какую-то свою картину ему в подарок, но задержали на границе. Нет справки на вывоз! На моё собственное творение! Ладно, пережила. С горем пополам добралась до Ювяскюля — нашла, где он живет, ну и, в общем, была рада увидеть охреневшее от удивления лицо новорожденного,
— Низость, конечно. Как выкрутилась? — поинтересовался я, думая о чем-то своем.
— Заняла у кого-то, перевели на мою карточку, теперь в долгах. Ну, не дура, а? Быть дурой — личное дело каждой. Но кто-то же должен.
— А тот твой бывший, он, вообще-то, мужик как из себя? Нормальный?
— Нормальней не бывает. Зато я шизонутая на всю голову. Этот мой бывший, когда мы ещё жили вместе, одновременно потерял работу и похоронил друга. Переживал, ничего делать не мог. Страдал. Прошло полгода, работу так и не нашел. Поставила ему ультиматум — либо устроится куда угодно, либо ухожу от него. Ушел сам с громкими возгласами, какая я стерва. Да, вот! Такая стерва! И все наши общие друзья, теперь — только его друзья, жалели его, бедненького, мною непонятого, страдавшего больше года. А когда я вышла на работу через три дня после выкидыша и месяц падала в обмороки на улице, меня никто не жалел. И когда с похорон бабушки летела сразу на работу, сидела там и ревела, меня тоже никто не жалел. И когда у бывшего была температура тридцать семь, а он лежал и «умирал», а я плясала вокруг с аспиринчиком и супчиком... И когда у меня было воспаление легких и температура под сорок, сама ползала в аптеку, потому как ему некогда было жопу от компа оторвать, тоже никто не жалел... А теперь он уехал в Финку и живет там припеваючи с какой-то блядью, занимаясь разной хренью…
Я так и не придумал, что тут можно сказать позитивного, поэтому дипломатично промолчал.
— Вот сегодня. Такой чудесный, свежий, солнечный день, — продолжала Маша, разглядывая Невский проспект за окном кафе, — а у меня всё через жопу. Не жизнь, а сплошная помойка... Мы с подругой собирались ехать в салон за акриловыми красками, а потом погулять. Не пришла. А у меня теперь раскалывается башка… ну не гадство, а? Надо провериться. Обязательно хоть раз в месяц меня мучают головные боли. Грустно же.
— Хочешь, я сейчас уберу её?
— Кого? — не поняла девушка.
— Боль твою.
— Что, прям так? Хочу.
— Сиди прямо и не двигайся, — сказал я. Потом встал, подошел сзади и принялся массировать затылок, шею и плечи девушки. Затем прошелся по точкам в районе висков, ещё раз сделал легкий массаж и вернулся на место. В результатах я даже не сомневался — что-то внутреннее подсказывало: получилось. Остальные посетители никак не среагировали на мои действия — гости кафе чувствовали себя максимально комфортно, и здесь не было принято обращать внимание на других людей.
— Всё, — уверенно сказал я, — должно пройти.
— Ты просто волшебник! — сразу заулыбалась Маша. Складка на её лбу разгладилась. — И давно освоил искусство целителя?
— С некоторых пор. Сам удивляюсь. Это специальный массаж, только не говори никому. Да, ты же всегда с маслом и акварелью работаешь, — свернул я разговор на другую тему, — а теперь вдруг на акрил перешла?
— Не перешла. Подруга просила, которая вообще рисовать не умеет, но очень того желает. Вот я и решила показать ей новый художественный салон, а сама приболела. А я — да, с маслом. Ни темперы, ни акрила не знаю. Но думаю попробовать...
— Акварель штука сложная, — решил я блеснуть эрудицией. — Акрил технологичнее, да и вонь от масляных красок напрягает. Нет?
— Нет. Я с тринадцати лет с маслом. Надо будет спросить, кто мне первый раз краски купил. Но у меня своя какая-то техника, не такая, как обычно можно видеть. А краски я развожу растительными маслами, не воняет
— Интересно. Я вот ничего не понимаю, ни в живописи, ни в графике, — слегка покривил я душой. — Только на уровне «нравится — не нравится». А современное искусство для меня вообще темный мир. Все эти инсталляции, перфомансы…
— А ты что? — вдруг спросила художница.
— Что? — Не вполне понял я вопрос девушки.
— Ну, как у тебя? — вопросительно пояснила девушка.
— У меня ничего не меняется. Я не меняюсь — всё тот же молчаливый эгоцентричный социопат прочно больной мизантропией. Как и годы назад, переживающий очередной посткризис ненависти ко всему человеческому…
— Давай, — вдруг перебила Маша, — рассказывай.
— Что рассказывать-то? — снова не понял я. Похоже, это уже превращается в привычку.
— Как что? То, что выяснил о смерти нашего бывшего общего начальника. Если бы не он, я б до сих пор там работала. Все же знают, что ты опрашиваешь общественность на предмет поиска убийцы.
— «Все» — это кто? Откуда знаешь?
— Оттуда. Ты, это, рассказывай, давай, — напомнила Маша.
— Хорошо знала шефа?
— Он меня нанял для оформления будущего музея. Я сидела без денег и за предложение ухватилась. Кое-что уже сделала, подготовила эскизы, прикинула, что да как, отправила ему, а тут на тебе… Кстати, как он меня нашёл? Это же ты ему про меня настучал, да? Колись, давай.
— Признаюсь, я.
— Сразу поняла, как узнала, что ты из его конторы. А сначала чёрт знает что себе вообразила. Слушай, купишь мою картину? — вдруг спросила она с просительной интонацией.
— Что, не покупают?
— Покупают, но как-то мало и вяло. Без энтузиазма. А мне срочно деньги нужны … долги отдавать и вообще. Вот может, завтра заказ получу, тогда выкручусь. Но там очень ненадежно всё. Ладно, проехали.
— Хочешь заработать? Разбогатеть не обещаю, но кое-что тебе перепадет.
— Ты это о чем? — насторожилась девушка. — Сразу тебе скажу, у друга твоего в порнухе сниматься не буду.
— Никакой он мне не друг, просто работали вместе, ещё до его кинематографических занятий. Дело вот в чем. Мне нужен твой взгляд художника, цепкая образная память и незамутненные суждения…
— Этого сколько угодно, — совершенно спокойно согласилась Маша. — И взгляд, и художника. А про суждения вообще будь спок. Слушай, где ты остановился?
— Уже нигде. Должен уезжать сегодня ночью, но в силу вновь открывшихся обстоятельств буду искать ночлег. Если не повезет с гостиницами, пойду в хостел. Не хочу, но боюсь, придется.
— С ума сошел — в хостел! Даже я никогда в таких местах не селюсь. Пойдем ко мне?
— Так у тебя ж негде?
Я отлично знал, что Маша проживала в маленькой комнатушке коммуналки на Кондратьевском проспекте, причем окна выходили на задворки какого-то завода.
— Ой, я сейчас в Шувалово живу, в доме подруги. У неё целый дом, прикинь? Старая деревянная дача, ещё девятнадцатого века! Рядом город, а у них остался такой островок дач. Вокруг толстые деревья, двухсотлетние ели, красотища! Причем газ, водопровод и канализация есть! Тепло! После смерти моей кошки на старом месте меня ничего уже не держит.
— А подруга твоя не будет против? Что ты какого-то мужика привела?
— Да ей вообще пох! Она постоянно у своего бойфренда живет, ей главное, чтоб за домом кто- нибудь наблюдал, чтобы бомжи не залезли и не сожгли. При этом график свободный, подрабатывает по- моему ещё и журналистом-фрилансером в глянцевых журналах и на телевидении… Слушай, смотрела очень давно по телеку. Американский по-моему, сюжет. Там девушка знакомится с мужиком, влюбляется. А
