возможно сблизить с учением о трех началах у Нуме–ния, которого, на основании Euseb. рг. ev. XI 18; 22,3 4, я никак не могу, вместе с М. Владиславлевым, Фил. Плот. СПб., 1868, 279—280, приближать к Плотину, даже хотя бы на основе общего филонизма, но вместе с П. П. Блонским, Фил. Плот. М., 1918, 326—327, отношу к стоическому платонизму, ср. в особ, отсутст¬вие «эпекейна» в первом начале, которое — тоже Нус, но — без примесей пифагорейских дуализмов иудейско–александрийского, ср. Eus. рг. ev. IX 6, 7, и, стало быть, Посидониева типа, и тогда понятно, почему Амелий до Плотина был в школе Нумения, Рог–phyr. v. Plot., с. 3, ср. 17), то вполне понятной оказывается попытка Амелия дать Плотинову ноологию в более расчлененной форме в аспекте именно интеллигенции.
2. Но если не Амелий, то во всяком случае Ямвлих ставит эту проблему принципиально. Ему принадлежит ясное разделение Нуса на ?????? ?????? и ?. ?????? (пассивный оттенок первого греческого термина и активный второго, хорошо представленные латинскими intellegibile и intellectuale, весьма трудно передать по–русски, не впадая в субъективизм и психологию; там, где не требуется большая точность, я везде переводил оба термина как «умное», но если нужно разделение, то первый я бы перевел как умный, или «умопостигаемый», второй — как понимающий, имея в виду специфичность акта понимания, или, лучше, как «понимаемый», ибо ноэрическая сфера Нуса отличается от поэти¬ческой исключительно только тем, что смысловой предмет первой заново рисуется и конструируется умно–алогическими средства¬ми во второй).
Эта дистинкция сразу обогащает и весьма существенно углуб–ляет понятие Идеи: отныне она уже не просто «равнодушное к своей определенности» Число, но именно некая определенность, некое сущее, и не только Сущее, но и понятое Сущее, Сущее в сознании, Сущее как сознание и сознание как Сущее. Отличие ноэрического момента Идеи от ноэтического—как раз в этой рельефности и новой сконструированности Сущего, возникшей от вмещения в нем инобытия, все еще умного же, и становления, все еще умного же (Damasc. рг. рг. 59, 67, 68, 99, 105, 113; Procl. in Tim. I 2305_u, 2328_H, 32 1 25 30) — С• H. Kirchner, D. Philos, d. Plot. Halle, 1854, 214, утверждает, что, по Ямвлиху, к Нусу, кроме двух указанных моментов, относится еще и тре^ тий — ноэтически–ноэрический. Однако единственный приводи¬мый им текст Procl. in Tim. I 307u— 309із допускает и другое толкование, принимаемое, между прочим, у Zeller, III 2, 731, прим. 3. То же начало, которое у Ямвлиха является подлинно третьим, есть уже дуиіа, т. е. Плотинова третья ипостась. Стало быть, достоверна у Ямвлиха только ноэтически–ноэрическая структура Нуса. Необходимо добавить, что обе сферы Нуса у Ямвлиха получают триадическое строение. Ноэтическая сфера дает «отца», «потенцию» и «Нус», или — «наличность» (гипарк–сис), потенцию наличности и мышление («ноэзис») потенции (или «энергию») (Damasc. 54, 120), т. е. чистая «онтическая сущность», еще не имея структуры понимаемой сущности, в свою очередь может быть дана 1) сама по себе, 2) в ста¬новлении и 3) в аспекте результата своего становления. А так как эти три момента неразделимы, то можно всю эту триаду рас¬сматривать в свете каждой из трех категорий и, таким образом, получится три интеллигибельных триады (Procl. in Tim. I 308? слл., Damasc. Ill, 120). Приблизительно тоже три триады содер¬жится и в интеллектуальной сфере (тот же текст из Прокла), причем третья триада, по–видимому, трактуется как гебдомада — путем утроения двух последних членов. Ноэтическая сфера есть область парадейгм, ноэрическая — идей, а последний член ноэри–ческой гебдомады является демиургом (иначе Kirchner, с.о., 214).
3. Феодор Ассинский, по–видимому, фиксирует более уверен¬но основную триадичность Нуса, говоря об интеллигибельной сфере (триаде), об интеллектуальной триаде (1. бытие, 2. мыш¬ление, 3. жизнь) и о демиургической триаде (1. обладающее бытием, 2. обладающее мышлением, 3. «источник душ») (Procl. in Tim. II 27418__2?)» причем получается у него три демиургических триады, последние члены которых называются платоновским именем автозона. Однако выявление проблемы единства в ин–теллигибельной сфере приближает эту последнюю скорее к сфере Прокловых генад, в демиурге же недостаточно подчеркивается момент идейный. Поэтому не Феодора, а скорее Сириана я бы считал установителем деления Нуса на жизнь, бытие и Нус в узком смысле (in Met. 973а 12 слл.), хотя это деление проводится им только в сфере интеллигибельного мира, общий же Нус содер¬жит кроме интеллигибельного интеллектуальный и психический мир (Procl. in Tim. III 24725слл.), и, стало быть, основная триада Нуса — не насквозь ноологична.
4. Только Прокл завершает и окончательно уточняет тради¬цию неоплатонизма в трактовании Нуса. У него основное деле¬ние — на интеллигибельную триаду (сущее), интеллигибельно–интеллектуальную (жизнь) и интеллектуальную (Нус), от каковых — стало быть, чисто умных конструкций — зависит последняя триада, стоящая на границе между чисто умным и чувственным: парадейгма, демиург, идеи (см. выше прим. 65, тексты в прим. 57, 75). Весьма важны разъяснения к этому у Damasc. § 136, 160, 188, 201, 204, 240, 242, 244, 249, 266, 267, 299, 320 и мн. др. Таким образом, последняя вершина неоплатониз¬ма — Прокл —дает такой анализ Идеи: она есть 1) чисто смыс¬ловая «онтическая сущность», данная как результат своего соб¬ственного внутрисмыслового становления (интеллигибельная триада — «сущее»), 2) погруженная в инаковость вне–самостно–го и вне–смыслового, хотя все еще умного, становления (интелли¬гибельно–интеллектуальная триада — «жизнь») и 3) данная в своем полном отождествлении с этим последним, так что с «су¬щего» снята здесь (по–гегелевски: «снимать план») вся его умно¬жизненная, интеллектуально–алогическая структура, картин¬ность и рельефная сконструированность («нус» в узком смысле, эйдосы — как смысловые изваяния в отличие от абстрактно– онтических положенностей просто «сущего»), причем 4) вся эта полученная умная картинность смысла соотносится еще раз с инобытием, на этот раз уже не умным, а чувственным, и в своем отождествлении с ним дает уже не просто эйдосы, хотя бы и картинно изваянные, но — символы, имена (парадейгмо– демиур–гийная триада); 5) эти сущно–жизненно–умно–парадейгмо–де–миургийные символы даются, кроме того, как интеллигенция, т. е. как то, что само себя полагает для себя же, так что оно само для себя и свой субъект и свой объект и тождество того и другого, откуда символы становятся мифами, личностями и прежде всего богами и затем, в порядке нисходящей диалектики, — демонами, героями и людьми. Так, начавши с отвлеченнейших и тончайших построений диалектики, Прокл вновь приходит к наивной живой действительности, — этих вот наивных и хрупких, или величест¬венных и вечных, но всегда живых и простых вещей и существ. Действительность наивного опыта опять водворяется во всей пестроте и непосредственности, но водворяется как разум¬ное видение, как смысловой лик, как выраженный смысл, как разумеваемая природа.
с) В–третьих, эволюция неоплатонизма привела к выявлению^ ономатической природы Идеи– Чтойности. Имя сущности есть ее смысловая, умная энергия. Она неотделима от сущности и поэтому есть сама сущность, но она отлична от сущности, и поэтому сущность не есть ее энергия. Ономатизм, как мы видели (выше, IIId), заложен вполне определенно уже в платоновском термине «идея». Сочинение de myst. A eg., принадлежащее если не Ямвлиху, то его школе, дает углубленную диалектическую и теургическую концепцию имен (VII 4 и сл., ср. о статуях и эйдолах — III 28 слл., как у самого Ямвлиха, Phot. cod. 215), завершителем чего является опять–таки Прокл, давший система¬тическое учение об имени (см. прим. 65, 66), кажется никем ни¬когда не превзойденное. Ономатизм у Прокла помимо теургии, магии и молитвы есть лишь необходимый результат диалектики; и, след., поскольку диалектический переход предполагает триаду (одно, чтобы быть, должно отличаться от другого и затем отож¬дествляться с ним), т. е., прежде всего, меональную инаковость, — ономатизм этот есть лишь диалектически развитое учение о мео–нальных переходах, т. е. о явлении сущности. Именно беря Одно как начало диалектического пути и сопрягая его с его инако–востыо, с его алогическим становлением, мы получаем разделен–ность одного, или число, числовую структуру идеи. Полагая число и, след., противопоставляя его же инаковости, мы получа¬ем, при их отождествлении, сущее. Полагая сущее, т. е. сначала противопоставляя его некоей новой инаковости, а потом отож¬дествляя их, беря общее им обоим, получаем эйдос, целостно–раздельно–координированное сущее. И наконец, полагая эйдос, получаем в результате обычного триадизирования символ^ или имя. Таким образом, имя у Прокла есть система шести друг на друга налагающихся и друг друга порождающих сфер: 1) верх¬няя — символическая, «средняя» между умным и чувственным; 2) эйдос — как уже чисто умная конструкция; 3) алогическое становление, приведшее к конструкции целостного эйдоса; 4) «сущее» — «оптическая сущность», алогическое становление ко¬торого дало эйдос; 5) число, числовая изваянность и структур¬ность «сущего», давшая ему необходимые для него категории —тождества, различия, покоя, движения и сущего, т. е. смысловая потенция самого «сущего»; 6) та абсолютно неразличимая, апо–фатическая точка отождествления всех этих сфер, та абсолют¬ная единичность имени, которая содержит все в себе в неразвер¬нутом виде и есть как бы универсальная потенция и
