отвечает: теплота не есть пирамида, но — сила (потенция), разделяющая при помощи остроты углов и тонкости сторон; холод сам по себе не есть фигура, но — потенция некоей фигуры. Поэтому противоположны потенции тепла и холода, а не их фигуры; противоположны потенции в фигурах. Противоположные пирамиде потенции имеет то, в чем — тупые углы и толстые стороны. Тут, как видим, обычное у Симплиция и Прокла противопоставление физического тела стихии и ее пространственной организации (что они называют ??????, ?????????, ???????{302} и пр.). Спросят: как же это может быть, что потенции фигур противоположны, а то, что появляется в результате этих потенций, самые фигуры, не противоположно? Дело в том, разъясняет Симплиций, что потенции не существуют в зависимости от фигур. Ни толстое и тонкое, ни малоподвижное и удобоподвижное не суть различия фигур как таковых. Даже острое и тупое в углах не есть различие в фигурах как таковых, если, конечно, сам угол не есть фигура. Фигура есть уже определенная, сформированная конструкция пространства. Принципы же, по которым строится это пространство, есть нечто совсем иное; и нет ничего абсурдного в том, что принципы — противоположны, а результат их действия не подчиняется этой противоположности.
XV. Arist. 307b 10—19= Simpl. 670—671. Последний аргумент Аристотеля таков: некоторые утверждают, что холодное имеет большие части благодаря сдавливанию и непрохождению через поры, откуда следует, что теплое, наоборот, легко распространяется, по тонкости своих частей, и, таким образом, теплое и холодное различаются между собой величиной своих частей, а не фигурами. И далее, если есть неравные пирамиды, то большие пирамиды не суть огонь, а фигура эта не есть причина жжения, но наоборот. Симплиций (Прокл) отвечает на это. Стихии простых тел определяются не только величиной, но и тонкостью и толщиной, остротой и тупостью, удобоподвиж–ностью и неудобоподвижностыо. Пусть эйдос их один и тот же; конкретные свойства их не просто характеризуются одной величиной. Следовательно, приходится признавать значение фигур, в которых все эти свойства воплощаются.
Вся эта весьма поучительная полемика Платона, Аристотеля, Прокла и Симплиция неопровержимо свидетельствует, что учение о фигурных стихиях в платонизме есть не что иное, как учение о разной организации пространства. Мы видим, как в противовес Аристотелю, видящему в фигурах Платона то геометрические построения, то физические тела, Прокл и Симплиций выставляют, во–первых, абсолютную физичность этих стихий, однако, во–вторых, строжайше отличают эту физичность от цельно–окачество– ванных тел; это ¦— «семя», «потенция» цельного тела, а не оно само. Но тогда что же это, если не пространство? Такой вывод — необходимый результат изучения неоплатонической литературы.
11. Чтобы формулировать восьмое основоположение античного космоса, необходимо принять во внимание еще одно учение, относящееся к структуре пространства. По взглядам Платона, «земля» покоится в центре вселенной, т. е. в центре вселенной — однородное и неподвижное про–странство. Ее облегают в виде концентрических слоев (ибо шар, т. е. правильная кривизна, диалектически необходим) «водное», «воздушное» и «огненное» пространства, т. е. пропорционально убывающее по своей разреженности пространство. Ясно, что во всей этой концепции мы видим в основе абсолютное доверие непосредственной чувственной интуиции. Почему «земное» пространство неподвижно и почему однородное пространство есть именно земля? Потому что, думает Платон и почти вся Греция, мы видим, что земля устойчива. Почему «водное» пространство более разреженно и более подвижно? Потому что мы видим воду именно такою. Почему воздух еще легче? Потому что мы видим, как он сам поднимается кверху. Также мы видим, как вращение неподвижных звезд обладает точной закономерностью, в то время как взаимное расположение их остается неизменным. Значит, огонь движется еще легче, еще правильнее, еще быстрее. Отсюда, наконец, и восьмое основоположение космоса.
Восьмое основоположение. Пространство космоса представляет собою обусловленную смысловой картиной эйдоса троякую неоднородность, расположенную в виде концентрических слоев вокруг одного центра, пространство которого однородно [303] .
17. КАТЕГОРИИ ВЫРАЖЕНИЯ ВРЕМЕНИ, ВЕЛИЧИНЫ И МАССЫ
Остальные категории не представляют столь больших диалектических трудностей, так что могут быть рассмотрены гораздо короче. Однако ради ясности и стройности просмотрим и здесь все категории систематически.
1. Итак, речь теперь идет о времени космоса. Время тетрактиды Л, равное вечности, содержит категорию единого. Инобытийно напряженное время тетрактиды В содержит в себе, следовательно, хотя бы один момент меональ–но–движущегося времени. Далее, эйдетическое время есть различие и тождество. Это значит, необходимо признать также и другой момент времени, т. е. уже два различных момента протекания, причем они между собой также и тождественны. Последнее должно быть выражено также средствами времени. Подобно тому как третья точка (помимо двух конструирующих различие) создавала координаты и, следовательно, конструировала в пространстве самотождественное различие, так третий момент времени (помимо двух первых моментов, дающих различие во времени) дает возможность сравнить первоначальный промежуток времени с прочим временем и, стало быть, конструирует самотождественное различие во времени. Однако, чтобы было именно тождество, необходимо повторение первого промежутка, так что третий момент во времени будет началом повторения первого промежутка. Тут также можно оперировать геометрическими фигурами времени, и античная мысль далеко не чужда их. Равным образом время космоса и покоится, будучи везде однородным, и движется, имея везде разную скорость. Физико– геометрической картиной этого неоднородного в смысле времени космоса является знаменитая так называемая гармония сфер. Что такое «гармония сфер» и в чем ее подлинный смысл?
Прежде всего, представляли себе, что вокруг неподвижной земли расположено концентрически несколько слоев инородных пространств. Представляли, далее, себе, что всякое такое пространство имеет свое собственное время и движение. Для мысли стояла задача раскрыть, каково же взаимоотношение этих сфер между собою. Если бы удалось определить точное расстояние от земли всех этих сфер, то тем самым удалось бы найти и скорость движения сфер вокруг земли. Но так как пространство этих сфер везде разное, то и само понятие скорости и движения, т. е. само понятие времени, окажется везде разным и, собственно говоря, нельзя будет начертить всех орбит этих сфер, так как всякий чертеж мы приготовляем в условиях однородного пространства. Тем не менее чисто математически такие пространства и времена, такие скорости вполне мыслимы, и Платон их теоретически выводит так же, как нынешний математик, независимо ни от какого опыта, выводит формулы для самых разнообразных пространств, для мнимых объемов и их тел и строит свой векторный и тензорный анализ. Разница только в том, что нынешняя математика по существу своему аналитична, античная же по существу своему геометрична и даже соматична. Отсюда, пифагорейцы и платоники понимают числа не как функции, а как некие идеальные и вещественные тела. И когда заходила речь о разности пространств, то с числами оперировали как с видимыми и слышимыми телами, ставя их в ту или другую физико–геометрическую или диалектическую, но всегда наглядную связь.
Так и здесь, в «гармонии сфер», желая дать представление о разности и неоднородности времени в разных сферах, Платон пользуется общепифагорейской диалектикой числа, по которой роль первого начала тетрактиды играет единица, роль второго — двойка, роль третьего — тройка и роль четвертого — четверка. Если в самом «Тимее» об этом говорится весьма глухо («От всего [демиург] отделил одну часть, потом двойную часть первой, далее, в качестве третьей части — полуторную часть второй и тройную первой, затем, в качестве четвертой — двойную второй», 35b), то полное разъяснение этого находим у Прокла. Тот, кто изучил этот огромный комментарий Прокла к «Тимею», занимающий несколько сот страниц, невольно должен признать, что «Тимей» предполагает весьма продолжительную и детальнейшим образом разработанную традицию, так как весьма важные вещи затронуты в нем очень глухо, а тем не менее они требуют друг друга, совпадая в неожиданных деталях. Или Платон плохо изложил свою непродуманную систему космоса, и тогда нужно считать чудом, что почти через тысячу лет после этого Прокл так складно сумел объяснить всю эту громаду странных ухищрений и натяжек. Или же надо предположить, что Прокл представляет собою естественное развитие стройного и определенного ядра, заложенного в «Тимее», и тогда необходимо признать, что Платон дает в «Тимее» не просто произвольно выдуманные числа и конструкции, но весьма строго и подробно разработанную систему космоса, и только весьма интенсивная и
