апостол именует искушениями, и послужили поводом к написанию послания. Целью последнего было, как очевидно само собою, устранение из жизни иудео-христиан упомянутых настроений и недостатков, утешение страждущих и указание всем вообще христианам истинного пути нравственного совершенства (см. I: 4 ; III: 2 ). Возможно при этом допустить - ввиду известного высокого авторитета Апостола Иакова даже среди неверующих евреев, - что устроением нравственной жизни иудео-христиан по высшим христианским началам апостол имел в виду привлечь в христианство и неверующих их соплеменников.
Время и место написания послания в нем самом не указаны, как и время и место происхождения других новозаветных писаний. Поэтому, в частности, время происхождения послания определяется лишь предположительно и гадательно. В пользу раннего происхождения послания, именно до апостольского иерусалимского собора (51–52 г. по Р. X.), указывали на самое назначение послания к иудео-христианам, понятное будто бы только в раннее время до иерусалимского собора, - на неупоминание в послании спорных пунктов из времени апостольского собора (обрядовый закон, отношение языко-христиан к иудео- христианам), также - на преобладающий нравоучительный характер послания при относительной скудости вероучительного элемента, причем в этом усматривали признак близости послания, по времени написания, к нагорной проповеди и вообще беседам Господа. Аргументы эти имеют лишь относительную ценность, и каждому из этих положений может быть противопоставлено соображение обратного свойства. В пользу, с другой стороны, относительно позднего написания послания, кроме широкого распространения христианства между иудеями рассеяния, указывали, между прочим, на печальную картину религиозно- нравственного состояния иудео-христианских церквей по данным, заключающимся в послании: христианство среди многих совершенно омирщилось, откуда выводили, что послание появилось в более позднее время жизни Ап. Иакова. Легко, однако, видеть слабость и этого основания: можно ли вообще в пределах двух десятков лет (в этих пределах колеблется определение времени написания послания) указать хронологическую грань, когда первоначальные свет и чистота веры и жизни христиан помрачились? Еще более спорным является аргумент позднего происхождения послания, заимствуемый из предполагаемого знакомства Ап. Иакова с посланиями Ап. Петра и Павла. Но вопрос о взаимном отношении посланий всех этих трех апостолов не удоборешим. В частности, относительно Апостолов Иакова и Павла даже и западноевропейские исследователи их посланий в настоящее время согласно признают, что Ап. Иаков в своем послании отнюдь не противопоставляет учению Ап. Павла свое мировоззрение, отнюдь не полемизирует с ним по вопросу об оправдании, как любили утверждать исследователи-рационалисты прежнего времени. Таким образом, вопрос о годе написания послания мы оставляем открытым, ограничиваясь лишь отнесением происхождения послания к средине 50-х годов нашей эры.
Тем решительнее мы должны отвергнуть попытки рационалистической критики отодвинуть составление послания во второй христианский век, относя (в лице, напр., Гарнака, Пфлейдрера, Юлихера и др.) написание послания к 125–130 гг. по Р. X. Здесь мы уже имеем дело с отрицанием подлинности послания, сомнение в котором известно и христианской древности. Но основания отрицания подлинности послания у новейших исследователей: предполагаемая, но совершенно мнимая полемика с Ап. Павлом, мнимое влияние ессейства или гностицизма и пр., совершенно вздорны и не требуют нарочитого разбора и опровержения. Ссылка же на сходство некоторых мест послания с местами из 1 послания св. Климента Римского (гл. 10 и 31, ср. Иак II: 21 , гл. 17, или гл. 38 см. Иак III: 13 ) и из «Пастыря» Ермы (Видение III: 9, ср. Иак I: 27 ; Подобие IX: 23, см. Иак IV: 12 ) доказывает совершенно обратное, именно: совершенную известность и общепризнанный авторитет послания св. Иакова в пору жизни этих обоих церковных писателей.
Весьма важным доказательством подлинности послания св. Иакова является то обстоятельство, что послание это, именно как принадлежащее Апостолу Иакову, находится в сирском переводе 2 века Пешито. Это тем более важно, что перевод этот возник в стране, пограничной с тою страною, где было написано послание. Евсевий Кесарийский, как и блаженный Иероним, причисляет это послание к разряду предрекаемых, ????????????, но сам же свидетельствует об общественном, публичном употреблении послания во многих церквах (Ц. И. III: 25). Подлинность послания утверждается также свидетельствами о нем, кроме упомянутых уже св. Климента Римского и Ермы, также других древних церковных писателей: св. Иринея Лионского, Тертуллиана, также Климента, Дидима и Дионисия Александрийских и др. «Позднее принятие в канон свидетельствует только о той осторожности, с которою церковь устанавливала апостольское происхождение тех писаний, которые не назначались какой-либо отдельной церкви, и, след., не могли найти опоры своей каноничности в авторитетном голосе этой церкви, а требовали широкого и всестороннего ознакомления с их происхождением» (проф. Богдашевский). После Евсевия всякие сомнения о подлинности послания навсегда прекращаются в церкви, и оно неизменно пребывает в каноне боговдохновенных книг. Лишь Лютер, находя в послании св. Иакова опровержения своего лжеучения об оправдании и спасении одною лишь верою, первоначально даже не включал это послание в число священных новозаветных писаний. Но этот взгляд, обязанный грубому непониманию высокого морально- христианского достоинства послания, был скоро оставлен самими протестантами.
О месте написания послания разногласия не существует. Коль скоро послание принадлежит перу св. Апостола Иакова, брата Господня, первого Иерусалимского епископа, то местом написания послания был именно Иерусалим или вообще Палестина, где, по преданию, Иаков обитал безотлучно до самой своей смерти. И общий колорит содержания говорит за палестинское происхождение послания. Многие образы апостольской речи объясняются только из особенностей Палестины. Упоминание о раннем и позднем дожде ( V: 7 ), о смоковнице, маслине и виноградной лозе ( III: 12 ), о соленых и горьких источниках ( III: 11–12 ), о жгучем ветре, иссушающем растительность ( I: 11 ), предполагает близкое непосредственное знакомство писателя с палестинскою природою. Самое назначение послания для всех иудео-христиан рассеяния, естественно, указывает на Иерусалим, как тот средоточный пункт иудео-христианства, в котором свящ. писатель послания мог с наибольшим удобством узнать о состоянии иудео-христианских общин рассеяния.
Послание имеет почти исключительно нравоучительный характер; нравственно-практическое содержание в нем решительно преобладает над догматическим, которое выступает в послании не часто, и именно как основа нравоучения (напр., I: 18 ; II: 1 ). «Если св. Павел - есть апостол веры, св. Петр - апостол надежды, св. Иоанн - апостол любви, то Иаков Праведный и в своем писании является апостолом правды. Восстановление на началах евангельского закона нарушенной правды в отношениях богатых к бедным составляет, можно сказать, главную цель послания, проникающую его от начала до конца» (проф. Богдашевский). В раскрытии понятия правды и вообще моральных истин св. Апостол Иаков, как и естественно ожидать, весьма часто соприкасается с ветхозаветными нравоучительными книгами: кн. Притчей, Екклезиаста, Премудрости Соломона, Иисуса, сына Сирахова. По тону, силе и аскетической строгости в раскрытии понятия и требований правды, а также по прямоте и силе обличения богатых насильников послание св. Иакова наиболее родственно с книгою св. пророка Амоса (ср., напр., Иак II: 6–7 ; V: 1–6 и Ам II: 6, 8; IV: 1 и др.) Но еще ближе и по духу, и по самой букве послание св. Иакова примыкает к нагорной беседе Господа, напр., в наименовании новозаветного откровения «законом» ср. Мф V: 17 и см. Иак I: 25 ; II: 12 . С этим согласен особый дух любвеобильности, проникающий все увещевания апостола и дающий видеть в послании чисто христианское произведение, хотя и облеченное в форму ветхозаветной гномической мудрости. И в вероучительной стороне послания рядом с общим, ветхозаветным представлением о Боге, как о Существе чистейшем ( I: 13 ), Боге едином ( II: 19 ), Отце светов и источнике всякого блага ( I: 17 ), Господе Саваофе ( V: 4 ), едином Законоположнике и Судии ( IV: 12 ) и пр., стоит учение апостола об Иисусе Христе, как истинном Боге ( I: 1 ) и Господе слова ( II: 1 ), второе пришествие Которого есть предел ожиданий и надежд верующих ( V: 7–8 ), а учение Которого или вообще христианство есть «слово истины», которым Бог в Христе возродил нас ( I: 18 ), есть «совершенный закон свободы» ( I: 25 ; II: 12 ). Ввиду этого должно быть решительно отвергнуто странное мнение одного современного немецкого ученого (Шпитты), будто послание Иакова есть чисто иудейское произведение, написанное иудеем для иудеев около времени Христа.
Первоначальный язык послания, по всем вероятиям, был греческий; на этом языке говорили иудеи рассеяния, и к ним апостол, как в устной беседе, которую вел с ними, по свидетельству Егезиппа, пред смертью, так и в послании мог обратиться только на греческом. Цитаты из Ветхого Завета в послании приводятся по греческому переводу LXX-ти ( II: 11 ; IV: 6 ). Притом греческий язык посланий, хотя и не классический, достаточно, однако, чистый, говорит, по-видимому, о том, что св. Иаков владел греческим
