32. Иудифь сказала им: послушайте меня, - и я совершу дело, которое пронесется сынами рода нашего в роды родов.
33. Станьте в эту ночь у ворот, - а я выйду с моею служанкою, и в продолжение дней, после которых вы решили отдать город нашим врагам, Господь посетит Израиля моею рукою.
33. Как ни предосудительным представлялось в очах Божиих, с точки зрения Иудифи, обличенное его назначение срока (5 дней) для спасения города, тем не менее Иудифь не изменяет этого срока, очевидно, не находя удобным, чтобы раз данная клятва могла быть нарушена, и идет на свое дело в полной уверенности, что в продолжение указанных дней Господь посетит Израиля ее рукою.
Решив в эту же ночь отправиться в лагерь неприятельский, Иудифь просит начальников прийти к воротам города. Это нужно было, вероятно, для того, чтобы сразу же получить их экстренное разрешение к открытию ворот, с особенной бдительностью охраняемых стражей ( X: 9 ); заблаговременно же такое разрешение испрашивать было неудобно ввиду того, что могла разгласиться ее затея и возбудить излишнее и опасное любопытство. Нужно было присутствие начальников здесь, может быть, и для того, чтобы они собственными глазами видели, что дело спасения народа начато , и с большим терпением и надеждой переносили особенно тяжелые последние дни погибавшего от осады города, ожидая конца начатого.
34. Только не расспрашивайте о моем предприятии, потому что я не скажу вам, доколе не совершится то, что я намерена сделать.
35. И сказал ей Озия и начальники: ступай с миром, и Господь Бог пред тобою на отмщение врагам нашим!
36. И вышли из шатра ее и пошли к полкам своим.
34–36. Иудифь не посвящает никого, даже начальников, в планы своего предприятия. Преисполненная глубокой веры в то, что дело ее - дело Божие, она ни от кого не ждала помощи, не нуждалась ни в чьих советах и указаниях, и потому не считала нужным до времени разглашать кому бы то ни было это Божие дело. Достаточно что эта дивная женщина, во всей этой истории действующая духом и силою истинных вдохновенных избранников Божиих, успела сразу внушить к себе столько доверия, что начальники, чувствуя близость избавления от врагов, напутствуют ее со столь облегченной душой: «ступай с миром, и Господь Бог пред тобою на отмщение врагам нашим!»
Глава IX
1–14. Молитва Иудифи.
1. А Иудифь пала на лице, посыпала голову свою пеплом и сбросила с себя вретище, в которое была одета; и только что воскурили в Иерусалиме, в доме Господнем, вечерний фимиам, Иудифь громким голосом воззвала к Господу и сказала:
1. Вретище» - ?????? - грубая траурная одежда, которую Иудифь носила сверх одежд вдовства. Та и другая одежды раздельно упоминаются далее: X: 3 ст. - По VIII: 5 вретище Иудифи было на чреслах ее, и, следов., под одеждами вдовства.
«Вечерний фимиам» - в отличие от «утреннего». Фимиам воскурялся два раза - утром и вечером (Исх X: 7–8). Приступая к молитве, Иудифь сбрасывает с себя вретище, показывая, что ее личная печаль по мужу отныне заглушается скорбью за Израиль, и что она целиком всю свою душу отдает этой скорби и жажде помочь ему, до положения жизни свой.
2. Господи Боже отца моего Симеона, которому Ты дал в руку меч на отмщение иноплеменным, которые открыли ложесна девы для оскорбления, обнажили бедро для позора и осквернили ложесна для посрамления! Ты сказал: да не будет сего, а они сделали.
2–14. Молитва Иудифи изливается с воспоминания знаменитого в истории ее предков деяния Симеона, (Быт XXXIV: 30), который вместе с другим сыном Иакова - братом своим Левием жестоко отомстил поругание своей сестры (Дины) Сихему и всем жителям города его. Воспомянув это событие с благородной гордостью и исповеданием правосудного всемогущества Божия (1–6 ст.) Иудифь переходит к настоящему бедственному положению своего народа, излагает горделивые и дерзкие угрозы и намерения ассириян на святилище и народ Божий, довольно верно и разумно видит в этих угрозах и намерениях как бы новое, подобное Сихемову, покушение на честь и целость достояния Божия (7–8 ст.), и подобно тому, как в деянии знаменитого предка ее, хитрость употреблена была в орудие отмщения беззаконной дерзости, так теперь в той же хитрости она видит приличнейшее средство для сокрушения дерзости врага и молит Бога, чтобы именно таким достойным путем помог ей прославить Его Имя и Силу Правосудия Своего над дерзкими посягателями на Его святыни (9–14 ст.).
Любопытно, что значение деяния знаменитого предка Иудифи - Симеона, так восхваляемого Иудифью, выступает по Бытию, XXXIV: 30 и XLIX: 5 и д. в совершенно ином освещении. По тексту Бытия, Иаков был очень даже возмущен поступком Симеона. И это не по боязни лишь за последствия столь жестокой расправы; если бы только опасения мести за убиение Сихема руководили Иаковом в неодобрении поступка Симеона, он, конечно, не вспоминал бы об этом поступке с тем же резким порицанием спустя много лет, когда всякая опасность миновала (во втором из указанных мест Библии). Очевидно, Иаков был и принципиально против поступка Симеонова, в котором он видел излишне жестокую месть, узкое самолюбие и напрасное бесчеловечие, особенно ввиду искреннего раскаянии, принесенного Сихемом [ 2 ]. Совершенно в другом освещении выступает дело Симеона по представлению Иудифи. Для нее это дело представляется, прежде всего, одним из достославнейших дел Господа, защитника невинных и карателя надменных угнетателей невинности. Симеон в данном случае являлся простым орудием правосудного гнева Божия и исполнял это предназначение помимо всяких личных интересов и узких соображений. И дело его - было не дело его одного , а всех ревнителей Имени Божия и славы Его, почему дальше имя Симеона и сливается со всеми - сынами, возлюбленными Богом, представителями коих в этом деле являлись Симеон и Левий. Спрашивается теперь, какое из приведенных двух освещений дела Симеона принять за более истинное и удобоприемлемое? Нам кажется, что то и другое вовсе не исключают друг друга и должны сохранять свою силу, взаимно друг друга восполняя и поправляя. В жизни нашей весьма нередки случаи, когда события и явления, по-видимому, совершенно обыденные и вращающиеся в сфере жизни одного известного лица, отражают на себе значение всеобщее, широкое и глубокое на все времена, для всех людей. К числу таких событий принадлежит и разбираемое дело Симеона, в полном своем значении и всестороннем освещении выступившее лишь к позднейшему времени.
Поступок «иноплеменных», вызвавших столь жестокую и заслуженную месть со стороны Симеона, представляется преступным нарушением ясно выраженного запрещения Божия: «Ты сказал: да не будет сего, а они сдепали» (2 ст.). В сообщении об этом поступке в вышеуказанном месте книги Бытия (XXXIV: 7) этим словам соответствует нечто подобное: «а так не надлежало делать». Быть может, оба эти выражения представляют свободный перифраз известного подлинного запрещения Божьего, внесенного во Втор XXIII: 17: «не должно быть блудницы из дочерей Израилевых…» Моисей, как автор не только Второзакония, но и Бытия, конечно, позволяет разуметь это запрещение и под глухо выраженной мыслью указанного места Бытия. Некоторые, впрочем, толкователи справедливо полагают, что это глухое выражение мысли о преступности поступка Сихема употреблено Моисеем неспроста и показывает его строгую применительность к воззрениям и состоянию повествуемого времени. Это время, может быть, еще и не имело ясного и прямого суждения Божьего по указанному вопросу, но руководствовалось лишь обычаем и
