободу, тотчас вскочил на ноги и по самую рукоятку вонзил нож в грудь Губерта де Ружетера.
— Гарри, не забудь обещания! — прохрипел, заливаясь кровью, раненый.
— Не жалейте этого убийцу, господин Вильбруа! — закричал Паласье, упираясь коленом в грудь виконта.
— Негодяй! — взревел Вильбруа. — Всей твоей крови недостаточно, чтобы заплатить за то зло, которое ты мне причинил!
Но при виде умирающего Губерта американца охватила жалость.
— Он испускает дух, — проговорил он. — Дадим ему время обратиться к милосердию Божьему.
— Полно! — возмутился Кастор. — Он воспользуется им, чтобы совершить очередное преступление. Только когда животное умирает, его яд перестает быть опасным.
— Нет-нет, — покачал головой Вильбруа, — я не могу добивать врага, не способного защищаться. Я думаю о ней… Нужно отыскать ее живой или мертвой.
И он бросился в дом. Но едва американец переступил порог, как увидел перед собой смуглого человека со зловещим взглядом. Это был доктор Гарри. В руках он держал фонарь, слабо освещавший все вокруг.
— Зачем вы пришли в этот дом? — спросил Гарри.
— Где она? Кем бы вы ни были, вы можете мне сказать, где она? — спросил Вильбруа с тревогой в голосе.
— Женщина, которая только что была в этом доме, исчезла, — ответил доктор.
— Исчезла! Как? Ты лжешь! Ты сообщник того негодяя, но ты заговоришь. Я хочу, чтобы ты сказал, слышишь? — взревел господин Вильбруа, сжимая в руке рукоятку обагренного кровью ножа.
— Пойдемте со мной, — произнес доктор, не теряя хладнокровия.
И Гарри с фонарем в руках направился в комнату, что располагалась наверху. Окно было раскрыто настежь… Пленница бежала.
— Это ложь! — вскрикнул Вильбруа. — Ты жизнью за нее ответишь!
И он занес нож над головой Гарри. Но в ту же минуту из-за спины американца раздался повелительный голос:
— By the queen and law![15] Никто не должен покидать этого дома!
Это была лондонская полиция, явившаяся на звуки выстрелов. Американец опустил руку, Гарри едва держался на ногах. Вильбруа был не из тех, кто отступает перед препятствиями, но Гарри придерживался другого мнения, когда дело касалось вмешательства полиции. Доктор бешено озирался вокруг, желая найти возможность ускользнуть.
— Погодите-ка, — обратился к Гарри господин Вильбруа, разгадав его план. — Так как ваш сообщник не в состоянии говорить, за него ответите вы.
Американец довел сопротивлявшегося Гарри до двери, у которой стояли полицейские с зажженными
